Спартак Superstar

– Разве я обещал? – Брови Спартака удивленно подпрыгнули.

– Ой, вот только не надо! Не надо паясничать! – Просветленное чело менеджера померкло, губы сморщились, глаза сузились. – Обещали! Вы обещали!

– Ладно, успокойтесь. Будь по-вашему. Будем считать, я обещал. А раз обещал, то отвечу.

– Ну?.. Ну же, быстрее! «Да»? Вы говорите: «Да»? Да?

– Увы, я говорю: идите в жопу.

– ДОСТАЛ!!! – сорвался на крик Сергеич. Переполненная чаша его долготерпения разбилась, окатив героя брызгами отборновиртуозных ругательств: – Пи...юк х..ев! Е..ть тебя в л...ку, в ю..м, в ц..г! Ф..ть тебе в м...ку! Мать твою й...чи! Через к...ок и за ё...ыч! Ку...ис! Х...гу...ве...й, вот ты кто! Сам пошел В ЖОПУ!!!

Александр Сергеевич извел остатки выдоха на ударение в конце тирады, захлебнулся слюной, кашлянул, мотнул головой, остывая, пряча глаза, переводя дух, собирая из осколков в единое целое чашу терпения. Однако выплеснутого обратно уже не вернешь.

– Круто! – Оценил Спартак энциклопедические знания опекуна в русском устном. – Повторить сможете? Я, к сожалению, не все словообразования запомнил, а хотелось бы.

– Послушайте, вы, – тихо молвил спортменеджер, морщась, как от зубной боли, – может, хватит, а? Кончайте валять дурака. Откажетесь сейчас от перспектив, и минут через несколько отправитесь обратно на ринг, на муки.

– Мучиться со змеиной девочкой я отказываюсь. С бабами не дерусь, так и передайте, кому следует.

– И не придется. Убили, знаете ли, девку-гадюку, пока вас простыня остужала. Угробил симпатичную знаток «Танца зебры», победил двадцать пятый раз кряду. В данный момент он побеждает двадцать шестого противника. Вы будете двадцать седьмым. Фавориту, чтоб вы знали, весьма и весьма благоволят болельщики. Он отнимет у вас весь рейтинг. Обидно за вас, право слово. Честное слово, мне вас, дурака, жалко. От всей души. Поверьте, я к вам очень, очень хорошо отношусь.

– Не верю! – огрызнулся Спартак, позволяя злобе на человека, который его похитил, оскалить зубы. – Относитесь хорошо? Хы! Зачем же вы мне наврали про Белого Бодхисатву? Я с вами спарринговал и характерного разбаланса в движениях, который отличает бойцов любого из «Пьяных стилей», я у вас не заметил. Допускаю, что в Космическом Содружестве люди стареют медленнее, чем на планете-тюрьме, однако не ве...

Раздался – ДЗ-ЗЫ-Ы-НЬ-НЬ! – звонок, оборвал героя на полуслове.

– Все, Спартак. Пора попрощаться, – в интонациях спортменеджера минор достиг апогея. – Вряд ли мы с вами когда-нибудь снова увидимся. Последний вопрос напоследок: вам приходилось сталкиваться с неграми, практикующими «Танец зебры»?

– Не имел чести.

– Что такое «капоэйра», объяснять надо?

– Бразильская национальная псевдобоевая фигня.

– Вы правы – фигня. Только произошла она от серьезной африканской системы «Н...голо» – «Танец зебры». Шутовская капоэйра мало похожа на суровый прототип. Не поддавайтесь соблазну подловить фаворита на обманных финтах. Его обманки многим гладиаторам стоили жизни. Запомните – все его широкоамплитудные движения предназначены лишь для того, чтобы вас заморочить и подготовить атаку в три коротких движения. Почаще лупите его по ногам, они у черного длинные, как ходули. На мой взгляд, он изрядно переусердствовал с их удлинением.

– Спасибо вам за советы, – поблагодарил Спартак сдержанно, но взглянул на Александра Сергеича по-новому, иначе, чем раньше.

– Ни пуха вам, ни пера, Спартак.

– Идите к черту.

– Хм-м... И вам мерси за то, что не в жопу. А то надоело, знаете ли...

Ровно чертову дюжину минут спустя Спартак вторично погиб на ринге. Однако прежде сломал колено рабочей, правой, длиннющей ноги полноценного фаворита.

Глава 8, в которой герой воскресает вторично

Звездоплавательный пузырь с реанимационным саркофагом внутри, где вторично воскресал Спартак, вошел в плотные слои атмосферы. Пузырь притормозил, не спеша пронырнул стратосферу, аккуратно вписался в прореху между облаками, сбросил скорость до минимума и, наконец, коснулся почвы.

Амортизируя, пузырь сплющился, внутри его возникла воздушная подушка. Она поддержала саркофаг, где полностью восстановился, воскрес Спартак, как раз к моменту посадки.

Подушка из воздуха мягко просела, пузырь лопнул, саркофаг треснул пополам, половинки раскололись надвое, четвертинки располовинились, осьмушки разделились, саркофаг рассыпался камушками, они раскрошились в песок, он измельчился в пыль, ее унес ветер.

Обнаженный герой, совсем слабый в начале своей третьей жизни, гораздо слабее, чем в начале второй, лежал на рыхлой и теплой почве и глядел в белесые небеса. Пахло свежестью и простором, дышалось легко и вкусно. Лежать и чувствовать, как в возрожденном теле потихоньку-полегоньку копятся силы, было чертовски приятно, но Спартаку хотелось большего, ему хотелось контролировать ситуацию. Или, на худой конец, иметь о ней представление. О ситуации, в которую он попал. Или угодил.

Спартак поднатужился, приподнял голову, сузил глаза, огляделся... Пашня. Он лежал на пашне. С трех сторон, докуда хватает глаз – плоское, как блин, свежевспаханное поле. Но, когда Спартак вывернул до упора шею и скосил до боли глаза, то внимание цапануло живописное вкрапление в скупость сельскохозяйственного пейзажа. Оазис цвета и формы находился с условно четвертой стороны, прятался сзади от героя. Зеленый такой, как и положено оазису, участок в несколько соток, с круглым прудиком-лужей у самого края зеленки. До оазиса, выражаясь образно, рукой подать, а, говоря конкретнее, километра, этак, полтора, плюс-минус стометровка.

Вывернутая шея и скошенные глаза быстро устали. Затылок упал в борозду. Спартак вздохнул, поднапрягся и сел. Выдохнул, отдохнул и развернулся лицом к оазису. Голова закружилась, он закрыл глаза, сосредоточился на точке «дан-тянь», качнул энергию «ци» в вестибулярный аппарат, кружение в черепе прекратилось, он поднял веки и увидал нечто активно живое, двуногое.

Нечто размером с овчарку выскочило из зеленки и мчалось по направлению к Спартаку точь-в-точь куриным аллюром. Манера бега у нечта один в один куриная, но чем оно, это, черт подери, чертово нечто ближе, тем меньше ассоциируется с бройлером. И виной тому не только собачьи размеры. У твари чешуя вместо перьев, это глаз замечает в первую очередь. У твари недоразвитые крылья нетопыря, это тоже видно, однако не сразу, поелику перепонки крыльев плотно прижались к чешуйчатым бокам. У твари есть клюв, который отвлекает внимание на себя, и поэтому в предпоследнюю очередь замечаешь, что клюв растет из морды рептилии на змеиной, а не птичьей шее. И в последнюю очередь внимание привлекает змеиный хвост, который тварюга свернула в спираль, дабы он не тормозил, волочась по пашне.

– Виверна... – прошептал Спартак, озвучив сам для себя собственную догадку, скрипя зубами, поднялся на ноги, сжал кулаки.

Его шатало, слабость гнула колени и туманила взор. Однако пред внутренним взором все четче и четче вырисовывался вырванный из недр памяти набросок Леонардо да Винчи, где гений изобразил сражающуюся со львом виверну.

Когда родители Спартака пытались заинтересовать чадо изобразительными искусствами, они подсовывали мальчишке дорогостоящие альбомы с репродукциями передвижников, сюрреалистическим бредом Дали, мазней Малевича, шедеврами эпохи Возрождения и т. д., и т. п. Альбомы «Русский музей», «Золотой» Дали, «Авангард 20-х», «Шедевры живописи» и т. д., и т. п. совершенно не волновали сына художников. Единственная большая книжка формата «альбома», которую он листал часами, называлась «Графика Леонардо». Пацану нравилось разглядывать зарисовки всяческих технических агрегатов, рожденных средневековой пытливой мыслью, и диковинных тварей, вроде виверны. Тварей дедушка да Винчи рисовал реже, оттого они и запомнились. Огромную виверну, оседлавшую льва, память воскресила во всех подробностях, и герой сразу же нашел отличия в строении тела этого, живого дракончика, и того, нарисованного.

Прежде всего ноги. Куриные ноги с огромными когтями взрыхляли на бегу пашню, а на почеркушке Леонардо тварь мочила льва кошачьими лапищами. И клюва у той виверны не было, а был набалдашник, похожий на клюв, вместо носа. И еще хохолок был на башке не столь откровенно змеиной. И еще до фига отличий, помимо самого главного, в размерах. А впрочем, какая, на фиг, разница, с хохолком или без, с клювом или с костяным носом, на куриных ногах или кошачьих лапах приближается – ПРИБЛИЖАЕТСЯ! – дракон? Более того – без разницы, где это сейчас происходит, в чьей-то надуманной реальности или в натуре на чужой планете. Александр Сергеич, похоже, не врал, когда говорил, мол, во всех здешних реальностях человек остается натурально смертным и реально чувствительным к боли. Кроме, наверное, самих Создателей этих чертовых реальностей, прихотям которых они, заразы, всецело подчинены. Только боги бессмертны и всевластны, да и то лишь в рамках своих творений. Да, и то лишь! Что радует – хотя бы это радует! – тех героев, коие не желают называться рабами, пусть даже и рабами божьими.