Спасти дроу

— Не важно огонь, воздух, левитация или трансформация — маг должен знать и представлять какую именно чару желает сотворить, — Иоран говорил как заправский учитель и, похоже, тему для беседы я задала удачно, — Когда ты выпускаешь огненный шар, ты же представляешь его? Размер, форму и даже цвет.

— Верно. Я всегда точно знаю, каким он будет. Но, я создавала шары тысячу раз и…

— И этот образ возникает у тебя неосознанно, без труда. Как поднять руку или ногу, — закончил Иоран за меня, — Попробуй представить огонь другого цвета. Зелёный. Синий. Какой угодно. И зажечь его.

Я представила синий огонь. Ультрамариновый, как подземное озеро. Яркое переливчатое пламя, словно факел с голубыми огненными языками.

Устроившись поудобнее, я прикрыла веки. Магия покалывала пальцы, перетекала по венам, скапливалась и, наконец, выплеснулась наружу.

Лёгкий голубой огонёк заискрил и игриво затанцевал на моей ладони.

— Невероятно, — открыла рот от изумления.

Через минуту я попыталась сделать его зелёным. Получилось хуже, но всё равно вышло. Простые образы давались мне легко, но применять их я могла только к своему огню.

Короткий и очень полезный урок от мага-иллюзиониста.

Интересно, какие чары были доступны ему? Иллюзии — самый сложный вид магии. Необходимо представить всё в мельчайших деталях и создать живую, правдоподобную иллюзию, чтобы поверил противник.

Поразить иллюзией нельзя, но можно запутать. Птица, летящая прямо на противника, собьёт с толку, заставит отмахнуться, открыть уязвимое место для удара и совершить ошибку.

Или голос потерявшегося товарища заставит свернуть с дороги и попасть в ловушку.

— Спасибо, — с воодушевлением поблагодарила я, — Попробую завтра на тренировке. С кольцом.

— Попробуй, — дроу побрёл в свой угол за деревянной ширмой, — Но сначала надо отдохнуть.

— Ты прав, — я потушила свет, — Добрых снов, Иоран.

— Добрых снов, Агнес, — ответил эльф и там, за тонкой перегородкой, едва скрипнул топчан.

Сон мой не был долгим.

Проснулась я от жуткого холода. Меня трясло, знобило, колотило, как умирающего от пятнистой лихорадки. Пальцы рук и ног заледенели, тело сотрясалось, из груди вырывался рваный выдох, смешанный с зубной дробью. И нестерпимо зудела ладонь.

Я присела на кровати, стуча зубами с такой силой, что, кажется, слышало всё поместье.

— Что с тобой? — Иоран проснулся и в один миг подскочил ко мне, — Тебе холодно?

— Оч-чень, — дрожа, как осиновый лист, отстучала я зубами.

— Ты вся дрожишь! Закутайся. Вот, возьми, — эльф сунул мне своё одеяло, — Я позову лекаря.

Дроу спешно натянул штаны и, взволнованный, немедля покинул комнату.

Глава 8

Глава 8

— Болотная лихорадка, — заключила лекарь после осмотра, — Не опасно, но озноб продержится несколько дней. А вот для этого, — целительница указала на почерневшие царапины на ладони, — Приготовлю мазь.

Ненавижу холод. Становлюсь ворчливой, злой, несносной и постоянно сетую на несправедливую судьбу. Жару я терплю куда охотнее.

Закутанная в кокон из нескольких одеял, я слабо кивнула:

— Спас-сибо, Тр-р-риссна.

Мирное рукопожатие дриадской наемницы вышло мне боком — в том, что меня отравила именно она сомнений не оставалось. Это было своего рода предупреждение.

Красноречивое.

С уходом лекаря Иоран превратился в мою личную няньку-сиделку — поил тёплым отваром, заботливо подтыкал одеяло, взял мои ладони в свои, растирал их и обдавал горячим дыханием.

Я тряслась, тарабанила зубами и вместе с тем купалась в заботе моего подопечного. Дрожала от холода и одновременно ликовала. Радовалась, что можно без зазрения совести наслаждаться вниманием дроу. По правде говоря, я не знала, делал ли всё это эльф из благодарности, симпатии или просто потому, что так диктовало его воспитание.

В родном поселении всё было иначе.

Человеческому мужчине отводилась главенствующая роль, а женщина прилагалась к нему в качестве очень полезной в хозяйстве скотины — работу выполняла, детей растила, мужу не перечила. С ознобом и лихорадкой жена от работы не освобождалась. Плохо тебе или хорошо — будь добра обязанности свои знай, да помалкивай.

У дроу всё перевернулось с ног на голову.

Женщин уважали, ценили, почти боготворили. Тёмные эльфийки владели магией и боевым оружием не хуже мужчин, на равных защищали свои дома и семьи. И, кроме прочего, владели уникальной способностью — дарить жизнь.

Образ жены и матери дроу возвели в культ. Ценили как величайший божественный дар.

Прислуживать женщине было не зазорно, нянчиться с детьми, особенно своими собственными — почётно. И, по рассказам эльфиек, в постели дроу из кожи вон лезли, чтобы впечатлить любимую. Вейдайри сразу уведомила меня, вогнав в краску, что тёмные эльфы — лучшие в мире любовники.

Проверить, правда, не довелось.

— Попробуй уснуть? — Иоран вывел меня из оцепенения.

— Не могу, — мотнула я головой, — Я не могу спать, когда холодно.

— Позволишь мне лечь рядом с тобой? — прозвучало скорее как утверждение, чем вопрос, — Возможно, так ты сможешь хоть немного согреться.

О, Всевышний, конечно! Тысячу раз — да!

Ответила я, однако, совсем не то:

— Не надо. Ты не обязан. Помнишь, Триссна же сказала, что это скоро пройдёт.

— Сон быстрее принесёт исцеление, — Иоран склонил голову на бок.

С этими словами эльф медленно обошёл мою кровать, присел с противоположной стороны. Я наблюдала за ним, затаив дыхание. На минуту даже трястись перестала, так волнующие ждала, что будет дальше.

— Позволишь? — повторил дроу едва слышно.

Неужели он вот так просто уляжется рядом, обнимет, прижмёт к себе? Разденется до исподнего или намеревается спать в рубахе и штанах? А руки распускать будет?

А мне хочется?

Хочется!

Очень!

Ошеломленная происходящим я робко кивнула. Поёжилась в своём теплом коконе, поджала губы и в смятении наблюдала за эльфом.

Скрипнул матрас — Иоран аккуратно присел на край кровати. Поколебавшись, штаны всё таки стянул. Остался в хлопковой рубахе длиной до середины бедра.

Я невольно вспомнила тот день, когда он стоял передо мной обнажённый, отправленный мне в качестве подарка по чужой прихоти. Прекрасный, идеальный, волнующий. И такой уязвимый.

По телу пробежала дрожь. Не лихорадка, нет. Щекотливое удовольствие, приправленное греховным нетерпением. И жар, что стекался по венам и сладко собирался там… внизу живота.