Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи

— Ну, что я тебе говорил? Говорил я тебе, что так оно и выйдет? Да я сразу сказал, чем оно обернется, когда им стали платить эти бешеные деньжищи. Все они теперь только о деньгах и думают.

Я ему говорю:

— Подожди, дай прочитать, — потому что я и читать-то как следует не мог, слова так и плясали у меня перед глазами, а отец говорит: «Вы только гляньте на него, гляньте, да он не в себе», — и я ему сказал: — О, да подожди ты хоть минутку, ну хоть минутку!

Там говорилось, что он получил взятку — две сотни, и втянул в сговор еще троих игроков: Дэйва Коллисона, первого вратаря, Кена Драйвера, центрального полузащитника, и Гарли Кинга — левого защитника, и они нарочно проиграли матч в Ньюкасле. Коллинсон, вот кто сообщил про это дело: он сказал, что они работали на подпольный тотализатор, и ему, Коллинсону, теперь стало стыдно, и он жалеет, что связался с жуликами, а получил он за это всего полсотни. И там писали про еще одного типа, который организовал этот подпольный тотализатор, и говорилось, что он якобы тоже признался — сказал, что обо всем условился с Томми, а уж Томми уговорил остальных игроков; но Томми, мол, никакого заявления не сделал.

Отец спросил:

— Ну а теперь что ты думаешь?

А я говорю:

— Все это враки. Тут, — говорю, — нету ни словечка правды.

— Ни словечка правды? — переспросил отец. — А вот их вратарь все подтверждает!

— А мне, — говорю, — плевать, что он там подтверждает, потому что это грязная газетная трепотня и они его запросто могли подкупить.

— Могли-то могли, — говорит отец, — но на себя он ни за что не стал бы клепать. С какой стати ему подставляться под удар? Ведь он себя самого утопил. Будь уверен, теперь он навсегда отыгрался.

— Может быть, Коллинсон и отыгрался, — говорю, — но Томми тут ни при чем, уж в этом-то я уверен.

В ком, в ком, а в Томми я был уверен всерьез: я считаю, что он лучший нападающий в мире, да на нем, если хотите, вся команда держится, лучшего полусреднего у них сроду никогда не было, да лучшего я ни в одной команде не видел.

— А этот Коллинсон, — говорю, — он просто прячется за Томми. Он хочет впутать остальных игроков, чтоб с него самого было поменьше спросу: все, мол, хороши, ну и он как все. А чтоб сорвать игру, только вратарь и нужен, это же любому-каждому известно. Пропустил пару штук, вот и все дела.

Но если хоть кто-нибудь из нашей «Юнайтед» — пусть даже один Коллинсон — вляпался в этот сговор, то оно и тогда было здорово пакостно.

Мой старик говорит:

— Да ведь ты туда ездил. Ты что ж, не помнишь, как они играли?

А я и правда туда ездил и все, конечно, помнил, потому что помню каждую игру: я не был в этом сезоне только на матче у Уэст-Бромидже — заболел гриппом и не смог поехать. А тот матч мне здорово врезался в память, да и газеты его расписали вовсю: мы тогда проиграли со счетом 3:0, и первый гол был особенно идиотский — его забил в свои ворота Кинг: он, не оглянувшись, отпасовал Коллинсону, а тот не успел добежать до мяча с другого края вратарской площадки.

Второй гол я тоже запомнил: Коллинсон вышел на поперечную подачу, но промахнулся, а за ним стоял их нападающий, и он головой подправил мяч в сетку. А потом я ехал домой и думал — переться в такую даль и платить такие деньги, чтоб смотреть, как играют эти мокрые курицы? А потом я сказал себе, как обычно: «Да ладно, на той неделе мы обязательно выправимся, не можем же мы так плохо играть всегда!» И мы и вправду выправились и обыграли шеффилдцев, и Томми Грейндж, помнится, играл блуждающего, и они никак не могли его прикрыть.

Ну и вот, прочел я эту газету, и мне стало так тошно, что я ушел из дома — мне не хотелось никого видеть, особенно отца, потому что он вечно надо мной насмехается. Сначала он говорил: «Ну ты, чокнутый, все равно из тебя не выйдет настоящего футболиста», — а потом, когда я понял, что и правда не выйдет, и сделался болельщиком нашей «Юнайтед» и принялся ездить за ней по стране, он стал говорить: «Ну ты, чокнутый, ну зачем ты гробишь в это дело свои деньги? Трать их по крайней мере на что-нибудь путное, а еще лучше — клади в банк».

Я вышел из дому и купил три газеты. В двух было написано то же, что и в нашей, да еще говорилось, что правление клуба будет в понедельник обсуждать это дело. Тогда я побрел к городскому стадиону — мне казалось, что там я немного успокоюсь, но, конечно же, как только я увидел футболистов, мне сделалось в сто раз тошнее, чем раньше.

Я пошел в «Корону» — вообще-то это пивная, но там у нас вроде клуба — прямо к открытию, но и в «Короне» все только об этом и толковали. Кое-кто из них тоже ездил в Ньюкасл, и вот один парень сейчас и говорит: «Я сразу догадался, что их купили, я тогда еще сказал: жулик ваш Коллинсон, такой мяч он не мог пропустить». Другой говорит: «Какой это такой? В прошлом сезоне, ну хоть в матче с «Арсеналом», он стоял еще хуже, просто дырка, а не вратарь. Один раз мяч попал прямо ему в руки, так он и его не удержал — и все-таки мы выиграли».

Рэй Кук — мы работаем на одном заводе — говорит:

— Да ведь Коллинсон сам во всем признался. Стал бы он признаваться, если б ничего не было?

Другой парень сказал:

— Ну а если что-нибудь было, то я теперь и близко к их стадиону не подойду, да меня теперь и насильно не заставишь с ними ездить! — и все стали галдеть, что их тоже не заставишь.

А я подумал: «Не ездить с ними, не ездить?» — и почувствовал, что внутри у меня все оборвалось. Я ведь знал, что мне будет некуда себя деть, если я перестану ездить с нашей «Юнайтед», — у меня от таких мыслей даже голова пошла кругом, и я ухватился за стойку, чтоб не упасть.

Я сказал:

— Не делал он этого, не делал! — а они меня спрашивают: «Да кто не делал-то?» — и я им говорю: «Томми Грейндж. Он не такой».

Один из них, с металлургического завода, говорит:

— Томми Грейндж не такой? Да он почище их всех. Кто в прошлом сезоне требовал прибавки, кто даже договор не хотел возобновлять, пока его не послали к чертовой матери?

А другой:

— Ты помнишь, как он уходил из «Вандерера»? Ему тогда было двадцать два года, и он уже играл за сборную Англии — так говорили, что наши ему сунули две тыщи. Он и перешел-то к нам только из-за денег.

Первый, с металлургического завода, говорит:

— Он и на скачках играет, ему б только деньги.

— Деньги да девки, — говорит третий, — была тут такая рыженькая, по клубам рабочим пела — так я ее сам с ним видел. А ведь женатый человек, трое детей.

Тут я им говорю:

— А вы все позорники, все до одного — наговариваете на человека, а его здесь нет, и он даже защититься перед вами не может! — Я был не в себе, я чуть не разревелся. Я сказал им: — А еще болельщиками называетесь! Вам бы только болеть, когда все хорошо. Сколько вы ему хлопали — все ладони небось отхлопали, а попал человек в беду — только вас и видели.

Тут они все стали на меня орать и стали насмехаться, и я выскочил из «Короны», и побежал по улице — я не мог их всех видеть. И я подумал, что ему будет здорово трудно, если даже болельщики враз его бросили, но потом я подумал, что клуб ему поможет.

Я шел и шел из улицы в улицу и вышел к каналу и побрел вдоль канала, и мне не хотелось возвращаться домой — я решил, что не буду я с ними обедать, чтоб не слушать, как мой старик опять начнет разоряться.

И когда я наконец приплелся домой, было уже без чего-то три. Мама открыла дверь и сказала: «Где тебя носит? Мы тут все изволновались. Отец вон даже в «Корону» ходил». Тут сам старик вышел из гостиной и говорит: «Хорош, выставился клоуном. Они мне рассказали, какой крик ты там поднял».