Созвездие верности

– Да, бывали у нас утречки вроде сегодняшнего…

– Зато мы тогда накопили много денег…

– Ага, пока нас не уволили из-за тебя.

– Я не виноват! – воскликнул Зеб и прыснул со смеху.

– Как же! А кто тогда издевался над бедной миссис Вильямс?..

– Она плохо поступила с тобой – ты ловила крабов на ее участке ручья, и за это она отняла у тебя башмаки и деньги на карманные расходы.

– То был день не из приятных, – нахмурилась Румер. – Пришлось обойтись без мороженого.

– Видишь? Я просто заступился за тебя.

– Но незачем было осквернять ее газету.

– Говорит Дорогая Эбби…

Румер сдержала улыбку: чтобы поквитаться с миссис Вильямс, Зеб начал писать в ее газете разные послания. Он отыскивал колонку «Дорогой Эбби», пририсовывал облачко к ее картинке и оставлял в нем советы собственной выпечки: «Возлюби ближнего своего», «Плохой день? Оставь свои проблемы при себе», «Да, у тебя головная боль, тебе плохо: но не стоит срываться на других» и, наконец – тот, за который их уволили, – «Гори, детка, гори».

– Что самое удивительное, она ведь довольно долго не жаловалась на наши проделки, – сказала Румер.

– Может быть, она думала, что эти облачка на самом деле были частью колонки «Дорогой Эбби». Я очень старался, чтобы все выглядело по-настоящему.

– Нет же, она знала!

– Возможно, ты и права. Наверное, ей нравилось внимание со стороны. Понимаешь, да? Кстати, она еще живет здесь?

– Она умерла, Зеб. Уже лет пятнадцать назад, если не больше.

– Черт! – Зеб бабахнул кулаком по столу. – А я-то думал попросить у нее прощения.

– Похоже, ты опоздал самую малость…

– Не сыпь мне соль на рану, Ларкин…

Несмотря ни на что, они улыбнулись и почтили молчанием память старой миссис Вильямс. Зеб поднялся и пошел еще раз наполнить их чашки чаем и горячим шоколадом. Вернувшись, он чокнулся с Румер.

– Хорошо, – сказал он.

– Что хорошо?

– Теперь я готов рассказать тебе, в чем, собственно, дело. То есть зачем я устроил эту встречу.

– Тебя послушать, так мы как будто шпионы, у которых тайная явка.

– В этом есть доля истины, Ларкин. Я хочу, чтобы ты побыла плохим парнем.

– Плохим парнем?

– Ну, образно, конечно… Думаю, это скорее будет похоже на игру хороший полицейский/плохой полицейский.

Она устало вздохнула:

– Зеб, не тяни резину.

– Ладно. Это насчет Майкла. Ему нужно помочь…

– Он не заболел? – у нее екнуло сердце.

– Наш бросивший школу мудрец здоров как лось. Порой мне хочется схватить его за шкирку и потрясти как следует, а иногда усадить на диван и заставить его объяснить мне, что же я сделал не так.

– Ну, и что тебе мешает?

Словно желая все обратить в шутку, Зеб попытался улыбнуться. Но это ему не удалось.

– Знаешь, Ру, я боюсь услышать то, что он мне скажет. Что у него самые эгоистичные в мире родители и что я не уделял ему достаточно своего внимания…

– Если ему надо высказаться, – спокойно заметила Румер, – то тебе лучше собраться с силами и выслушать его.

– Спасибо! Какой замечательный совет, вы только подумайте…

– Пожалуйста, Зеб. Но если тебе или Элизабет опять потребуется союзник в войне с Майклом, то советую искать его где-нибудь в другом месте.

Он резко отодвинулся от стола, чуть не опрокинув свое кресло. Она заметила вспыхнувший гнев в его глазах, глубокую складку меж бровями, сжатые кулаки, но не подала виду.

– Зеб, – попросила она мягко. – Сядь.

– Забудь. Я, видно, ошибся. Решил, что…

– Нет, ты не ошибся. Особенно если это касается Майкла. Что я могу для него сделать?

Зеб неохотно опустился обратно в кресло. За последние пять минут его лицо переменилось так, словно его до смерти измучили переживания. Он выглядел уставшим, поверженным и постаревшим лет на десять. Морщины в уголках его глаз и рта прорезались еще сильнее; он стиснул губы в струнку.

– Я хочу, чтобы он пошел в летнюю школу, – сказал он. – Знаю, что в Блэк-Холле есть такой курс – слышал краем уха, как Майкл разговаривал с Куин. И, кстати, твой отец подкинул мне эту же идею. Наверное, в глубине души я надеялся, что приезд сюда пойдет Майклу на пользу. Что Сикстус возьмет его под свое крыло.

– Но он скоро отправляется в плавание, – пробормотала Румер.

– Да, – чуть громче сказал Зеб, наблюдая за ее реакцией.

Румер пожала плечами, чтобы отбросить волнение и сосредоточиться на Майкле.

– В общем, поскольку отец уезжает, ты ждешь помощи от меня, правильно?

– Да. Ты нравишься Майклу: когда он пришел домой после прогулки на твоем коне, я просто не узнал его – парень был безумно счастлив. Думаю, он поговорит с тобой… и еще я надеюсь, что пойдет на все, чтоб ты гордилась им.

– Но как же вы с Элизабет?

– Сейчас он для нас потерян, – вздохнул Зеб. – Я не могу тебе толком ничего объяснить, и от этого мне еще хуже, но он не хочет иметь с нами ничего общего. За прошедшие годы, похоже, мы здорово подвели его. Мы занимались каждый своими проблемами, а мальчишка рос сам по себе…

– Это не только ваша проблема. В Америке полно таких семейств, где дети несчастны.

Зеб замер. Он покраснел, но его голубые глаза были яснее чистого неба.

– Он ребенок родителей, которые никогда не любили друг друга, – тихо ответил Зеб, и Румер ощутила, как спина у нее покрылась мурашками. – Согласись, такие условия – не лучшая обстановка для взросления единственного сына…

– Зеб, – она подняла ладонь, словно защищаясь и не желая слышать его слова о неудачном браке с Элизабет.

– Никогда, Румер! – возразил он. – Никогда, с самого первого дня! Это была ошибка…

– Прекрати! – крикнула она. – Мы сейчас говорим о Майкле! Он живой человек, он не ошибка, неужели ты не понимаешь? При чем здесь мальчик, которого родили люди, не любившие друг друга?

На них стали оглядываться покупатели и посетители бара. Оттого, что Зеб смотрел ей прямо в глаза, у Румер расшалилось сердце. Будто намереваясь взять ее за руки, он начал медленно возить ладонями по столу. Их указательные пальцы соприкоснулись, и она отпрянула. Опять удар током!