Спасение Шарпа

Их поджидал первый батальон 74-го полка шотландских горцев и португальская бригада, а на правом фланге – две батареи девятифунтовых пушек. Выпущенные ими ядра и заряды картечи буквально содрали шкуру с французской колонны, залив вереск кровью, а потом горцы и португальцы дали залп. Расстояние было довольно велико для выстрела из мушкетов, но колонна остановилась, как бык, оторопевший от неожиданного нападения терьеров. Пусть колонна превосходила шеренгу численностью бойцов, шеренга подавляла огневой мощью. Построенные в колонну, использовать мушкеты могли лишь те солдаты, которые располагались в переднем ряду и вдоль её краёв, в шеренге же каждый британский или португальский боец мог использовать своё оружие. Первые ряды приближающейся колонны были смяты и залиты кровью, но французы не отступили. Вольтижёры, которых шотландцы и португальцы оттеснили плотным мушкетным огнём, отстреливаясь, отступили к передней шеренге колонны. Французские офицеры призывали солдат двигаться вперёд, барабанщики выбивали pas de charge ,но передние ряды, пытаясь отстреливаться, не желали идти навстречу шквальному ливню пуль, ежесекундно приносящему смерть. На правом фланге 74-го полка появилось ещё больше португальских пушек. Орудия развернулись, лошадей отвели на расстояние мушкетного выстрела, и стрелки начали заряжать картечью по пушечному ядру. Выстрелом пушку отбросило назад. Фланг колонны, куда угодил заряд, превратился в чудовищную мясную лавку: истекающая кровью мешанина изломанных и растерзанных тел и кричащих от боли людей. Орудия продолжали стрелять, извергая из жерл клубы порохового дыма; их стволы направили вниз, на скучившихся французов. Под ядро при зарядке укладывали свёрнутую в кольцо верёвку, и при выстреле тлеющие верёвочные петли раскручивались в воздухе сумасшедшими спиралями. К месту разворачивающегося сражения с юга, где, очевидно, никакой опасности от французов не предвиделось, по дороге, проложенной вдоль хребта, прибывало всё больше союзнических подразделений, они развёртывались в шеренги к югу от артиллерийской батареи и присоединялись к обстрелу.

Содрогаясь под беспощадно разящим огнём, колонна постепенно отступала к северу, повинуясь приказам офицеров, заметивших, что рядом с португальской бригадой на вершине никого нет. Рота вольтижёров была послана вперёд занять позицию. Позади них неповоротливая масса колонны медленно двигалась вправо, оставляя на каменистом склоне жуткий прямоугольный контур – груду тел на месте левого фланга и передней шеренги.

Видя, что колонна приближается, а впереди неё бегут вольтижёры, Лоуфорд крикнул:

– Мистер Слингсби! Разворачивайте в линию роту лёгкой пехоты! Отправьте этих злодеев туда, откуда они появились! Батальон! Сместиться вправо!

Во главе с Лоуфордом Южный Эссекский должен был закрыть собой брешь в британских позициях, а Слингсби – отбить атаку вражеских стрелков. Шарп, вновь верхом на злополучной лошади Слингсби, которую поймал майор Форрест, ехал за полковым знаменем, стараясь пересчитать Орлов в перестраивающейся колонне. Насчитал пятнадцать. Пороховой дым стелился над туманом, застилая всё вокруг почти до самой вершины. Плотная белая масса дёргалась, как живая, когда её пронзали французские ядра и снаряды. Склон был усеян телами в синих мундирах. Раненый полз под гору, волоча сломанную ногу. Собака металась туда-сюда, пытаясь лаем «разбудить» убитого хозяина. Французский офицер, выронив саблю, прижимал ладони к лицу, и между его пальцами медленно сочилась кровь. Воздух дрожал от орудийной канонады, непрерывная мушкетная пальба напоминала треск сухого хвороста в костре, отзываясь эхом от склонов холмов, окружающих долину. Рота Шарпа вступила в бой, добавив к грохоту боя отличительный звук винтовочных выстрелов. Ему не слишком нравилось наблюдать за происходящим со стороны, но он восхищался грамотными действиями своих бойцов. Стрелки застали вольтижёров врасплох и успели убить двух офицеров, прежде чем мушкеты повели ответный огонь.

Слингсби, держа в руке обнажённую саблю, расхаживал с напыщенным видом позади рассеянной линии стрелков. Он весьма энергично выполнял полученные приказы, и Шарпа захлестнула волна горькой, как желчь, ненависти к ублюдку, который собирался захватить его место только потому, что женился на невестке Лоуфорда. Шарп инстинктивно нащупал винтовку, снял с плеча и взвёл курок. Не спуская глаз со Слингсби, он снял винтовку с предохранителя, чувствуя, как спружинил спусковой крючок, проверил, остался ли порох на полке после его падения с лошади, а потом, положив палец на спусковой крючок, вскинул винтовку к плечу. Лошадь под ним дёрнулась, и он выругался.

Он целился в спину Слингсби, туда, где выше разреза на красном мундире были пришиты две медных пуговицы. Кто догадается, что именно произошло? На него никто не обращал внимания, потому что все не сводили глаз с приближающейся колонны. А если кто и глянет, то решит, что он целится в вольтижёров. Для Дика Шарпа это не первое убийство и, скорее всего, не последнее. Шарп представил себе, как Слингсби судорожно изгибается, получив пулю в позвоночник, падает, скрежеща ножнами сабли о камни, как он содрогается, цепляясь за жизнь. «Заносчивый маленький ублюдок», – подумал Шарп, поглаживая спусковой крючок. От внезапно нахлынувшей на него волны ослепляющей ненависти палец свело судорогой. Отдачей от выстрела приклад крепко приложило к плечу; лошадь под ним шарахнулась. Пуля просвистела над головами четвёртой роты под левой рукой Слингсби, срикошетила о камень и поразила вольтижёра, который сумел подобраться близко к Слингсби и как раз в этот миг встал, чтобы выстрелить в упор. Попав французу под подбородок, пуля отбросила его навзничь. Кровь брызнула струёй, мушкет громыхнул о камни.

– Господь Всемогущий, Ричард! Великолепный выстрел! – заметил майор Лерой. – Этот урод подбирался к Слингсби, я следил за ним!

– Я тоже, сэр, – соврал Шарп.

– Чертовски прекрасный выстрел! И к тому же с седла! Вы это видели, полковник? Шарп только что спас Слингсби жизнь. Я никогда не видал такого! Невероятный выстрел!

Шарп опустил винтовку, внезапно устыдясь своего порыва. Слингсби вёл себя нахально и этим злил его, но никогда не пытался причинить ему вред. Он же не виноват, что его манера смеяться, поведение и внешность приводили Шарпа в состояние бешенства! Незаслуженные поздравления Лоуфорда ещё более усугубили муки совести. Шарп отвернулся, безучастно наблюдая, как возле палатки хирурга двое санитаров прижимают к залитому кровью операционному столу раненого гренадёра, которому перепиливали бедренную кость. В нескольких ярдах раненый и две женщины из числа батальонных жён, вооружённые трофейными мушкетами, охраняли пленных. Ребёнок играл с французским штыком. Монахи вели вереницу мулов, навьюченных бочками с водой, чтобы раздать её среди солдат. По дороге на север промаршировало подкрепление: португальский батальон в сопровождении пяти рот красномундирников. Оставляя за собой шлейф пыли, проскакал верховой с донесением. Малыш, которого он едва не затоптал, испугался и прокричал ему вслед какое-то ругательство, а женщины засмеялись. Монахи оставили в тылу Южного Эссекского одну из бочек и двинулись к португальской бригаде.

– Они слишком далеко от нас! – послышался возглас Лоуфорда.

Обернувшись, Шарп увидел, что колонна опять остановилась. Южный Эссекский преградил ей путь к вершине, и огромная масса людей медленно перестраивалась в шеренгу из нескольких рядов, чтобы вступить в перестрелку с красномундирниками. Атака захлебнулась, и уже никакая барабанная дробь не могла заставить французов вновь двинуться вперёд.

– Нам бы сюда парочку пушек, – сказал Шарп и посмотрел по сторонам, нет ли где по соседству батарей.

Перемещаясь навстречу атакующей колонне, Южный Эссекский оставил на вершине слева между собой и Рейнджерами Коннахта большой промежуток, который захватили вольтижёры, выдвинувшиеся из нагромождения камней на выступающем из массива хребта отроге. А когда ветер слегка развеял туман, стало ясно, что вместе с вольтижёрами туда же направлялись две французские колонны. Туман и дым скрыли их от глаз португальских и британских стрелков, и теперь им оставалось пройти до вершины последние ярды. Орлы сверкали на солнце, победа совсем близко, и путь к ней ничто не преграждает. То, что предстало взору Шарпа, было катастрофой.

Глава 4

Это было странно, но утром, когда от далёкой артиллерийской канонады во всей Коимбре дребезжали оконные стёкла, люстры и посуда, Феррагус объявил, что подготовленный к отправке на юг, в Лиссабон обоз с пожитками и семьёй его брата никуда не поедет. Он сделал это заявление, когда по его распоряжению домочадцы и слуги собрались в кабинете майора, сумрачной комнате, вдоль стен которой рядами стояли никем не читаные книгами. Беатрис Феррейра, всегда испытывавшая страх в присутствии своего шурина, перекрестилась и спросила:

– Почему мы остаёмся?

– Слышите, что происходит? – спросил он, имея ввиду залпы орудий, сливавшиеся в непрерывный приглушённый расстоянием гром. – Наша армия и английские войска сражаются. Мой брат говорил, что если начнётся бой, то враг будет остановлен. Что ж, бой начался. Если брат не ошибся, французы сюда не придут.

– Спасибо Господу и святым угодникам, – промолвила Беатрис Феррейра, и слуги забормотали что-то, соглашаясь с ней.

И только Сара спросила:

– А если предположить, что они придут?

Феррагус нахмурился, сочтя вопрос дерзким, но потом решил, что эта мисс Фрай, высокомерная английская сучка, разумеется, не имела никакого представления о том, что говорит.

– Если их не остановят, мы об этом узнаем, потому что наша армия будет отступать через Коимбру, – раздражённо пояснил он. – Тогда мы уедем. Но сейчас мы остаёмся.

Он кивнул, давая понять, что всё сказал, и домочадцы покинули кабинет.

Феррагус в доме брата чувствовал себя не в своей тарелке: слишком много роскоши, слишком многое напоминает о родителях. Его квартира в Коимбре располагалась в нижнем городе, на верхнем этаже борделя. Из обстановки там были кровать, стол и стул. Но Феррагус обещал присматривать за домом семьёй брата, пока не решится, на чьей стороне окажется победа. Если победят союзники, французам придётся отступить, но Феррагус подготовился и случай поражения. Если лорд Веллингтон не сможет удержать высокий и протяжённый хребет Буссако, то не сможет закрепиться и на низких холмах на пути к Лиссабону. Разбитая армия не устоит перед победителями – французами, и потеря Буссако означает, что в течение месяца падёт и Лиссабон. Os ingleses por mar. Брат пытался убедить его, что англичане останутся, но сердцем Феррагус чуял, что союзники отступят к морю и отправятся домой. И если это неизбежно, то почему он должен оказаться в оккупированном победившими французами Лиссабоне? Лучше остаться в своем собственном городе, и Феррагус уже строил планы, как он будет жить в том новом мире, который наступит после оккупации французами Португалии.