Созвездие гончих псов

Я собрал необходимые предметы — старую шахматную доску, привезенную одним моим другом из Китая, ключ от какой-то давно забытой двери, хранящийся в моем кабинете как раз для таких случаев, стеклянный шарик со снегом, уместившийся в кармане моего пальто, а также коробку шоколадных конфет и бутылку коньяка. Будем играть в хорошее воспитание и изысканные манеры.

Но остатки книги все-таки следовало убрать, и идя к двери, я на секунду задержался и щелкнул пальцами, чтобы увидеть, как бумага в корзине загорается и распадается на отдельные крупицы пепла.

II.

Конечно, не смотря на общий источник сил, определенные преимущества у Высших есть, и одним из них является возможность находиться в нескольких местах одновременно. Мне вот, например, приходится подыматься, идти куда-то. А мои будущие собеседники при этом, помимо цели моего похода, могут сидеть где-нибудь у себя — один в карпатских горах, другая в Уэльсе, скажем. И при этом оба, конечно, еще и в Австралии, где сейчас и разворачивается все действие. Лично мне туда нельзя — в пещере меня не ждет ничего хорошего, кроме старых воспоминаний и большой опасности, я же слишком дорожу своей жизнью.

Итак, я открыл дверь. Нет, сначала я, конечно, сделал тайный жест ключом. И, благодаря этому, когда я потянул дверь на себя, за ней оказался не коридор моего дома, а другое измерение — астрал, или как вам еще угодно будет его называть.

Астрал я тоже не любил. Уж слишком беспорядочно он выглядел. Конечно, любая сильная магия выглядит так же. Но использовать — не значит любить, и я поморщился, входя в прохладное и пестрое пространство. Шарик моем в кармане сжался и затрещал, я ощутил это физически. Он был нужен для того, чтобы защитить меня от губительного воздействия астрала. Причин этого не знают даже самые старые маги, но только для этой цели годится любой шарообразный предмет, лучше стеклянный. Возможно, суть была в идеальной форме, возможно, в чем-то еще. Шар всегда был магическим и таинственным предметом.

Оставалась шахматная доска. Я, прошептав пару слов, вынул ее из-за пазухи, и, стараясь не уронить конфеты и коньяк, поставил на воздух перед собой. Доска, как ни в чем не бывало, зависла. Потом астрал немного замерцал, и сквозь мою доску стала проглядывать другая — вроде бы такая же по размеру, но в то же время намного больше. Я бы даже сказал, несоизмеримо больше. Сбоку от доски зависли прямо в пространстве два кресла и столик с бокалами и еще чем-то. В креслах сидели те, к кому я собирался обратиться за информацией.

— Разрешите? — начал я, обходя доску (прямо по воздуху, здесь это было в порядке вещей) и ставя на столик свои скромные дары.

Сидящая справа дама в строгом сером платье кивнула, не отрывая взгляда от доски, на которой двигались фигуры:

— Разрешаем.

Тот, кто сидел слева, отреагировал тоже довольно лаконично. Взяв в руки бутылку, он бегло осмотрел ее и заметил:

— Мог бы принести чего получше, Матонви.

— Что было под рукой, — ответил я, создавая себе кресло — такое же, как и у собеседников.

Пару минут (здешних минут) мы молчали, напряженно глядя на доску. Свою доску, кремового цвета клеточки которой, изготовленные из слоновой кости, перемежались с клетками из малахита, видел только я — однако основная доска и фигуры были общими для всех.

Основная доска представляла собой нечто вроде стилизованной карты. Австралийские мотивы угадывались невооруженным глазом — Высшие любят обыгрывать особенности своей игры (прошу прощения за тавтологию) такими вот мелкими деталями.

Фигур было много. Чтобы разглядеть, кого именно они изображают, нужно было либо наклоняться, либо брать их в руки, и я предпочел этого не делать, тем более, что большинство из них я знал. Меня интересовали центральные четыре фигуры, а также те, кто находился к ним наиболее близко.

— Итак… — первым откинулся на спинку кресла сидящий слева. — Зачем ты хочешь вмешаться в игру, Матонви?

— Уже вмешался, — я махнул на единственную, наверное, большую фигуру на доске — черного дракона, находившегося как раз в опасной близости от центральной четверки. — У меня здесь старые счеты. И, кстати, я немного посвятил главных героев в то, что происходит. В плане того, что им предстоит не только выбраться из лесов и прерий.

— Опять, — дама справа с неудовольствием взглянула на меня сквозь свои очки. — Ну почему вы так любите в это лезть и все портить?

Вот об этом я и говорил. Ну кому такое понравится? И я отвечал:

— Дети имеют право знать, во что вы их втянули. Я не говорю о тебе, Игрок, ты у нас моралью особо не связан. Но тебя, Гортензия, я решительно не понимаю. Все то, что подразумевает игра — насколько оно сочетается с принципами Добра?

— Матонви Друрбин. — Гортензия приняла выражение лица человека, которому предстоит необходимая, но крайне неприятная процедура. — Ты здесь для того, чтобы поучать меня? Или ты считаешь, что ты эти принципы знаешь лучше меня?

— Нет-нет, я, конечно, все помню, — я иронически взглянул на собеседницу. — Цель всегда должна вести к Добру. Но, может быть, иногда стоит уделять внимание и средствам?

— Ключевое слово — иногда, — кивнула Гортензия. Надо же, мы тоже способны на сарказм. — Но уж точно не в данном случае. Ты прекрасно знаешь, что есть цель игры.

Знаю, конечно. Если уж совсем начистоту, то весь мой путь к тем вершинам магии, которых я достиг ныне, начался именно в такой же игре, множество лет назад. И пусть Высшие относятся к нам снисходительно — они нас, можно сказать, и создают. Не все, конечно, кто проходит через испытания игры и остается живым, связывает свою последующую жизнь с чародейством — но все-таки тем, кому уже приоткрылась часть завесы, закрывающей мир потустороннего, сложно отказаться от всего этого и зажить жизнью обычного человека.

А еще, если вспоминать самые корни, то нельзя забывать и о том, что помогал (хотя помощь эта порой и напоминала навязывание своей воли и своих правил) мне и тем, кто был со мной, тогда, в те далекие дни. Тогда Гортензия носила другое имя, да и выглядела иначе… Но суть была той же — строгая дама, у которой все учтено и не должно быть никаких случайностей и отступлений от правил. Именно поэтому, наверное, мое вмешательство Гортензии так неприятно. Что до Игрока, то тому все равно — лишь бы побольше хаоса и деструктивных начинаний. Сейчас он тоже не вмешивался, с легкой усмешкой наблюдая за нашей с Гортензией словесной дуэлью.

— Знаю. Помню. Все помню, — я кивнул. — И — до сих пор — считаю игру занятием, совершенно не совместимым с моралью.

— Видишь ли, Матонви… — Игрок отхлебнул из бокала (кажется, там было шампанское) и взглянул на меня, сверкнув глазами. — У Добра не всегда есть выбор. Если они прекратят играть по моим правилам — я начну раскручивать игру единолично. Думаю, ты достаточно хорошо представляешь, что тогда начнется.

— Ты хитро все сделал, — согласился я. — Но сколько уже идет игра? Неужели за эту вечность у Добра не было шанса изменить ситуацию? Они тоже явно получают от нее удовольствие… Возможно, не отдавая себе об этом отчета, но все-таки.