Спартанский лев

На губах Мегистия промелькнула еле заметная усмешка.

— Почему?

— Из боязни ошибиться.

— Разве боги могут ошибаться? Ведь им ведомы все мысли и судьбы людей.

— По общепринятому мнению, всевидение богов конечно неоспоримо. — Мегистий прищурил свои большие глаза. — Но по существу, у богов есть право на ошибку, ведь они бессмертны. Любая ошибка им ничего не будет стоить. А вот у людей, друг мой, права на ошибку обычно нет, ибо всякий человек смертен.

Мегистий пригубил вино из чаши и добавил:

— Вот и я не имею права ошибаться.

— Стало быть, ты веришь в высокое предначертание судьбы Леонида, — в раздумье проговорил Симонид. — Веришь, что Леонид станет спасителем Лакедемона?

— Не только верю, но знаю, что так и будет, — твёрдо произнёс Мегистий.

— В таком случае я хочу увидеть этого человека, любимца Судьбы! — воскликнул Симонид. — Я уже сейчас горю желанием написать в его честь свой самый лучший пеан [65] ! До сих пор мне не доводилось прославлять своими стихами и песнями никого из спартанских царей. И вдруг — такая удача! Я оказался современником нового Менелая [66] . Если Менелая Атрида прославил на все века Гомер в свой «Илиаде», то, быть может, Судьба и Музы [67] позволят мне, скромному кеосцу, погреться в лучах славы Леонида из рода Агиадов.

65

Пеан — песня, которая исполнялась мужским хором. Пеаны были разные: военные, праздничные, в честь богов и знаменитых людей.

66

Менелай — сын Атрея, младший брат Агамемнона. Женившись на Елене, дочери Тиндарея, стал царём Спарты. После похищения Елены Парисом, сыном Приама, Менелай с помощью Агамемнона собрал войско ахейцев и отправился к Трое.

67

Музы — дочери Зевса, вечно юные богини поэзии, искусств и наук. Муз было девять.

— К сожалению, друг мой, в данное время Леонида нет в Спарте, — вздохнул Мегистий. — Он находится с войском на Крите. Там идёт война, в которую спартанцы посчитали нужным вмешаться. Но как только царь возвратится в Спарту, то я непременно познакомлю тебя с ним.

— Буду ждать этого момента с величайшим нетерпением, — промолвил Симонид уже без наигранного пафоса и потянулся к чаше с вином. — Предлагаю выпить за царя Леонида! За его грядущую воинскую славу!

И за блеск этой славы, который придадут ей твои прекрасные стихи, — торжественно добавил Мегистий, желая сделать приятное своему давнему другу.

* * *

Эта беседа навеяла на Симонида мысль о вечном.

Мегистий признался другу, что он всю жизнь ждал случая, который сведёт его с необычным человеком, если не помеченным божественной милостью, то хотя бы определённым роком на великий подвиг. Это свершилось после того, как он прочёл по внутренностям жертвенного барана удивительную судьбу Леонида, сына Анаксандрида.

— Я понял тогда, что должен быть рядом с царём, ибо в его судьбе есть и моя судьба, — сказал Мегистий Симониду. — Я должен быть при Леониде вестником богов подобно прорицателю Колхасу, сопровождавшему Агамемнона [68] в походе на Трою. Колхас своими предсказаниями помог ахейцам разрушить великий град Приама [69] . К слову его прислушивался не только Агамемнон, но и другие вожди ахейцев, ибо слово это было вещее. Я стану направлять Леонида к его великой славе самым верным путём, предостерегая при этом от ненужных колебаний и ошибок.

68

Агамемнон — царь Микен, сын Атрея, предводитель ахейцев в Троянской войне.

69

Приам — последний царь Трои, сын Лаомедонта.

Симонид и не подумал упрекать друга за то, что тот польстился на чужую славу. Честолюбие Мегистия заключалось в том, чтобы не растрачивать свой дивный дар провидца на предсказания неурожаев, недуги людей и падеж скота. Он видел в пророчествах не просто предостережение или некую практическую пользу, но вызов слепым силам рока. Пусть невозможно изменить предначертанное Судьбой, зато можно с помощью пророчеств уменьшить последствия зла и увеличить количество добрых деяний.

Симонид сам грезил славой Гомера и Гесиода. Если Гесиод стал известен, составив генеалогию всех богов и героев, а Гомер прославился описанием мифических царей и полководцев во время десятилетней осады Трои, то Симонид восхвалял своими стихами исключительно смертных людей, своих современников. Величие духа, беспримерная храбрость, воля к победе и прочие оттенки людских характеров, проявлявшиеся в различных жизненных ситуациях, привлекалиПоначалу, оттачивая мастерство стихосложения, поэт был рад любому заказу. В молодости ему приходилось сочинять эпитафии не только умершим людям, но даже лошадям и собакам по просьбе их хозяев. Симониду было уже далеко за тридцать, когда слава о нём как о талантливом поэте и песнетворце распространилась за пределы его родины, острова Кеос.

В сорок лет Симонид впервые приехал в Афины на состязание поэтов и музыкантов. Тогда-то он не только завоевал свой первый победный венок, но и подружился с афинским тираном Гиппием и его братом Гиппархом. Особенно Симонид сблизился с Гиппархом, который в отличие от Гиппия более тяготел к изящным искусствам: его постоянно окружали поэты, музыканты, танцовщики и живописцы.

Впоследствии афиняне не раз упрекали Симонида за дружбу с сыновьями Писистрата, которые прославились не только мусическими агонами [70] , но и казнями без суда неугодных сограждан. Впрочем, Симонид и сам осуждал Гиппия за излишнюю жестокость. После смерти Гиппарха Симонид уехал из Афин в Фессалию в город Краннон, где правили тираны из рода Скопадов. Там он прожил без малого пять лет.

70

Мусический агон — состязание певцов, поэтов и музыкантов.

Вскоре тирания в Афинах пала и жители установили у себя демократическое правление. Гиппий бежал к персам.

Из Фессалии Симонид перебрался на остров Эвбею, а оттуда опять в Афины. Он был приглашён одним из вождей афинских демократов — Фемистоклом.

В ту пору в Азии разгорелось Ионийское восстание. Жившие на востоке эллины предприняли отчаянную попытку выйти из-под власти персидского царя. Афины и эвбейский город Эретрия послали свои боевые корабли на помощь восставшим. Многим тогда казалось — и Симониду в том числе, — что свержение тираний в ионийских городах по примеру Афин вызовет всплеск некоего объединения всех восточных эллинов, что демократия укрепит союз двенадцати ионийских городов и позволит ионийцам победить персов.

На деле же оказалось, что без внушительной помощи из Эллады ионийцы не в состоянии противостоять на равных персам. После первых лёгких побед, вскруживших головы вождям восстания, наступила череда тяжёлых поражений на суше и на море. Персы имели огромный перевес в сухопутном войске и боевых кораблях. В отличие от ионийцев и карийцев персидские полководцы и навархи [71] действовали решительно.

В Афинах же взяли верх сторонники мира с Персией, поэтому афинские триеры были отозваны из Ионии домой. Напрасно Фемистокл убеждал сограждан не только не отзывать афинские корабли, но, наоборот, бросить все силы на помощь ионийцам. Он предлагал афинянам самим возглавить восстание восточных эллинов, дабы предводители ионян своими раздорами и нерешительностью окончательно не погубили самих себя и не подтолкнули персов к завоеваниям исконных греческих земель в Европе.

71

Наварх — флотоводец.

«Ныне персы порабощают ионян и карийцев, — говорил Фемистокл, — но если мы останемся в стороне, то наступит время, когда враги вторгнутся и на землю Аттики. Сила эллинов в единстве, и кто этого не понимает, тот обречён быть под пятой у персов».

Фемистокл был прекрасным оратором, и его правоту признавали в Афинах многие. Однако страх перед персами был слишком велик в основной массе бедных земледельцев и ремесленников. Афинское народное собрание не поддержало Фемистокла.

После шестилетнего сопротивления ионийцы и карийцы были разбиты.

Предвидение Фемистокла оправдалось спустя всего четыре года после подавления Ионийского восстания. Персидское войско под началом Датиса и Артафрена на шестистах кораблях переправилось через Эгейское море и высадилось в Аттике близ городка Марафона. Афиняне спешно призвали в войско всех мужчин, способных держать оружие, а также послали гонца в Спарту с просьбой о помощи. Спартанцы не отказали афинянам в подмоге, но медлили с выступлением, дожидаясь полнолуния. В Лакедемоне как раз справляли ежегодный праздник в честь Аполлона Карнейского, спартанцы не могли прервать торжество, не оскорбив при этом бога.

Не дождавшись помощи из Спарты, афинское войско двинулось к Марафону. Афинян поддержали их давние союзники платейцы, приславшие отряд в тысячу гоплитов.

Афинским войском командовали десять стратегов, самым опытным из которых был Мильтиад. Он-то и разбил в ожесточённом сражении персов под Марафоном. Преследуя отступившего врага, афиняне и платейцы захватили персидский лагерь, полный богатств, и семь вражеских триер. Остатки персидского воинства спешно отплыли в Азию.

На другой день после Марафонской битвы в Афины пришло спартанское войско. Узнав, что они опоздали, спартанские военачальники были смущены и раздосадованы. Спартанцы захотели посмотреть на павших персов, которых им ещё не приходилось видеть. Лакедемоняне прибыли в Марафон, осмотрели поле битвы и, воздав хвалу афинянам за победу, возвратились домой.