Спасите, мафия!
Шрифт:
Короче говоря, Ленка влюбилась в Бельфегора и стала официальной помощницей капитана Варии, который на ней фактически пахал и был сим фактом крайне доволен, возведя мою сестру в ранг лучшего друга, на которого всегда можно опереться, наорать и спустить всех собак, и который обязательно поставит его на место, но незлобно, поможет всем, чем может, выкладываясь на все сто, и устроит спор, после которого довольны останутся обе стороны. У них было абсолютное взаимопонимание, и я даже порой жалела, что она не в Суперби влюбилась, а в этого тирана, у которого на уме вечно было не пойми что. Маня же с головой погрузилась в выполнение планов мафии, выплескивала раздражение на тренировках с Хаято, по вечерам успокаивала нервы у себя в комнате, устраивая парады чудес с Франом, и постоянно создавала ловушки Дино, к которым он уже привык и даже стал куда менее неуклюжим, а если точнее, тот Дробящий Мустанг, которого мы видели, и тот, что появился на ферме — это было просто небо и земля, разные люди, и мне даже казалось, что где-то в кустах постоянно прячется Ромарио или кто-нибудь еще из семьи Каваллоне. С Бьякураном же у Мани сложились довольно странные отношения: она всё так же спокойно с ним болтала и, казалось бы, сняла с него все подозрения, но к вопросам бизнеса подпускала лишь частично, не давая заглянуть в свой ноутбук, ведя переговоры с «поставляемыми» им клиентами только с Дино и не выдавая Джессо никакой информации о подробностях контрактов. Он делал вид, что не обижается, и продолжал окучивать новых клиентов, но Хибари-сан посоветовал Маше свести его участие в этом к минимуму и воздержаться
Вот так и коротали деньки мои сестры, а что касается меня… Если честно, я не верила, что кто-то из мафиози может быть замешан в передаче информации Шалиным. Возможно, я просто сентиментальная идиотка, но я просто не хотела допускать мысль о том, что кто-то из них может оказаться предателем. Я трудилась на ферме и тренировалась с Торнадо, как обычно готовила с Ямамото разнообразные блюда, которые точно не отказался бы есть наш мистер Пафос в диадеме, соревновалась с этим «мистером» в конкуре, причем с переменным успехом, помогала Саваде и Рёхею повысить свою самооценку путем ведения душеспасительных бесед, училась у Мукуро махать дубинкой и общалась с ним на тему иллюзий и его целей в жизни, причем он рассказал, что в бою с Деймоном Спейдом с легкостью уничтожил иллюзии товарищей потому, что никогда не воспринимает иллюзии как реальность, а вот реальных членов банды Кокуё он убить бы не смог. Точнее, он сказал, что если бы они его предали или начали устраивать бойни между собой, он бы их убил, но в ином случае у него бы просто рука не поднялась. Потому что, по его словам, они слишком многое вместе пережили, чтобы вот так запросто лишать их жизни из-за собственных амбиций. Я ему верила, верила во всем, сама не знаю почему. Наверное, потому, что когда мы оставались одни и говорили о том, что было для него важно, в разноцветных глазах была печаль, искренность и надежда на то, что его всё же поймут и примут, а потому я и впрямь перестала в нем сомневаться — не только из-за обещания, но и потому, что начала признавать его своим другом. Настоящим другом…
Был в моей жизни и еще один пункт, о котором я еще не упомянула, и имя у этого пункта японское, а отношение ко мне — чересчур странное. Я просто не понимала Хибари-сана! Когда я присоединялась к нему в его походах на реку до момента разглашения этого секрета Ленке, он был явно не против моего присутствия, но сам ни разу за все эти месяцы не попросил меня сходить туда вместе с ним. Он лишь отдавал мне приказы, как члену Комитета, но только когда я сама приходила, а пойти меня искать для того, чтобы куда-то позвать или попросить о помощи, для него было нонсенсом. Однако, при всем при этом, он частенько поджидал меня вечером в конюшне, и мы подолгу беседовали на абсолютно разные темы, и в такие моменты мне казалось, что ему рядом со мной комфортно и спокойно. Каждый день перед ужином он ровно час тренировал меня в рукопашке, и я даже кое-чему научилась, он составил мне комплекс упражнений, которые я выполняла по утрам, чтобы накачать мышцы, которые были развиты недостаточно, он вообще обо мне заботился в своей скрытной и очень незаметной посторонним манере, но почему-то не хотел ни просить у меня помощи, ни полагаться на меня, и это удручало. В конце концов он раскрыл Ленке тайну заводи и перестал ходить туда, сконцентрировавшись на новом Дисциплинарном Комитете и восстановлении нашей фермы, и я практически потеряла возможность помогать ему хоть в чем-то, а мне, как самой последней идиотке, всё же очень хотелось быть ему нужной и полезной. Наверное, я совсем дура, но для меня это было и впрямь важно. А еще мне было немного грустно оттого, что, перестав называть меня «травоядным», Хибари-сан вообще перестал ко мне как-либо обращаться и так ни разу и не назвал меня по имени. Правда, что интересно, к концу октября мы стали «сталкиваться» на ферме по десять раз на дню, если он не уезжал в город, и это при том, что раньше могли вообще не пересекаться, если я не шла на реку. А еще он постоянно помогал мне и давал советы, подбадривал меня в своей особой манере и заставлял улыбаться рассказами о том, как они с Хибёрдом и Роллом «развлекались», устраивая игру в прятки, тренируясь и просто гуляя по Намимори. Они и впрямь заменили Хибари-сану семью, которой, как оказалось, у него не было — его родители умерли, когда он был еще подростком. Подробностей я не знала, и всё, что он мне рассказал: его мать была домохозяйкой, а отец — тем, кто управлял преступным миром Намимори и считал, что этот город — главное в его жизни, и ради его процветания не жалко ни умереть, ни отдать жизни жены и сына. Я старалась не затрагивать эту тему, потому что видела, что Хибари-сану больно об этом говорить, равно как и не просила позвать Ролла, потому что не хотела навязываться комитетчику и боялась, что он может послать меня куда подальше, сказав, что Ролл — его и только его, и делить его со мной, как Хибёрда, он не намерен. Откуда взялись слова о дележке няшной доброй канарейки? Всё очень просто: Хибёрд ко мне настолько привязался за это время, что частенько оставлял главу CEDEF трудиться, а сам прилетал ко мне и пел вместе со мной гимн Намимори и песню о дружбе, пока никого из людей не было рядом, ну, или просто чирикал, когда они были. Сначала Хибари-сан бросал на птичку ревнивые взгляды, но потом привык и абсолютно не расстраивался из-за того, что Хибёрд часто улетал от него ко мне, однако я всё же боялась, что он не захочет показать мне Ролла, и потому не просила призвать ёжика. Хотя увидеть его еще хоть разочек хотелось нестерпимо…
А еще у меня порой точно глюки начинались, потому что мне казалось, что Хибари-сан хочет сказать мне что-то важное, но в последний момент одергивает себя и уводит разговор в другое русло, и это меня несколько пугало — неужели я на нем настолько помешалась, что вижу то, чего нет?.. Хотя, если честно, наверное, так и есть, потому что он и впрямь стал для меня гораздо большим чем друг, первая любовь или даже просто «любовь» — весь мой мир вращался вокруг него, и это пугало куда больше этих странных то ли глюков, то ли реальных попыток Хибари-сана мне что-то рассказать. Короче говоря, не желая того, я влюбилась в него окончательно и бесповоротно, и как только он исчезал из поля моего зрения, чувствовала, что задыхаюсь от одиночества. А потому я с ужасом ждала того дня, когда его задание будет выполнено…
Ну да ладно, это всё мои тараканы в голове, лучше поговорим о чем-нибудь забавном. Например, о том, что с наступлением ноября наши мафиози приоделись в фирменные тулупчики племенного хозяйства «Заря», выдаваемые нами всем рабочим. Правда, некоторые особо пафосные личности отказались и заработали себе на нормальные куртки еще в начале осени, а именно: Хибари-сан, Бельфегор (ну кто бы сомневался?), Скуало, Мукуро, Бьякуран, Гокудера и, что интересно, Фран, хотя он был еще тем хомяком и свои кровные тратить отчаянно не желал (а может, просто не желал признаваться остальным, что пахал на ферме, как маленький трудолюбивый ослик — думаю, всё же именно эта причина и была главной в отказе Франи тратиться на куртку), и потому его (будем уж честными) уговорила поработать на благо фермы «в открытую» Маня, а в качестве благодарности купила парню нормальную куртку. Она вообще с ним носилась, как курица с яйцом, и я не уставала на них умиляться: создавалось впечатление, что Франя ее сыночек, право слово. Впрочем, когда Машке становилось фигово,
положение кардинально менялось, и иллюзионист делал вид, будто он папаша моей нерадивой сестры, а она тихонько вздыхала от того, что ее лишают роли мамаши. Остальным же было глобально пофиг, что носить, хотя у Тсуны, например, деньги были — он ведь с самого начала работал на ферме и зарплату получал. Короче говоря, эти гаврики отказались покупать себе шмотки, а Дино заявил, что если надо будет съездить в город, он наденет свой наитеплейший зимний свитер, на который таки наработал, и свою куртку, а на ферме ему удобнее в тулупчике, выданном нами. Вот и пойми лидера известного мафиозного клана, заявляющего, что старенький русский тулуп лучше новой китайской куртки… Хотя он прав: тулупы куда теплее. Но в город в них не съездить по нынешним временам — тоже факт. А вообще, у всех мафиози к началу ноября уже были «карманные деньги», скажем так, и они запросто могли купить себе что-нибудь недорогое. Так, к слову сказать, теплые ботинки каждый из них себе всё же прикупил: мы на ферме теплую обувь работничкам не выдавали, только одежку.Кстати, Фран отчебучил нечто невероятное — он заявил, что больше не хочет быть похож на лягушку и «вернул волосам естественный цвет», покрасившись в светло-русый и сказав, что именно такого цвета были его волосы до того момента, как Бэл-сэмпай ляпнул, что Фран — лягушка и обязан покраситься в зеленый. Маша тогда вынесла Принцу остатки мозга лекцией на тему: «Ты б парнишу еще зеленкой измазал, как при ветрянке, идиот непуганый», — но Бэл ее заигнорил и лишь сказал, что «лягушка — она и есть лягушка. Всё лучше, чем печеное яблочко», непрозрачно так намекая на то, что Фран и до знакомства с ним всякую фигню на голове таскал. Сам же Франя, пожав плечами, с пофигистичным видом заявил, что «подобные головные уборы спасают от стилетов всяких падших Принцев-садистов, так любящих обижать маленьких и беззащитных иллюзионистов, не умеющих ни драться, ни ловить эти самые стилеты на подлете». Бэл на эти слова маньячно зашишишикал и, сверкнув улыбкой настоящего садюги и пятью стилетами, заявил: «Если шапки нет, можно и в спину метнуть», — а Франя с пофигистичным видом ответил: «Ах, я буду плакать от Вашей извращенной жестокости, фальшивый Принц. Кыш-кыш, не подходите ко мне, не то я заражусь вашим садизмом, а я парень мирный!» Не вынесла душа поэта издевательств, и Бэл таки в «хрупкого иллюзиониста» ножички метнул, но, что интересно, не попал, потому как они врезались в появившийся перед Франом щит в виде шапки-лягушки, которая затем с громким хлопком исчезла, а ножи рухнули на пол, и Франя с пофигистичным видом пошлепал к себе в комнату, заявив: «Принц не только фальшивый, но и косой». Спасло парня от немедленного превращения в кактус то, что Ленка схватила Бэла за руку и состроила просительную моську, заявив: «Бэл, Гении на дураков не обижаются». Маня же после этой сцены была на седьмом небе от счастья, распевала какие-то странные песни собственного сочинения и хвалила Франа до тех пор, пока он ей не сказал, что если она не прекратит, он наденет Лягуха и снова начнет говорить о себе в третьем лице. После этого Манька вмиг прекратила доставать иллюзиониста и всех окружающих, но сиять, аки медный пятиалтынный, перестала лишь где-то через неделю после той эпичной сцены бунта рабов, восстания Спартака, революции тысяча девятьсот семнадцатого года — нужное подчеркнуть.
Вот так мы и дожили до четвертого ноября — Дня Народного Единства, официального выходного, последнего праздника в году, на время которого рабочие получали халявный отдых. Праздновать решили с размахом: с самого утра Манька проявила чудеса организаторского искусства и припахала почти всех мафиози к готовке, за исключением Хибари-сана (она его просто не застала в его комнате — он свалил куда подальше еще до того, как она проснулась, хоть и любит поспать, потому как дела для него всё же превыше всего) и Мукуро, которого Маня просто терпеть не могла и не хотела портить себе настроение препирательствами с ним. В результате, мы все после завтрака принялись за подготовку праздничного ужина, а затем разбрелись каждый по своим делам. Когда мы с Ямамото ваяли незамысловатый легкий обед, на кухню влетел счастливый до безобразия Рёхей, подбежал к столу, шваркнул на него пергаментный свиток и возопил:
— Я экстремально это сделал!
— Ты выполнил задание? — опешила я, растерянно глядя на парня.
— А почему ты удивляешься? — сразу сник боксер, состроив моську обиженного жизнью хомячка.
— Я не этому удивляюсь, — поспешила пояснить я, — а тому, что, несмотря на выполнение здания, ты все еще здесь! Оно ведь выполнено, тогда почему?..
— А ты прочти, — усмехнулся довольный Сасагава, перебив меня, и кивнул на свиток.
Мы с Такеши переглянулись, и я, схватив пергамент, развернула его и прочла вслух:
— «Сим документом подтверждается, что Сасагава Рёхей выполнил задание и может вернуться в свой мир в любой момент. Для этого он должен умереть. Если этого не произойдет до двадцати четырех часов тридцать первого декабря сего года, он будет отправлен в свой мир Графом».
Я замолчала, а затем протянула:
— Офигеееть. Сасагава-сан, колись, как ты его выполнил? Кому помог и как?
— Хе-хе! — усмехнулся боксер, усаживаясь на свой стул, и начал рассказ: — Я тут не так давно подружился с нашим новым охранником. Он был в молодости боксером, даже получил звание кандидата в мастера спорта, и мы с ним на этой теме сошлись: он рассказывал о своих методиках тренировок, я о своих, болтали о правильном питании и о ведении боя, об известных боксерах и боях. Оказалось, что он тоже фанат Али, а еще мы провели несколько спаррингов, и он признал, что я и правда хорош в этом, и даже начал спрашивать у меня советы в том, как развить удар левой. И вот только что я дал ему очень ценный совет насчет тренировок после травмы — он же недавно левую кисть немного повредил, ничего серьезного, просто растяжение. А я с таким знаком хорошо и дал ему совет о том, как восстановиться, но не потерять форму, продолжая тренировки без особой нагрузки на руку. Я уверен был на все сто в том, что этот совет ему поможет и, если честно, за время общения с тобой, Катя-сан, я и правда поверил, что слова могут помочь не хуже кулаков, а то, что мои советы нашему охраннику и правда всегда очень помогали, добавляло мне уверенности! И вот, когда я дал ему совет, и он меня искренне поблагодарил, мир экстремально полыхнул, и он застыл, как Маша-сан, когда мне давали задание, а те же гуси, в смысле, шинигами провопили: «Поздравляем!» — и вручили мне свиток. Один из них сказал, что я изменился, и это изменение поможет мне в будущем — поможет слушать и слышать, а также говорить и быть услышанным, а еще, что я заслужил эту награду, и объяснил, что я могу вернуться в любой момент, но для этого надо умереть. Я сказал, что я не самоубийца, а они ответили, что тогда придется ждать до Нового Года, и тогда меня автоматом отправят домой, к Киоко! Причем в том состоянии, в котором я буду на момент последнего удара курантов. Пьяный, больной, раненый, при смерти — не важно, меня отправят именно таким и трезветь или лечиться я должен буду уже дома. Вот так!
— Обалденно! — обрадовалась я, подскочила к парню, крепко его обняла и с восхищением сказала: — Видишь, я же говорила! Стоило лишь поверить в себя, и ты сумел выполнить задание! Молодец, Рёхей… Ой, прости, Сасагава-сан!
Я отпустила парня и растерянно на него воззрилась, а он разулыбался и, почесав затылок, сказал:
— Да ладно, всё нормально! Можешь звать по имени, мы же друзья! Это ты мне помогла понять, что даже я способен помочь советом, — он вдруг резко посерьезнел и тихо добавил: — Да и вообще, ты мне так много помогала своими советами, что именно благодаря им я понял, что спасти можно не только кулаком, но и словом. Спасибо тебе, Катя-сан!
— Не за что, Рёхей-сан, — улыбнулась и протянула парню руку. — Ты молодец, я тобой горжусь!
— Спасибо, — рассмеялся боксер и пожал мне руку.
— Я тоже тобой горжусь, — улыбнулся Такеши и тоже протянул боксеру руку.
— Ага, я рад, что выполнил задание, — кивнул Сасагава и пожал руку друга. — Я экстремально добился поставленной цели! И теперь смогу вернуться к Киоко и рассказать ей, как я о ней переживал!
После этих слов он схватил свиток шинигами и с воплем: «Хоть этот документ особого значения и не имеет, потому что задание уже выполнено, я хочу показать его остальным!» — ломанулся на поиски Джудайме.