Созвездие верности

– Румер, прошу, выслушай меня, – сказал Зеб. Но в ответ она замотала головой.

– Я обязательно помогу тебе с Майклом, – спокойно сказала она. – Чем угодно. Я знаю, что мой отец поступил бы так же. И кстати, ты знал о его планах?

Зеб открыл рот, словно раздумывая над тем, чтоб перевести беседу обратно на тему о Майкле. Но потом решил, что не стоит, и признался:

– Да, со вчерашнего дня. Он сказал, что не будет трезвонить об этом, пока не обсудит все с тобой.

– А ты случайно не подначивал его? – спросила Румер. – Потому что мне бы очень не хотелось этого.

Зеб сухо рассмеялся.

– Будто он стал бы меня слушать; да и ни к чему мне его подначивать. Он сам принял решение, Румер, – это его миссия.

Она покачала головой.

– Я знаю, что он любит море и тоскует по родным местам. Но чтобы он вот так взял и поплыл в Ирландию через Канаду… Это же безумие!

– Как и полеты на Луну, – кивнул Зеб. – Но ведь люди туда летают.

– Тебе не кажется, что это плохой пример? У астронавтов есть оборудование, поддержка…

Словно размышляя над ее словами, Зеб с минуту помолчал, а потом сказал:

– Твой отец ничем не отличается от них. У него есть отличный парусник; и он сможет заручиться твоей поддержкой… с твоего согласия, разумеется.

– Не дави на меня, Зеб. Я еще пока не готова разлучаться с отцом. Я пришла сюда только затем, чтобы узнать, чего ты хотел… И я скорее продолжу чтение записок из ящика, нежели стану рассуждать о том, как мой отец пересечет Атлантику на своей «Клариссе».

– А, этот ящик, – Зеб вдруг помрачнел.

– Сколько же тут наших старых знакомых, – улыбнулась Румер, перебирая бумажки и вспоминая прошедшие времена, когда они с Зебом тоже оставляли здесь записки друг другу.

– Смотри-ка, – сказал Зеб. – Вот наши инициалы, что я вырезал ножом. – Он начал водить кончиками пальцев по дубовой крышке, поглаживая буквы ЗМ + РЛ. И у Румер снова по коже побежали крохотные электрические разряды, как будто он трогал ее, а не стол.

– Дети по-прежнему пользуются этим ящиком, – сменив тему разговора, сказала Румер.

– По-прежнему – и навсегда. – Зеб запустил руку в ворох бумажных обрывков. – Ага, вот: «Пойдешь во вторник на пляж смотреть кино? Я принесу одеяло и что-нибудь от насекомых., а ты приноси себя.»– Они немного посмеялись.

– Да, в этом ящике полно летней любви, – сказала Румер, и неприятная дрожь снова вернулась к ней.

– Летняя любовь – штука сложная. И изменчивая, как море. То прилив, то отлив…

– Почему? По-моему, совсем наоборот – ведь это солнце, счастье…

– Потому и сложная, Румер. Она оторвана от реальности. Люди влюбляются на пляже, но они не могут унести с собой в зиму песок и море. Это отнюдь не просто. А зачастую даже невозможно.

Румер закрыла глаза. Зеб и Элизабет? Или он имел в виду их детские отношения? Лед растекся у нее по жилам. Ей хотелось замять эту беседу и покончить с этой встречей. Она уже собралась сделать последний глоток чая, как услышала шлепанье босых ног по деревянному полу «Фолейс».

– Вон, смотри – ветеринар!

– Точно, это доктор Ларкин, она делает уколы нашему псу.

– Скажи ей!

Оглянувшись, Румер увидела девчонку, на всех парах летевшую к их столику. Влажные каштановые волосы развевались у нее за спиной, ее рот был открыт в немом отчаянии, а следом за ней поспешали еще трое десятилетних ребятишек. Румер уже встречала их на пляже и узнала девочку, это была Алекс, дочка Джейн Ловелл.

– Доктор Ларкин, там раненый поморник!

– Что с ним, Алекс?

– Мне кажется, он проглотил что-то острое. Он задыхается, и у него из клюва идет кровь.

– Где? – Румер кивнула Зебу и быстро зашагала к выходу из магазина.

– На кладбище. Мы пошли туда, чтоб рассказывать страшилки под дождем; и вот мы сидим под большим деревом, там, где земля посуше, как вдруг из могил раздается этот ужасный звук…

– Я подумала, что это привидение, – сказала другая девчонка.

– Ларкин, на велосипед, – Зеб догнал ее, снял свой дождевик и набросил ей на плечи. – Давай.

Румер пошла за Зебом к стоянке для велосипедов. Дождь из ливня превратился в теплую морось. От прогулок по скалам и пляжам у нее ныли ноги. Зеб выкатил велосипед к дороге, и она, как в детстве, как в юности, взобралась на раму, а он ухватился крепко за руль и начал крутить педали, направляясь к железнодорожному мосту.

Их лица находились близко-близко, а его дыхание согревало ей ухо. В его руках ей было надежно – и ужасно страшно. Она закрыла глаза и сосредоточилась на том, чтобы не свалиться в какую-нибудь лужу.

По правую сторону высился лес, и, подъехав к грунтовой дороге, Зеб повернул на нее. Колеса велосипеда крутились у них под ногами, взбивая комья грязи и отбрасывая мелкие камушки. Под нависшими над ними пышными кронами кленов и дубов дождя совсем не было. Они добрались до поляны с небольшими зелеными холмиками, на которых были повсюду раскиданы надгробные камни.

Следом за ними на кладбище примчались дети.

– Сюда! – крикнула Алекс Ловелл, покатив к низкому холму, где высился огромный умирающий дуб, на ветвях которого уже давным-давно не росли листья. Румер спрыгнула на землю, а Зеб оставил велосипед в траве на обочине.

Вдвоем они взбежали наверх, и Румер ошеломленно выдохнула от душераздирающего зрелища, представшего ее глазам. Крупный поморник лежал на боку, из его клюва и раны на горле текла кровь. Сначала Румер подумала, что птица мертва, но вдруг она стала трепыхаться, жалобно крича и пытаясь выплюнуть застрявший в горле предмет. Поморник бил по земле своими большими черно-коричневыми, с белой оторочкой, крыльями, будто пытаясь взлететь, но сил у него явно не хватало. Каркнув словно ворон, он закашлялся и затих, тяжело дыша.

– Вы спасете его? – заплакала Алекс.

– Почему он так бьется? – надтреснутым голосом спросила ее подружка. – Что-то порезало ему шею.

– Не мешайте мне, хорошо? – похлопав девчушек по плечам, сказала Румер. Она понимала, как больно им было видеть мучения птицы. Дрожа и хлюпая носами, девчонки отошли под ветви дуба.

Румер перевела взгляд на Зеба. Он затравленно глядел на поморника, а в его глазах отражался страх; она вспомнила, что в детстве он не переносил вида крови. Он перевел дух и повернулся к Румер: