Спасти Державу! Мировая Революция «попаданцев»
Шрифт:
— Доказательства есть?!
Арчегов впился глазами в чекиста, положив ладонь тому на колено. Пальцы так сжались, что Мойзес поморщился от боли.
— Вы не можете связаться с Иркутском по телеграфу потому, что ваша артиллерия разрушила линию. Наши парламентеры были отогнаны пулеметным огнем. Более того — из Новониколаевска на восток переброшен гвардейский полк полковника Мейбома и батальон лейб-егерей, но всех сибиряков и казаков оставили на месте. Сегодня-завтра эшелоны уже будут в Иркутске. Есть еще данные…
— Даже так… Не знал, но чувствовал, — голос Арчегова помертвел, и Мойзес увидел, как генерал посерел лицом. Но тут же спросил, скрипнув
— Товарищ Дзержинский уже отдал нужные распоряжения. Нам не следует терять время, генерал!
Севастополь
Колчак пристально смотрел на пламенеющий закат. Дурное настроение, что овладело им сегодня утром, исчезло бесследно. Нет, русский флот был жив, в этом он убедился за сегодняшний день еще раз.
И пусть не тот, что был раньше, три года тому назад, когда он вступил в командование Черноморским флотом, но даже такой он представлял собою реальную боевую силу, с которой врагам придется считаться.
С мостика «Георгия Победоносца», с которого адмирал летом 1917 года бросил свою «золотую» саблю в море, дабы она не попала в загребущие лапы революционизированных матросов, Александр Васильевич с нескрываемым удовольствием вглядывался в хищные силуэты готовых к боям и походам кораблей.
Главный козырь представлял линкор «Адмирал Ушаков», за свою недолгую трехлетнюю жизнь сменивший три имени. Он был заложен как «Император Александр III», вошел в строй как «Воля», переименованный на революционной волне, а возвращенный англичанами, получил имя одного из зачинателей белого движения — «Генерал Алексеев».
Колчак сразу по прибытии в Севастополь настоял, чтобы линкору дали другое имя, которое будет ласкать душу и гордость каждого моряка. Великий русский флотоводец, с именем которого связаны самые громкие победы русского флота, адмирал Федор Федорович Ушаков подходил для того как нельзя лучше.
Он был и одним из основателей Черноморского флота, и его командующим. Тем более в русском флоте броненосец береговой обороны «Адмирал Ушаков» героически погиб в Цусимском проливе, но не спустил перед врагом Андреевский флаг, презрев собственную участь.
С Деникиным состоялся тяжелый разговор, но, в конце концов, генерал уступил, сказав, что не станет вмешиваться во флотские дела, и дал «добро» на все реформы и переименования.
Сегодня адмирал осматривал злосчастный линкор «Императрица Мария», что взорвался в бухте три года назад. Что это было — несчастный случай, халатность экипажа или вражеская диверсия, так и не установили ни тогда, ни сейчас.
Он про себя решил, что второй линкор флоту необходим. И был выбор — или достроить готовый на три четверти «Император Николай I», стоящий на стапеле в Николаеве, используя механизмы и вооружение «Императрицы», или, наоборот, восстановить последний корабль, используя элементы первого линкора.
Дело вполне посильное, вот только Николаевские верфи в руках большевиков, а мощности Севастопольского морского завода далеко не те, чтоб капитально отремонтировать и тем более построить линкор. Хотя выход из положения имелся — в Новороссийск было эвакуировано оборудование Ревельского завода, что сейчас было бесхозным.
Но слишком опасна тамошняя «бора», резкий, внезапно срывающийся с гор сильный ветер, особенно зимой. И потому он решил перевезти все в Севастополь
и увеличить мощности местного морского завода. Но время, время! На строительство уйдет не меньше года и уйма средств, которые, впрочем, имелись.Колчак вместе с чином полного адмирала, дарованного государем Михаилом Александровичем, получил от Сибирского правительства пятьдесят миллионов рублей, половина из которых была загружена в трюм «Орла» в тяжелых ящиках — золотыми слитками и монетами. Эти деньги флот не получил бы никогда, но они были буквально выбиты для него молодым военным министром Арчеговым.
— Я знаю, кто он такой, знаю, — прошептал Александр Васильевич, вдыхая полной грудью соленый морской воздух.
Теперь он действительно знал все, получив очень откровенное письмо от Миши Смирнова, своего старинного друга. И представил, как февральской ночью его самого вывели чекисты к проруби в устье реки Ушаковки, что впадает в Ангару, и дали залп…
Москва
— Насчет гарантий, что предлагает Сибирское правительство, нам все ясно. Товарищ Мойзес хорошо изложил свой разговор с военным министром! Ведь так, Лев Давыдович?
— Да, Владимир Ильич!
Троцкий ответил как можно дружелюбнее, хотя внутри все клокотало от сдерживаемого бешенства. Целый день он распинался перед Вологодским и Арчеговым, кружева плел и дурачил, а этот поляк за его спиной все тихонько обделал. И молчком.
Нет, он еще вчера заподозрил, что дело нечисто, когда генерал фразы Старика произнес, что тот на днях сказал. Словно о чем-то намекал ему, а он тогда удивился, но не придал тому значения.
Сам Ильич вне подозрения, как жена Цезаря, а вот хитромудрый Феликс прокололся. Недаром говорят, что шила в мешке не утаить. За его спиной интригует и переговоры с сибиряками ведет. Старая сволочь!
С Арчеговым стоит переговорить наедине, тот явно хочет что-то важное предложить. И выразительно намекает на это. Генерал молод и горяч и Феликса явно не любит, при виде чекистов его прямо корежит. На этом стоит сыграть, доверие за доверие…
— С гарантиями понятно, они обоснованны, но вот насчет Деникина? На такое он не пойдет! Да и сама идея «Казакии», за которую так ратует генерал Арчегов, для него на дух непереносима.
— Зато для нас полезна, Лев Давыдович! Еще как полезна. Военный министр Сибири, целый генерал-адъютант их царька, и надо же столь горячо выступать за отказ от «единой и неделимой»?! Мне на Россию наплевать, я большевик! — Ленин хмыкнул — когда-то сказанная хлесткая фраза вновь пришла ему на ум, и он ее с удовольствием, прямо смакованием повторил. — И когда с такой же мыслью выступает белый генерал, то он наш союзник, и никак не меньше. Его не нужно убеждать, он сам все за нас сделает! Как ловко придумал с казачьими «буферами»! Вы уж с ним поласковей, Лев Давыдович, это ж наш человек, настоящий большевик, хоть партийный билет ему сейчас выписывай!
Троцкий выдавил из себя улыбку, поддерживая ленинское ерничество, весьма далекую от искреннего смеха. Так вождь относился ко всем тем, кого называл «попутчиками революции».
— А потому вы, батенька, постарайтесь выбить сегодня из сибиряков надежное обязательство. Именно так, и никак иначе, чтобы они немедленно прекратили любую помощь югу, особенно золотом. Без этого режим беляков на Кавказе обречен. Ведь так, Феликс Эдмундович?
— Я согласен с вами, Владимир Ильич. Но этого мало — Сибирь далека, а у Деникина руки развязаны.