Спаси меня

— И для чего конкретно тренируются «котики»? — Не то чтобы ей было очень интересно, но эта тема безопасна.

— Охотиться на плохих парней. Наводить порядок в мире.

— Полагаю, тебя не учили чинить сломанные пикапы на обочине дороги. Я думала, что «котиков» учат находить выход из любой ситуации, типа как агент Макгайвер.

— Да, но в тот день у меня закончились канцелярские скрепки и жевательная резинка.

Сэйди почти развеселилась.

— Я тебе должна..?

Подняв на нее взгляд, Винс улыбнулся, но это была не та милая и приятная улыбка, которую Сэйди видела на свадьбе Талли Линн. Милый парень исчез.

— По крайней мере, спасибо.

Сэйди указала на свои покупки:

— Хочешь, чтобы я поблагодарила тебя за то, что купила диетическую колу и «Читос»?

— За колу и «Читос» — пять долларов шестьдесят центов. — Сэйди протянула ему шесть баксов. — Но ты все еще должна мне за тот вечер.

Она поняла, что надеялась на слишком многое. Винс хотел поговорить об этом. Ладно.

— Спасибо.

— Немного поздновато.

Его взгляд скользнул к ее губам. Тем вечером Сэйди посчитала, что то, как он смотрит на ее губы, сексуально. Сегодня ей так не показалось.

— Сколько сейчас стоит оргазм?

— Тот самый?

Ее учили быть милой. Быть леди, неважно, как грубо к ней обращались. Улыбаться, говорить: «Благослови вас Господь» и уходить. Но на сегодня Сэйди исчерпала запас вежливости. И была по горло сыта улыбками, которые приходилось расточать грубым, несносным мужчинам.

— Оставь сдачу себе, и мы в расчете.

Уголок его губ приподнялся.

— Милая, ты считаешь, что тот оргазм стоил сорок центов?

— У меня бывали и лучше.

Может быть, но уж точно не быстрее.

— И все же он стоит больше сорока центов. Ты сказала «о, Боже» по крайней мере дважды.

— Если бы это был действительно хороший оргазм, я бы сказала «о, Боже» больше двух раз.

— Я едва коснулся тебя, а ты кончила. — Винс протянул сдачу и вложил монетки ей в ладонь. — Это подтверждает, что цена ему дороже сорока центов.

Сэйди сжала монеты в кулаке и положила их в карман куртки.

— Ну, как я понимаю, теперь мы не в расчете.

Его веки опустились, скрывая светлую зелень глаз, а уголки рта приподнялись в улыбке, и Винс покачал головой:

— Расплата грядет.

Звякнул колокольчик, Сэйди взяла сумку и, указывая на потолок, сказала:

— Спасена звонком.

— Пока.

— Сэйди Джо?

Сэйди взглянула через плечо на женщину с малышом на руках. Еще два ребенка хвостом шли за ней. Волосы женщины, заколотые на макушке, были светлыми, но темные корни отросли на дюйм.

— Рэйнетта Гленн?

— Теперь Рэйнетта Колберт. Я вышла замуж за Джимми Колберта. Помнишь Джимми?

Кто мог забыть Джимми Колберта? Он имел склонность к клею «Элмер» и курил карандашную стружку, завернутую в разлинованную бумагу.

— У вас трое детей?

— И еще парочка на подходе. — Она перехватила малышку, которую держала на руках. — Близнецы родятся в сентябре.

— О, Боже! — Сэйди открыла рот. — О, Боже мой!

— Два «о, Боже», — сказал Винс из-за прилавка. — Ты должна этой женщине сорок центов.

Сэйди сделала вид, что ничего не слышала.

— Мне рассказали о твоем отце. — Рэйнетта снова перехватила малышку. — Как он?

— Лучше. — И это было правдой. Но не всей. — Я перевожу его на реабилитацию в Амарильо.

— Благослови его Господь. — Маленькие мальчики, вошедшие за Рэйнеттой, обежали вокруг матери и направились к прилавку со сладостями. — Только по одной, — крикнула им вслед Рэйнетта. — Дети. — Она покачала головой. — Ты замужем?

Вот оно.

— Нет. — И прежде чем Рэйнетта открыла рот: — И не была, детей тоже нет. — Сэйди взяла пакет поудобней. — Рада была повидаться.

— Да. Нам нужно встретиться и поболтать.

— Я еще пробуду в городе какое-то время. — Она оглянулась через плечо. Винс стоял, положив руки на бедра. Ее взгляд скользнул вверх по мышцам его груди, мимо квадратного подбородка к зеленым глазам. — Пока, Винс.

— Увидимся, Сэйди. — Это было скорее предупреждение, чем прощание.

Она прикусила губу, чтобы не улыбнуться. Сэйди полагала, что должна чувствовать страх или, по крайней мере, тревогу. Винс совершенно точно был большим и подавляющим, но она не чувствовала ни малейшей угрозы, исходившей от него. Если бы он хотел использовать свою силу, чтобы получить «расплату», то бы сделал это еще на свадьбе Талли Линн.

Сэйди вышла в темный техасский вечер и направилась к своему «саабу». Она пробудет в городе всего несколько дней, прежде чем отправится обратно в Ларедо, так что вряд ли снова встретится с Винсом. Особенно если будет держаться подальше от заправки.

Другие женщины могли страстно любить шоколад, но Сэйди обожала «Читос», и за те пятнадцать минут, что ехала до ранчо, открыла пакет и съела все, стараясь не оставлять отпечатков испачканных в сыре пальцев на руле. Она подключила айпод к магнитоле, и машина наполнилась звуками песен «My Chemical Romance». Сэйди была их поклонницей с первого альбома и подпевала “Bulletproof Heart” во весь голос. Пела так, будто ее жизнь не превратилась в полнейшее дерьмо. Пела так, будто у нее нет забот.

Под колесами машины зашуршали камешки, когда Сэйди остановилась на ранчо перед темным домом. Она никому не говорила, что возвращается домой. Не хотела, чтобы кто-нибудь ее ждал. Просто собиралась пораньше лечь спать.

В доме не было ни единого огонька. Сэйди осторожно зашла в гостиную и включила свет. Огромная люстра, сделанная из переплетенных оленьих рогов, осветила покрытую воловьей кожей мебель и большой каменный очаг. Уйму столиков заполонили рамки с фотографиями матери и отца. Те самые фотографии, которые не убирались с тех пор, как мать Сэйди умерла двадцать лет назад. Над очагом висела картина самого большого достижения отца и его величайшей любви: Адмирала, вороно-чалой масти. Он был гордостью и радостью Клайва, но умер от колик всего лишь пяти лет от роду. В тот день, когда умерла лошадь, Сэйди единственный раз видела отца явно расстроенным. Он не показывал слез на людях, но Сэйди представляла, что наедине с собой он плакал как дитя.