Спасение

— Некоторые более равны, чем другие?

— Да, так расценивают утопийскую этику богатые властители Универсалии. Вам не видится в этом некоторого ребячества? — Крузе с гордостью указало на великолепную панораму внутри цилиндра. — Могло бы порочное общество создать и поддерживать такое?

— Едва ли.

— Настанет время, когда так будут жить все. В безграничной свободе.

— В самом деле… — Глядя на высокого утопийца, Кандара поневоле вспоминала приходского священника, так много значившего для нее в детстве. Писание, его этическая система, не могло ошибаться — он лишь снисходительно улыбался, отвечая на вопросы дерзких юнцов, усомнившихся в несокрушимом слове Божьем. — А пока что?

— Кое–кто хотел бы с вами встретиться, прежде чем вы приступите.

— Любопытно…

Прогулка вышла некороткая: дальше, чем ожидала Кандара. Она вслед за Крузе вошла в лес. Через несколько сотен метров балдахин ветвей над головой слился в сплошную, светящуюся изумрудом крышу. Тонкие лучи солнца, пробираясь между продолговатыми листьями, пестрили землю. Стволы вставали теснее, подлесок становился ниже. Несколько раз они по горбатым деревянным мостикам переходили журчащие ручейки. В ветвях наверху громко чирикали невидимые с земли птицы. Очень скоро Кандара сняла полотняный пиджачок: неподвижный воздух был таким теплым, что излишеством казалась даже ее фирменная черная майка.

Наконец они вышли на лужайку, по краю которой бежал ручей. Посередине стояла палатка, вздувающаяся белой тканью с алой каймой и бронзовыми растяжками. Для полного впечатления средневекового турнира не хватало только трепещущих на шесте королевских вымпелов. Все вместе выглядело до смешного неуместным на вращающемся по орбите чужой звезды хабитате.

Кандара скептически глянула на Крузе.

— Это взаправду?

Впервые светская непроницаемость Крузе дала трещину. Оне подняло полотнище входа.

— Яру вас ждет. — И после паузы: — Прошу вас учитывать, как оне почитаемы на Утопии, хотя оне, разумеется, отвергают подобное преклонение.

И снова Кандара уловила в почтительном тоне Крузе тень беспокойства.

— Разумеется.

Она вошла в шатер.

В нем оказалось заметно прохладнее. Ткань изнутри светилась богатыми оттенками, которых недоставало резкому свету снаружи. Обстановка Кандару уже не удивила. Пуфики, фонтанчик и единственное деревянное кресло с жесткой спинкой хором пели: смиренный, но мистический гуру.

Яру Найом восседало в кресле, задрапированное в монашеское одеяние цвета моря; особое величие Яру придавал возраст: Кандара впервые видела столь старого на вид человека. «Наверняка это театр», — подумала она. Впрочем, оне было уже старо, когда вошла в употребление теломер–терапия. Старо, зато богато.

Яру являлось единственным отпрыском весьма обеспеченной тайской семьи. Отец нажил состояние на недвижимости, богатея вместе с Таиландом. С семьей оне порвало после смерти старого Найома, скончавшегося в шестьдесят один год от стресс–индуцированной коронарной недостаточности — отец так и не смирился с переходом обожаемого дитяти в катой [12] . Почти все ожидали, что Яру своей мягкотелостью загубит компанию, но предпринимательские гены в этом семействе были не рецессивными. Наследство досталось Яру как раз тогда, когда Келлан Риндстром продемонстрировал эффект квантовой запутанности. Интуитивным озарением, посещавшим Яру не в первый и не в последний раз, оне увидело в этом открытии богатейшие возможности для своей компании и для сохранения среды, а также создания дешевого жилья, в котором так нуждался мир.

12

Катой — название «третьего пола» в Таиланде. — Прим. пер.

Таиланд стал первым государством, создавшим ленточные города. Яру (по договорной цене) скупило сотни километров государственных трасс, сетевых шоссе и четырехтысячекилометровую сеть железных дорог — все это становилось ненужным с неумолимым наступлением хабов «Связи» по планете.

Яру принялось строить на заброшенных дорогах дома. Тяжелые машины срывали асфальтовое и бетонное покрытие, обнажая готовую принять в себя фундаменты землю. Оне исходило из понимания, что рекламный лозунг Энсли Зангари не лжет — все теперь в самом деле в одном шаге. Новая эпоха мгновенной доставки больше не требовала кучковать дома вокруг сервисной зоны. Школы, больницы, театры оказались в шаговой доступности, где бы вы ни жили: была бы поблизости дверь портала.

Этому образцу вскоре последовал весь мир. Власти, отчаянно нуждаясь в наличных, продавали застройщикам пустующие шоссе и железные дороги, решая тем самым мировой жилищный кризис, а возникший в результате строительный бум спас (или, по крайней мере, сохранил) не одну экономику, пострадавшую от коллапса традиционной транспортной промышленности.

Став мультимиллиардером, Яру смогло распространить коммерческие интересы и на зарождающуюся космическую промышленность, на создание хабитатов среди астероидов системы Сол. А в 2078 году, воспользовавшись тем, что девять надкорпоративных космических поселений объявили себя офшорными государствами, открытыми для бизнеса, оне спонсировало Первый Прогрессивный конгресс, на котором пятнадцать идеалистически настроенных миллиардеров взялись построить для человечества подлинную цивилизацию эпохи изобилия. Каждый из них ввел на принадлежащем ему поселении экономическую систему на базе управляемого Тьюрингами самовоспроизводящегося производственного цикла. Так началось утопийское движение.

Кандаре не пришлось напоминать, что следует склонить голову в почтительном коротком поклоне.

— Встреча с вами — честь для меня.

— Вы очень добры, — мелодично ответило Яру. — Хотя, боюсь, в мои годы я являю собой не слишком привлекательное зрелище.

— Годы — это мудрость.

Оне хихикнуло.

— Возраст бывает мудростью. Все зависит от того, как вы провели свои годы.

— Действительно.

Кандара почувствовала, как низко склонилось вошедшее за ней в палатку Крузе.

— Вы приобретаете мудрость, Кандара? — спросило Яру.

— В моей жизни есть цель. Вам это известно. Затем я здесь.

— Конечно. Потому–то мне захотелось встретиться с вами, прежде чем мы выберем этот путь.

— Чтобы судить обо мне?

— Да.

— Вы вольны задавать любые вопросы. Но прошу вас иметь в виду, что сведения о моих прежних клиентах совершенно конфиденциальны.

— Меня не интересуют темные коммерческие тайны корпораций. Мне интересны только вы.

— Я — не серийный убийца, нашедший себе идеальное прикрытие. И не садистка. Если клиент требует, чтобы кто–то умер в мучениях, я отказываюсь от работы. Я казню людей. Вот так просто.

— А как с теми, кого еще можно вернуть обществу?

— Если того, кто доставил вам неприятности, еще можно вернуть обществу, я вам не нужна.

— Итак, вы, в свою очередь, судите нас?

— Каждый судит каждого. Я не считаю себя непогрешимой. Я надеюсь и верю, что до сих пор не совершала ошибок. Все, на кого меня нацеливали, на мой взгляд, заслуживали того, что с ними случилось.

— Но вы, безусловно, были бы полезнее, если бы арестовали преступников для их высылки на Загреус.

— И опять же, если такое возможно, я вам не нужна. Я нужна тем, кто не желает проявить слабость или зашел в смертельной войне так далеко, что ему нужна только смерть врага — сознает он это или нет.

— Стало быть, вы идете тропой мести?

— Я не хочу, чтобы новые дети страдали, как страдала я. Если вы называете это местью, пусть будет так.

— Значит, бессонница вас не мучит?

Кандара сощурилась, отыскивая в морщинах старческого лица признаки задней мысли и гадая, не взломали ли утопийцы ее медицинские файлы.