Созвездие верности

Куин завела мотор своей лодочки, и они вдвоем с Майклом проводили Сикстуса до выхода из бухты. Голоса постепенно затихали, пока единственными звуками не остались шум ветра в парусах, плеск волн о корпус и гудение подвесного мотора Куин.

– Не забудьте! – крикнул Сикстус уже издали. – Вы оба пообещали мне пойти в школу.

– А ты не забывай, что обещал быть осторожным и вернуться на Мыс Хаббарда целым и невредимым! – крикнула в ответ Куин.

– Обязательно. Я всегда держу свое слово.

– И я тоже, – сказала она.

Они добрались до красного буя, обозначавшего северную границу отмели Викланд-Шоул, где Сикстусу предстояло взять влево и оставить Мыс Хаббарда позади.

– Мы уже готовы посмотреть, как ты заплывешь за горизонт, – сказала Куин, покружив вокруг «Клариссы», и отплыла в сторону, чтобы Сикстус мог сдвинуть румпель и развернуть судно. Паруса колыхнулись, потом ветер вновь наполнил их, и шлюп взял курс на восток, мимо маяка Викланд-Рок.

– Удачи в школе, детишки! – прокричал Сикстус.

– Остерегайся штормов у Пойнт-Джуд! – ответила Куин.

– Непременно! – Сикстус усмехнулся, зная, что она имела в виду тот случай, когда они с Элли чуть не потонули, попав в сильную бурю по пути на Мартас-Виньярд.

Он бросил прощальный взгляд на свой дорогой Мыс, скользнув взглядом по коттеджам с яркими ставнями, по буйным садам и хлопавшим на ветру американским флагам. Мыс Хаббарда был основан ирландскими иммигрантами, простыми работягами и бедняками, которые не прогадали, пустив корни у пролива Лонг-Айленд. Он любил эту землю всем сердцем и знал, что частичка ее осталась у него с собой. Когда ему на глаза попался старый дом Мэйхью, Сикстус помолился за новых владельцев – чтобы они прониклись духом этого места, – а потом увидел, что Румер и Зеб по-прежнему махали ему с пристани.

Он поднял руку в знак прощания. Сейчас боль почти покинула его; спина у него слегка скрипела, подобно старой лодке, но солнечные лучи согревали ее и гнали артрит прочь.

– Не забывай, мы любим тебя! – крикнула Куин.

– Никогда, – удаляясь от них, ответил Сикстус. – И вы не забывайте, что я люблю вас. Идите в школу, дети, и учитесь как следует!

– Обещаем, дедушка! – уверенно прокричал Майкл. И после этого Сикстус Ларкин обогнул мыс и устремился навстречу Атлантическому океану и своей судьбе.

Глава 17

Проводив Сикстуса и попрощавшись с соседями, Румер и Зеб вместе пошли домой. Они поднялись на холм, пройдя мимо гаража, за которым ее отец трудился над «Клариссой». В траве валялись щепки и банки из-под лака и краски – напоминание о тяжелейшей работе, проделанной для восстановления прежнего величия лодки.

Когда они вошли в ее дом, оконные занавески трепыхались в объятиях свежего бриза. Музыка до сих пор нагоняла на Румер печаль. Сейчас гобелены с единорогом выглядели невероятно яркими и живыми, как никогда прежде. Зеб был рядом с ней, и, стоя босиком в своем коттедже, она хотела снова потанцевать с ним, повинуясь грустной музыке, ветру и нетленным духам Мыса. На сердце у нее лежала тревога за отца, но она решила не подавать виду.

– Чай будешь? – спросила она.

Зеб кивнул, не сводя с нее глаз.

Держа чайник под краном, Румер заметила, как дрожат ее руки. Увидев, что она волнуется, Зеб забрал у нее чайник и сам наполнил его водой. Догадывался ли он, что не разлука с отцом, а он сам, ее звездочет, был причиной этого волнения? Он поставил чайник на горелку и развел огонь. Румер все еще ощущала прикосновение его ладоней во время танца. В ней вдруг проснулось дикое желание, и она медленно повернулась к нему. Зеб прочел в ее взгляде пробудившуюся страсть, шагнул к ней и обнял. Сильный и загорелый, он доставлял ей неземное блаженство, лаская ее чуть пониже спины и прижимая к своей груди. Она поднялась на цыпочки, так же как тогда, когда они танцевали на теннисных кортах, и прильнула к нему всем телом. Она дрожала от кончиков волос до пяток, чувствуя на себе всю упругость крепкого тела Зеба.

Чайник шипел на плите, и Румер боялась, что он вскипит, прежде чем они с Зебом решат, что же делать дальше. Это была кухня ее детства; Элизабет жарила яичницу прямо на этой вот плите. А в этой духовке ее мать готовила индейку ко Дню благодарения. И сколько же раз сюда приходило семейство Мэйхью, чтобы всем вместе попить кофейку!..

Давние образы всплыли перед ее глазами: вот они с сестрой босиком шлепают по полу, держа в маленьких ручонках кружки с Санта-Клаусом; вот с Зебом, уже подростками, наполняют холодной водой бутылки для долгого плавания через пролив…

– Румер, – шептал Зеб, целуя ее шею.

– Что мы делаем? – она взъерошила его волосы, отчаянно пытаясь избавиться от дурных воспоминаний и сомнений. И запрокинула голову, чувствуя, как его жадные губы скользнули по ее губам.

Закипел чайник. И отнюдь не с тихим звуком; его свист взрезал воздух, словно сирена, разрушив то, что соединило их на это мгновение. Зеб шагнул назад. Румер выключила горелку. Ее сердце гулко колотилось, и внутри она ощущала такой же разброд и шатание, что и снаружи – когда Зеб прикоснулся к ее плечу и попытался повернуть ее лицом к себе, она даже не смогла пошевелиться.

– Ру…

– Тебе не кажется это странным? – прошептала она.

– По-моему, это… чудесно и потрясающе!..

– Возможно, – пробормотала она.

– Но?..

– Не знаю. Я не уверена.

– Той ночью, на крыше, когда ты спросила меня, зачем я женился на Элизабет и разорвал нить?..

– Нет, Зеб. Не сейчас…

– Выслушай меня, Румер. Я тогда не думал, что ты так сильно влюбишься в меня. Мы пытались в тот последний год – я держал тебя за руку. Мы целовались, ходили в кино… Я попросил тебя о встрече на День весеннего равноденствия…

– Да, было начало весны, – шепнула Румер.

– Но ты не пришла!

– Если бы я смогла, то обязательно пришла – ты это прекрасно знаешь! – задыхаясь, сказала Румер, и он отшатнулся от нее.

– Но тогда почему?.. Ведь я так ждал тебя у Индейской Могилы…

Румер зажмурилась, стараясь вспомнить события минувших лет. Они как раз заканчивали учебу в колледжах. Экзамены, письменные работы, подача документов в аспирантуру… но она сделала бы что угодно, абсолютно все, чтобы быть с Зебом. Он предложил ей приехать домой на выходные, и она согласилась. Она проверила ящик и ждала его телефонного звонка.

– Ты переметнулся к Элизабет, – чуть не плача, сказала Румер.

– Мне очень жаль, – стал оправдываться Зеб. – Но я ушел к ней лишь после того, как ты подвела меня, и когда я решил, что вовсе не нужен тебе… Я ужасно расстроился тогда…

– Прекрати, Зеб, – сказала Румер. У нее разболелось сердце; ее отец только что отчалил в открытое море, а воспоминания о детстве уже начали на нее охоту. Это была кухня ее семьи; они с Элизабет были сестрами. Они стояли прямо здесь, на этом месте, и мать говорила им: «Вам предстоит завести еще много друзей, но сестра у каждой из вас будет только одна!»