Спасите, мафия!

— Продолжил, — кивнула я и поцеловала его в щеку.

— Я хочу оформить отношения как можно быстрее, — сказал он. — Согласна?

— Более чем, — обрадовалась я и спросила: — Но мы ведь пригласим на роспись Вонголу и мою сестру?

— Придется, — поморщился он, а я рассмеялась и, начав бродить по комнате и осматриваться, сказала:

— Не будь букой, они мои друзья. Да и с Дисциплинарным Комитетом я хотела бы познакомиться.

— Познакомишься, — усмехнулся он, усаживаясь в кресло. — Ты будешь нашим секретарем — секретарем CEDEF. Работать будешь в свободное от учебы время. В нашем городе есть возможность выучиться на ветеринара, а с твоими знаниями ты поступишь. Вопрос в языке. Попробуй сказать что-нибудь по-японски.

Я призадумалась и, усевшись на кровать напротив главы всея Дисциплины, спросила, перейдя на родной язык моего жениха:

— А почему здесь так чисто? Тебя ведь не было полгода.

И впрямь, как и обещали Гу-Со-Сины, японский дался мне легко, словно был вторым родным языком, и Кёя, довольно кивнув, ответил:

— Полагаю, потому что это не в новинку горничной и садовнику. Я часто бывал в командировках с Вонголой, когда мое присутствие было им необходимо, или отправлялся в исследовательские поездки в сопровождении членов CEDEF с целью выяснить тайны коробочек. И я всегда выплачивал деньги, которые причитались тем двоим за их работу во время моего отсутствия. Комитет должен был сообщить им, что я уехал и еще вернусь — в этом я уверен. Теперь многие члены Комитета работают в CEDEF, а это — «Внешняя Консультационная Семья», неофициальная часть Вонголы. Значит, они знали о том, что я вернусь.

— Ясно, — протянула я. — Молодец Тецуя-сан — следил, чтобы работники за полгода дом не забросили.

— Да, он полезен, — кивнул комитетчик и добавил: — У него есть ключи от дома, потому что он один из немногих, кому я относительно доверяю, так что в том, что он проверял их работу, я не сомневаюсь.

— Хорошо, что у тебя есть те, кому ты веришь, — улыбнулась я, подпирая щеки кулаками.

— Есть, — кивнул он с задумчивым видом. — Но я никому не верю на сто процентов. Никому, кроме тебя.

— Я рада, что ты мне веришь, — улыбнулась я вновь. Поймав довольный взгляд главы CEDEF, я подошла к нему, присела на корточки и, взяв его руки в свои, сказала: — Я хочу сказать тебе по-японски еще кое-что.

— Что? — напрягся он, а я тихо, но очень четко произнесла:

— Aisheteru wa, Кёя.

«Я люблю тебя». Не «ты мне нравишься», а именно «я люблю». Слова, которые японцы произносят так редко… Слова, что мой жених сказал мне лишь однажды. Последний звук признания, ведущего меня по жизни, замер в воздухе, и в глазах Кёи вспыхнули радость, надежда и нежность, и он, резко встав, подхватил меня на руки и прошептал:

— Aisheteru wa, Катя.

Душа у меня ушла в пятки, а губы Кёи осторожно коснулись моих. Я нежно ответила на поцелуй, зарываясь пальцами в мягкие, шелковистые волосы, и закрыла глаза, наслаждаясь минутами несказанного счастья и покоя. Когда комитетчик отстранился и поставил меня на пол, я чмокнула его в щеку и подошла к оставленной на циновке сумке. Выудив на свет Божий Машины подарки и положив их на низенький чайный столик, я также достала и определила туда прихваченные мной фигурки героев аниме «Учитель-мафиози Реборн».

— Это еще что? — раздраженно спросил Кёя, с возмущением разглядывая собственную мини-версию.

— Прости, не удержалась, — пробормотала я. — Не волнуйся, фигурку Мукуро я могу отдать ему или поставить в комнату, где ты редко бываешь, или в шкаф убрать…

— Да не важно, — отмахнулся он. — Но я не Нарцисс, чтобы в моей комнате мое же изображение было!

— Но ты ведь не был против, когда я спросила, можно ли мне поставить нашу с тобой фотографию в рамке в нашей же комнате, — растерянно пробормотала я, припоминая наш давнишний разговор.

— То — наша фотография, а это — моя фигурка! — возмутился он.

— А тут не только ты — тут еще и Хибёрд, — улыбнулась я. — Но я ведь могу ее в шкаф спрятать, если хочешь. А выкинуть — прости — я ее не выкину. Рука не поднимется. Потому что это всё же ваше с Хибёрдом изображение.

— Ладно, оставь, — поморщился он. — Но убери в шкаф. Не хочу на нее натыкаться. Мания величия у меня еще не началась, чтобы собственные портреты или фигурки по дому расставлять.

— Ладно, — покладисто согласилась я. — Я их всех в шкаф уберу.

— Да уж, будь добра, — поморщился он, скрещивая руки на груди. — Мне их в жизни хватает.

— А мне не хватает, — ответила я. Стало немного грустно: всё это время я безумно волновалась за Такеши, но надеялась, что с ним всё хорошо, ведь Владыка Эмма не стал бы лгать… И всё же я продолжала переживать. — Покажешь мне Намимори? Я к Такеши-сану хочу зайти — проведать. Он мне как брат, и я волнуюсь, как он, что с рукой…

— Проведай, ты же не успокоишься, — фыркнул комитетчик и накрыл фигурки Машкиными вязаными салфетками. — Но сначала экскурсия и поход по магазинам. Надо купить тебе одежду, а одну тебя отправлять я не собираюсь. И еще я хочу купить тебе кимоно.

— Настоящее? — восхищенно протянула я.

— А есть варианты? — скептически выгнул бровь Кёя, и я, радостно разулыбавшись, оттащила его от столика (а точнее, от припрятанных под салфетками фигурок) и спросила:

— В первый день Нового Года принято посещать Храм. Сходим, когда Торра найдем?

— Торнадо наверняка в саду. А в Храм пойдем, как только купим кимоно, — усмехнулся он и обнял меня. — Потому что туда принято ходить именно в нем.

— И ты наденешь? — озадачилась я.

— Естественно. Но по магазинам я в таком виде не пойду. План такой: магазин, потом домой — переодеться, потом в Храм, потом опять домой и затем прогулка по Намимори.

— А почему сначала в Храм, а потом прогулка? — озадачилась я.

— Потому что в Храм лучше ходить с утра — табличек с предсказаниями больше, — заявил хитрый разведчик, и я рассмеялась, а затем спросила:

— Мы же с тобой теперь на все праздники ходить будем? На фестивали и на ярмарки тоже, правда?

— Правда, правда, откуда только в тебе любовь к подобным мероприятиям взялась? — усмехнулся комитетчик, прекрасно зная ответ. Просто я не боялась толпу, если он был рядом, и не хотела упустить ни одного из тех счастливых мгновений, которые были у нас впереди. А разве это не счастье — наблюдать за тем, как люди веселятся на фестивалях, и смотреть на фейерверки вместе с самым дорогим и любимым человеком на свете?.. И вдруг Кёя заявил нечто, ввергнувшее меня в транс:

— Хочу увидеть тебя в юката. Это летнее кимоно.

— Я знаю, что это, но… ты же никогда не обращал внимания на мой внешний вид, — пробормотала я, ушам своим не веря.

— Ошибаешься, — поморщился он. — Просто не люблю делать комплименты.

— И не надо, — улыбнулась я и обняла этого Штирлица. Я была рада тому, что он всё же видит во мне не только подругу, спутницу жизни и свою вторую половинку, которую воспринимает как данность, но и женщину, во внешнем виде которой его всё устраивает. Глупо, наверное, но его слова я восприняла именно как самый настоящий комплимент, и он это отлично понял, потому как прошептал мне в самое ухо: