Созвездие верности

– А ты думал, что я не буду? Что я вычеркну всё это из памяти напрочь?

– Да, Румер. Особенно после всего, что я сделал…

– Расскажи-ка мне лучше о земных новостях, – перебила она его. – К примеру, о работе, которая заменит тебе полеты.

Он вспомнил снимки, которые изучал днем, и отчет, составленный для лаборатории в Калифорнийском политехе.

– Сегодня я просмотрел кое-какие фотографии. Спутники НАСА обнаружили ледовый щит. В северной части России.

– И они хотели, чтобы ты расшифровал эти фото?

– Да.

– Что такого необычного во льде? К тому же на севере России – наверное, там всегда сплошной лед.

– Но не так, как сейчас, – тихо ответил Зеб.

Во дворе внизу зашуршали ветви кустов. «Какое-нибудь животное ползет сквозь заросли», – подумал Зеб. Видя то, как Румер склонила голову набок и с интересом слушала звуки, которые издавал неведомый зверь, он скрепя сердце решил поведать ей все остальное, не переставая спрашивать себя, зачем вообще завел разговор на эту тему.

– Дело в том, – продолжал Зеб, – что на снимках видно четыреста тысяч тюленей, попавших в ледяную ловушку.

– В ледяную ловушку? – ахнула Румер. – Столько тюленей?!

– Да.

– Но как это произошло? А в России знают об этой беде? – она расстроилась не на шутку.

– Их путь в Баренцево море был заблокирован. Из-за невероятно сильного ветра на северном выходе из Белого моря образовался ледовый затор… тюлени должны были начать свою миграцию месяц назад, но теперь они еще в западне.

– И ты это увидел?

– На фотографиях можно четко различить воду и ледовый щит.

– Зеб, что же с ними будет?

– Они голодают, – Зеб воочию представил себе снимок, зная, что никакому ветеринару не под силу спасти их.

Ему даже не пришлось смотреть на Румер, чтобы понять, что она заплакала. От ее всхлипов у него сдавило грудь. Румер всегда была такой: если птенец вываливался из гнезда, она лезла на дерево и водружала его обратно. Если лебедь цеплялся за рыболовную леску, она прикрывала голову от ударов его мощных крыльев и освобождала птицу. Он видел, как она переживала за поморника, и знал, что она пошла бы на все ради тюленей.

– Что мы можем сделать? – спросила она.

– Ничего, – ответил Зеб. – В том-то вся проблема. Мы видим, что творится, однако развитие ситуации неподвластно нам. И все эти спутниковые технологии, позволяющие заглянуть в любую точку мира, сейчас попросту бесполезны. Вот что я думал, когда…

– Что когда?..

Он не хотел рассказывать ей. У него в ушах опять зазвучали отголоски того взрыва. Он сжал зубы так, что у него свело челюсть.

– Поэтому тебе очень повезло с работой. Ты помогаешь животным, спасаешь их жизни. Как с этим поморником…

– Но мы пока не знаем, удалось ли ему выжить, – вздохнула Румер.

– Я знаю, – сказал Зеб. – Я видел его сегодня.

– Правда? Когда?

Зеб перевел дух. Он сидел рядом со своей лучшей подругой, в окружении звезд, вдыхая давний аромат жимолости, ощущая на себе действие настоящей магии летней ночи Мыса Хаббарда.

– В обед, – он поднял руку. – Когда занимался этим…

Румер повернула голову. Она заглянула через ограду в свой собственный двор. Над домами на другой стороне улицы взошел диск луны и замер среди высоких темных сосен. Его свет, проникавший сквозь сучья, сделал свою работу: на ветвях росшего между домов старого дуба засияли золотые нити.

– Что это? – удивленно выдохнула она.

– Это специально для тебя, – Зеб взял ее руку. – Потому что я хочу, чтоб ты снова поверила в нас с тобой…

– Поверить в нас с тобой? – эхом отозвалась она.

– В то, как все было раньше, – прошептал он. – Когда ты говорила, что нас соединяет магическая золотая нить.

– Зеб…

– И что она останется навсегда, – добавил он. Румер больше не могла вымолвить ни слова. Комок в горле мешал ей говорить. Глядя на дерево, где в паутине медной проволоки плясал лунный свет, она словно перенеслась в прошлое. Его рука согревала ее ладонь, и она взглянула ему прямо в глаза.

Зеб смотрел наверх, мимо флюгера-единорога, туда, где Арктур вершил свой бег. Под этим углом казалось, что звезда словно насажена на рог мифического существа. Зеб подумал о противоположном ракурсе, о созерцании Земли из космоса, и у него снова свело челюсть. Но он захотел рассказать ей.

– Я много раз пролетал над… – начал он.

– Над Мысом Хаббарда? – перебила она.

– Да.

– И ты видел? Правда?

– Я знал, чувствовал. Мое воображение рисовало наши дома. Наш двор, сад. Эту крышу, откуда мы смотрели на звезды…

Румер обхватила себя руками, чтобы бившая ее дрожь не доконала ее.

– Но большую часть времени я думал о другом. Я прижимался лбом к иллюминатору «Челленджера» и видел звезды, луны, планеты… а потом Землю.

– Оттуда она выглядит иначе, да? – Он кивнул.

– Чудесная бело-голубая планета… да, она выглядит иначе. – Он снова поглядел в небо, вспоминая, каково это было смотреть сюда – вниз.

– Должно быть, в космосе она похожа на луну или звезду.

– И да, и в то же время нет, – слыша собственное сердцебиение, ответил Зеб. «Что это?» – недоумевал он. В скафандре все эхом проходило через его шлем, и он засыпал под успокаивающую колыбельную своего пульса.

Но здесь, на крыше, разговаривая с Румер о полете, он словно услышал ритм своей жизни.

– Нет? – спросила Румер.

– Ну… в другом смысле, – сказал Зеб.

– Я понимаю.

– Эта маленькая сфера, она так далеко… и в ней содержится все, что я люблю… деревья, океаны, музыка, искусство… я постоянно думал о нашей магической нити.

– Сотворенной из золота, – глядя на луну, сказала Румер.

– И люди. Майкл… – Сердце гулко забилось у него в груди, он прижался лицом к щеке Румер и шепнул: – Ты.

Румер вздрогнула, неожиданно обернулась и, удивив Зеба, уткнулась лицом в его плечо. Он ощущал ее дыхание на своей коже, и от этой физической близости у него по спине побежали мурашки.

– Ру… – сказал он.

Она не пошевелилась, но он почувствовал, что настроение у нее переменилось. В воздухе вокруг них повеяло прохладой.

– Зачем? – прошептала она.

– Что зачем, Ру?

– Ох, Зеб. Я никогда не думала, что она порвется… я поклялась, что этого никогда не будет. Но, увы, это случилось – она порвалась навеки, и ничто уже не восстановит ее. Теперь у меня есть другой. Эдвард…