Спасите, мафия!
Шрифт:
— Классно, — улыбнулась я, глядя в опустевший дверной проем. — Я так рада, что Рёхей-сан выполнил задание…
— Я тоже, — кивнул Такеши и почему-то сник.
— Ты чего? — озадачилась я, а мечник вдруг посмотрел на меня как-то странно, с болью и раздражением, и, сжав руки в кулаки, закусил губу. Я осторожно коснулась его плеча рукой и тихо спросила: — Ямамото-сан, ты чего? Что случилось? Расскажи, я пойму…
— Ты… — пробормотал он и вдруг, ударив ладонью по столу, от чего я чуть не подпрыгнула (это ведь вообще на него не похоже!), уставился в пол и быстро заговорил: — Я не понимаю — я всегда стараюсь улыбаться, стараюсь делать мир позитивнее своим настроением и помогать людям не зацикливаться на их печалях и горестях. Я всегда скрываю все свои горести, чтобы ни у кого не возникло плохого настроения или тоски из-за моих высказываний. Мой отец, когда мама умерла, очень грустил, и я всегда старался его подбодрить, а он говорил: «Спасибо, Такеши, твоя улыбка дает мне силы жить».
Повисла тишина. Впервые в жизни я видела на глазах этого безмерно сильного человека слезы, которые он и не пытался спрятать, но которые всё же не падали вниз. Впервые он повысил на меня голос. Впервые он показал, что чувствует на самом деле — злость, растерянность, страх, желание быть нужным и важным, стремление помогать другим и не быть отвергнутым… И несмотря на то, что в голосе Ямамото было столько боли, я почему-то улыбнулась. Наверное, потому, что он наконец-то открылся мне…
Я подошла к парню и, встав напротив него, тихо сказала:
— Спасибо, что сказал всё это. Знаешь, не стоит завидовать Рёхей-сану, потому что я просто думала, что вам всем будет неприятно, если я буду звать вас по именам, потому я и обращаюсь ко всем вам по фамилии. Ты же японец, а у вас с этим строго, потому я не решалась перейти на имя. Но если бы ты сказал, что не против, я бы уже давным-давно называла тебя «Такеши». Потому что ты мой друг, понимаешь? — я не лукавила, я и правда уже поняла, что Ямамото мне не «товарищ», а именно Друг, причем именно с большой буквы, и продолжила, глядя в его полные недоумения черные глаза: — Понимаешь, я не думаю, что шинигами хотят, чтобы ты менялся. Посмотри на Рёхей-сана. Он всё тот же, но он начал ценить силу слов. Так и в твоем случае. Задание звучало: «Ямамото Такеши выполнит условия контракта в миг, когда обнажит перед другим человеком все свои негативные чувства искренне и с желанием, чтобы этот человек принял его „темную сторону”, а не ради выполнения условия договора». По сути, думаю, они не хотят, чтобы ты перестал улыбаться, потому и уточнили насчет того, чтобы ты не делал этого ради исполнения контракта. Мне кажется, они просто хотят, чтобы ты понял, что настоящие друзья примут тебя и с улыбкой на губах, и со слезами на глазах, потому что они знают: ты хороший человек, и так же, как ты помогаешь им своей улыбкой, они помогут тебе всем, чем смогут, если ты покажешь им, что тебе плохо, больно или грустно. Такеши-сан, ты показал мне, что тебе тяжело, и что ты хочешь, чтобы тебя звали по имени, и я начала так тебя звать. Я не подумала, что ты какой-то «не такой» из-за того, что ты хотел быть ближе ко мне, потому что мы друзья, и я принимаю тебя со всеми светлыми и темными сторонами, как и ты меня. Во мне ведь тоже очень много темного, и ты всегда это принимаешь, как должное, и продолжаешь мне искренне улыбаться, равно как и я тебе сейчас. Ты ведь разбираешься в улыбках, вот и скажи, фальшива моя улыбка сейчас или нет. Она ведь настоящая, потому что я рада, что ты, наконец, подпустил меня ближе, показав, что ты тоже не идеален и можешь грустить и злиться, показав, что ты не робот и что ты мне доверяешь, не опасаясь, что я не приму тебя таким, какой ты есть. Спасибо тебе за это.
Я осторожно взяла мечника за руку и улыбнулась, а он, растерянно на меня глядя, пробормотал:
— Ты… и правда не против, что я иногда такие чувства некрасивые испытываю?
—
Такеши-сан, — рассмеялась я, — их испытывают абсолютно все! Ты меня возненавидишь, если узнаешь, что я, например, завидую порой Хибёрду?— Нет, — опешил он. — А из-за чего ты ему завидуешь?
— Ну, — я тяжело вздохнула и, покосившись на дверь, прошептала: — Только это секрет, ладно?
— Естественно, — усмехнулся Ямамото и перешел на шепот. — Но, думаю, я и так знаю. Ты влюбилась в Хибари, да?
— К сожалению, — тяжело вздохнула я. Такеши сжал мою ладонь, а другой рукой потрепал меня по волосам и тихо спросил:
— Почему к сожалению-то?
— Да потому, что лучше б я в тебя влюбилась, право слово! — прошипела я. А вот это был крик души, если честно… — Он ведь меня вообще к себе ближе, чем на расстояние пушечного выстрела не подпускает, и для него есть я — хорошо, нет — и не надо. Я себя иногда мебелью чувствую! И это больно…
— Понимаю, — вздохнул Ямамото и, снова потрепав меня по голове, подбадривающе улыбнулся. — Любовь штука жестокая — не оставляет выбора.
— Это точно, — с тяжким вздохом кивнула я. — Спасибо тебе. И за то, что рассказал, что чувствуешь на самом деле, и за поддержку. Твоя улыбка и впрямь обладает магическим эффектом — придает сил и дарит надежду на лучшее.
— Знаю, — рассмеялся Ямамото, отпуская мою руку и почесав затылок. — Потому я и улыбаюсь. Но это искренне. Равно как и твоя улыбка сейчас.
— Ага, — кивнула я и улыбнулась в ответ. — Ты заражаешь меня хорошим настроением!
— Для чего еще нужны друзья? — рассмеялся Такеши и вдруг, посерьезнев, добавил: — Правда, теперь я понял, что они нужны еще и для того, чтобы поддерживать, когда в душе наступает смятение и темнота захлестывает. Спасибо, ты помогла мне понять, что и темную мою сторону те, кому я дорог, смогут принять, и я не обязан всегда быть на позитиве — даже тогда, когда мне плохо.
— Я рада, — кивнула я, и Такеши, улыбнувшись, скомандовал:
— А теперь вернемся к готовке, а то останутся ребята голодными!
— Точно, — согласилась я, но приготовить обед нам не дали: мир вдруг полыхнул белым и прямо над столом зависли всё те же оперившиеся шинигами, что и всегда. Я замерла, а в следующий миг завопила:
— Такеши выполнил задание? Да? Ну ведь да?!
— Тихо ты, не вопи! — прикрикнул (ну, или прикрякнул) на меня правый гусь, в то время как его брат флегматично затыкал уши длинными белыми маховыми перьями, в данном случае игравшими роль пальцев. О, ну, правый — холерик, левый — адекват, ясно.
— Ладно, — покладисто кивнула я. — Ну так что, он выполнил задание?
Правый Гу-Со-Син закатил глазки-бусины и начал потирать виски крыльями, бурча что-то о том, что мои вопли действуют не хуже криков Акулы Суперби, и ему жаль тех, кто живет аж с нами обоими под одной крышей, а его братец, откашлявшись в кулачок (я поражаюсь тому, как у них крылья и, самое удивительное, перья гнутся! У них же перья на крыльях — как пальцы, и эти самые крылья вполне можно не крыльями, а оперившимися руками называть!) и, достав из внутреннего кармана своей хламиды сверток, с видом средневекового глашатая, но вытянув перед собой лапки в тряпичных башмачках, зачитал:
— «Сим документом подтверждается, что Ямамото Такеши выполнил задание и может вернуться в свой мир в любой момент. Для этого он должен умереть. Если этого не произойдет до двадцати четырех часов тридцать первого декабря сего года, он будет отправлен в свой мир Графом».
— Круто! — возопила я.
— И это всё? — опешил Ямамото. — То есть я, скорее, должен был захотеть, чтобы кто-то меня понял, чем и впрямь показать, что я могу быть хмурым и раздражительным?..
— Конечно, — кивнул гусик слева, с довольным видом сворачивая пергамент обратно в трубочку. — Ты же выполнил задание, значит, всё было именно так. Ты просто не вчитался в текст, не увидел суть, но ты задумался над этими словами и допустил мысль, раньше в твою голову не приходившую, а именно: «Могут ли меня принять, если я не буду позитивным?» И потому сейчас ты решил рискнуть.
— Кто не рискует — тот не пьет шампанского, — сложив крылышки на груди, с заумным видом покивал гусь-холерик. — А трезвенником быть скучно — спроси свою подружку.
— Скорее, «подругу», — рассмеялся Ямамото, почесав затылок. — А то грубовато получается.
— Или двусмысленно, — протянул левый первоптиц, глядя на стену и делая вид, что это он так сам с собой беседует. Он намекает на амурные отношения? Зря. Маша тут вообще не при делах, а если он вдруг съехал с чего-то к намеку на меня… Не верю, что они не в курсе моих чувств к Хибари-сану. Значит, просто издевается, «редиска» пернатая…
— Нет, скорее, всё же грубо, — уточнил Такеши, давя лыбу. — Давайте будем уважать девушек? Они украшение жизни.
— Ромааантик, — протянул птиц-холерик, а его брат, подрыгав в воздухе лапками, вмешался в разговор:
— Нет, это всё, конечно, понятно, но кто как хочет, тот так и называет. Сменим тему! Итак, ты можешь вернуться в свой мир в любой момент, для этого ты должен умереть. Но если не хочешь идти на суицид или нарываться на удар врага, просто дождись Нового Года. С последним ударом курантов ты вернешься в свой мир в том состоянии, которое застанет Новый Год.