Спаси меня

Малфой почувствовал, что вот-вот запаникует. Гарри снова был возбужден, но это его состояние было похоже не на злость… а скорее на… напряженность… или одержимость. И оно вселяло в Драко почти такой же ужас, как и злость! Он прислонился к стене, предпочитая смотреть себе под ноги, а не в глаза Поттеру. Гарри мог читать мысли… что если он делал это с ним? Или сделает? Он тогда сильно разозлится? Это не просто убьет дружбу между ними… Поттер тогда может запросто убить и его самого!

Гарри стоял неподвижно, прямо и уверенно, излучая силу и чистоту, подобно мятежному ангелу, требующему от Бога и Вселенной отчет за все преступления и осмелившемуся обвинить само мироздание в его несовершенстве. Рядом с такой сильной уверенностью, от которой, казалось, атмосфера вокруг них сгустилась, ответ Драко прозвучал придушенно и жалко.

– Я не могу! Не могу сказать, что это неправильно. Может быть… может быть, ты и прав. Но ты все равно не должен убивать! Они меня не волнуют! Ничуть! Они могут жить, могут умирать, мне до этого нет никакого дела! Но ты… я беспокоюсь о тебе… о том, что все это делает с тобой! Тебя мучают кошмары… и головные боли… ты злишься! Ты думаешь, этому нет причин? А тебе не кажется, что причина именно в том, что ты делаешь? Убийство… это всегда… всегда зло. Думаю, что где-то в глубине души, я знал это еще со школы. Вот почему я… не смог сделать этого, даже ради спасения моей семьи! Из-за меня мама стала живым трупом! Может, некоторые люди согласятся с твоими доводами… черт с ними! …я тоже признаю их убедительными, но это плохо для тебя. Это неправильно, так не должно быть, и я думаю, что это вредит тебе… заставляет тебя убивать снова и снова. Пожалуйста, не проси меня говорить, что все в порядке. Потому что… потому что я не могу этого сказать. Я волнуюсь только о тебе. Что бы ты ни думал, просто верь в это… пожалуйста! Я волнуюсь только о тебе.

Аура силы вокруг Гарри погасла, и он повесил голову, глядя, как Драко кулаками вытирает глаза, не в состоянии поднять взгляд от стыда, что плачет. Поттеру нечего было сказать в ответ. В его возбужденном сознании было так много всего, что было просто невозможно четко сформулировать.

Он любит меня. Он не смог этого сказать… но я, черт побери, думаю, что он любит меня. Он волнуется только обо мне. Он не защищает их, ему наплевать на оставшихся на свободе Пожирателей Смерти… он хочет защитить меня. После того, что они сделали с ним, после всего это жуткого дерьма, он думает только о том, что сделает со мной… убийство этих ублюдков, которые заставили его страдать. И почему он не попал в Гриффиндор? Я… я никогда не слышал, чтобы кто-то говорил что-то до такой степени правильное… до такой степени чистое. Весь этот мир - дерьмо, и половина людей, населяющих его, - сволочи. И как кто-то может быть таким, как он? Как кто-то может быть таким порядочным? Не удивительно. Нисколько не удивительно, что я хочу его. Я могу полюбить его. Я имею в виду, полюбить по-настоящему. Да, и это будет правильно. Все, что мне нужно сделать - перестать… перестать убивать. Контролировать себя. Я не могу причинить ему боль. Если я сделаю ему больно, это, черт возьми, убьет меня. Я смогу справиться с собой… если я люблю его так, как воображаю себе.

Гарри опустился на колени перед Драко. Ему пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, прежде чем он нашел нужные слова.

– Драко. Все в порядке. Я… я сдержу слово. Я постараюсь больше никому не причинить вреда. Есть другие способы решить эти вопросы… может быть, я смогу на какое-то время остановиться. Я обещал тебе… и Молли, и не нарушу своих обещаний. Я смогу сделать это… ради тебя. Клянусь. Давай… давай пойдем в дом, выпьем чаю. Я буду в порядке, не беспокойся обо мне, ладно? У нас все будет хорошо.

Зная, что хотел сказать ему Малфой, слова, слетевшие с его губ, прозвучали ущербно, даже жалко. Это было бы жестоко - искушать Драко любовью, видя, как тот ненавидит себя за то, что не может показать свои чувства. Поэтому и Гарри придержал язык. Любовь. Он никогда раньше не был влюблен. Теперь он понимал, что это возможно, верил в то, что это вполне реально, и ему очень хотелось произнести это прекрасное слово. Любовь. Заботиться о ком-то еще, кроме себя.

Любовь. Соединиться с другим человеком не только телом. Гарри любил многих людей, но он никогда не был влюблен, стремясь к близости с кем-то на всех уровнях.

Родители любили его, настолько, что погибли, защищая. Любовь матери дала ему такую защиту от Волдеморта, что ее хватило на семнадцать лет. Крестный показал ему, что значит быть любимым и получать безоговорочную поддержку. Сириус любил Гарри просто за сам факт его существования, и не стыдился говорить и показывать это и погиб, чтобы спасти крестнику жизнь. И Дамблдор. Он очень любил старика - своего наставника, советчика и учителя. Альбус делал все, что было в его силах, чтобы Гарри остался в живых, он был для юноши гораздо большим, чем защитник и учитель. Он даже позволил ему рисковать собой, чтобы подготовиться к решающему сражению. Юноша едва не погиб, отыскивая хоркруксы, но это был единственный способ понять, как победить в войне против Волдеморта. Гермиона с самого начала войны знала, что она была мишенью. Всем было известно, что они с Поттером - лучшие друзья, так же, как и Уизли. Она знала это и принимала спокойно, готовая поддерживать его даже в смертельной опасности. И Джинни тоже по-своему любила его, борясь с неловкостью и неуверенностью, а также с эмоциями, которые ни один из них не мог как следует контролировать. Она любила Гарри скорее как брата, чем как бойфренда, их отношения были недолгими и горько-сладкими, отмеченными подростковым смущением. Она была хорошим другом и осталась им даже после того, как стало ясно, что между ними все кончено.

Любовь. Все, кто когда-либо любил Гарри - самоотверженно, искренне - умерли. Все они стали жертвами войны, причиной которой был он только потому, что родился. Почти все, кого он любил и о ком заботился, были убиты. Все, что у него осталось, сейчас было рядом. Этот дом, эти люди… а теперь и Драко. Драко, которого он ненавидел едва ли не больше всех. Он никогда не думал, что такие чувства возможны или что они могут причинять такую боль, пока не появился Малфой. Как это страшно - открыть сердце новому человеку, зная, чего ему раньше стоила любовь. И все же… он не мог игнорировать это чувство. Он мог тянуть время, искать правильные слова, правильные поступки, правильное время, но знал, что уже слишком поздно. Он любил Драко и в скором времени ему придется признаться в этом, озвучить свои мысли и желания. Скоро все должно было решиться.

Они вошли в дом и Малфой, извинившись за свою вспышку, взял несколько книг и ушел к себе, сказав, что хочет немного побыть один. Гарри успокоился, налил себе чаю и сел почитать в гостиной. В «Норе» Уизли повисло напряжение, как следствие очень серьезных разговоров, и даже Молли удивилась такой перемене атмосферы. Она предпочла не заострять на этом внимания, поскольку никто из юношей не выглядел сердитым или расстроенным, а лишь встревоженным и нервным. В душе она надеялась, что они преодолеют свои разногласия и оба извлекут из этого пользу. Но пока никто из них не посвятил ее в суть происходящего, она предпочла ждать и думать, что все хорошо.

Драко сидел на кровати, пытаясь читать книгу, которая предназначалась, чтобы занять его мысли, но постоянно отвлекался от поисков нужной информации. Было невозможно сконцентрироваться на чтении, когда Гарри занимал все его помыслы. То, что он сказал, то, как он это сказал. Малфой захлопнул книгу, отбросил на кресло и лег на бок, свернувшись клубочком.

Подушка, лежавшая рядом, хранила запах Гарри: мыло, пот и какая-то пряность. Запах был приятным. Он хотел вдыхать его, пропитаться им навсегда, окружить себя этим запахом. Просыпаться рядом день за днем, год за годом, до самой смерти. Его тело бурно отреагировало на эти мысли и ему пришлось немного передвинуться, чтобы плоти, наливавшейся кровью под брюками и нижним бельем, было удобнее. Он не мог избавиться от мыслей о Гарри, и это усугубляло эрекцию, которая в настоящий момент натягивала брюки.

Никого из них не должно было быть. Мой первый раз должен был принадлежать ему. Он должен был первым коснуться меня. Он бы сделал его прекрасным. Он бы сделал это потому, что любит меня, потому что хотел бы любить меня каждую минуту. Я знаю, что он не причинил бы мне боли. Это должно было принадлежать ему. Он бы трогал меня, был бы внутри меня, заставил бы меня кончить. Боже, как бы я хотел переносить прикосновения! Это несправедливо! Я до боли хочу его! Если бы я мог… я бы позволил ему.

Его наливший член болезненно ныл и Драко, наконец, признал этот вызов. Он расстегнул ремень, рубашку и спустил брюки. Простыня лежала рядом, чтобы прикрыться в том случае, если кто-нибудь постучит в дверь. Он все еще боролся с желанием разрыдаться, когда касался себя, и отчаянно пытался отвлечься и прогнать тяжелые мысли, теряясь в будничной магии оргазма.

Ему хотелось почувствовать, как Гарри крепко прижимается к нему и целует так жадно, как он сам мог бы целовать его. Почувствовать медленные нежные прикосновения, как к чему-то драгоценному, прикосновения, которые не оставили бы на его коже синяков и рубцов. Драко полуосознанно скользнул правой рукой между ног, проводя кончиками пальцев по расселине между ягодиц, и, в конце концов, осторожно дотронулся до того места, которого до сих пор не смел коснуться. Гарри. Он был таким хорошим, спокойным и терпеливым. Он бы постарался доставить ему удовольствие, сделал бы это чем-то незабываемым. Он должен был бы быть первым. Ему это понравилось бы… это не было бы издевательством над ним… это было бы уважительно… с ним бы обращались, как с единственным. Гарри. Внутри него, он бы скользил в нем живой пульсирующей плотью, касаясь тех местечек, которые таят необыкновенное удовольствие… и неописуемые муки… предназначенных только для того, чтобы доставить удовольствие любовнику. Гарри потерялся бы в тумане оргазма, выплескивая свое семя между его бедер в окончательном и завершающем доказательстве любовного насыщения, заполняя его, помечая его, делая его своей собственностью.