Спасти красноармейца Райнова. Книга седьмая. Пацифист

Те ушли, а старшина рядом присел, да так, чтобы тень от него падала мне на лицо. Действительно легче стало. За следующий час, около меня побывало порядка десятка лётчиков, лагерь был крупный, огороженный в открытом поле. На пять тысяч. А узнал меня молодой старший сержант, из свежей колонны пленных, что привели. Тоже лётчик-истребитель. Уже под вечер подошёл, когда услышал про беспамятного, и сходу опознал, не смотря на синяки и чуть опухшее от избиения лицо:

– Так это Антонов, лётчик из нашей эскадрильи. Правый ведомый в первом звене. Только в этом году из училища. Мы из разных звеньев. А жили на соседних койках в казарме.

– А что за часть?
– спросил я.

– Сто Двадцать Третий ИАП, Десятая смешанная авиадивизия. Тоже не помнишь?
– присаживаясь рядом, спросил тот.

– Не помню. Расскажи, что знаешь обо мне. Может что вспомнится?

Тот меня сходу порадовал, сообщив, что Саня Антонов сирота. У Шевченко было множество родственников, проходу от них не было, то одного пристрой куда, то другого. В общем, тяжело было. Поэтому новость для меня действительно прекрасная. И не женат. Вообще красота. А так тот из Киева. Там же закончил аэроклуб и сразу поступил в военное лётное училище в Ейске, которое и закончил в этом году, прибыв в полк шестого июня. Вошёл во вторую эскадрилью, правым ведомым. Всего два тренировочных вылета, даже по конусу пострелял. Повезло, как раз стрельбы были. Да в принципе всё. Тут война началась, активные бои, немало техники потеряли на земле от ударов с воздуха. В полку осталось пятнадцать машин, перебазировались под Пинск, и две «чайки» отправили на разведку к Бресту, вылетели командир звена лейтенант Панин, и сержант Антонов, в прикрытие. Что произошло, уже не известно, но драпал Саня, судя по направлению полёта летел к Пинску, очень шустро. Однако немцы нагнали, и завязался бой. Я думал Саша сбил его в бою, а он таранил «мессер», скорее всего боезапас потрачен был. Ну а дальше известно. Вот такая история. Закончил рассказ, уже когда стемнело. Сам сержант попал в плен, когда его с группой техников отправили за подбитой машиной, эвакуировать. Безлошадных лётчиков было много, на всех машин не хватало, вот и находили дело. А тут комполка с воздуха приметил стоявший в поле «ишачок», явно сел на вынужденную, и послали «Зис». Даже не доехали, попались группе мотоциклистов. Мы так вместе и устроились, поговорить не вышло, вскоре меня вырубило. Поел вечером две моркови сырой, два зуба шаталось, но к счастью не выбили, поесть смог. И воды попил, старшина принёс. На этом и уснул, как в чёрную яму рухнул.

Утром, когда на завтрак выдали еду, также сырые овощи и воду, на телегах привезли и кучами вывалили. Нам повезло получить капусты, и в котелок воды. Также подозвали медика, уставший парень меня осмотрел, пришлось раздеться, ощупал, и определил две трещины в рёбрах, возможно трещина в левой ноги, ниже колена, и избит, ушибы мягких тканей. Били конечно Саню долго, голове досталось, что видимо и помогло меня заселить в его тело, но в принципе ничего критического, всё само восстановиться. Нужен лишь покой и хорошее питание. Не такое как тут в лагере, с ним быстрее загнёшься. Кстати, в обед давали похлёбку на брюкве. Мне тоже немного досталось. Только после обеда, многих вывели из лагеря, колонна большая получилось, и увели. Меня как пострадавшего, и других раненых, оставили. Я кстати гимнастёрку ранее скинул, чтобы снова не побили, опознав. Обезличил себя. Так что вечером, сильно хромая, сам ходил на раздачу к воротам. Получил воду, просто дали напиться из черпака, ёмкости у меня не было, и выдали варёной картошки. По две штуки на руки. Так что жуя, есть очень хотелось, да и для восстановления травм нужно, вернулся. Там вскоре уснул, когда стемнело. Жду, что я ещё скажу? Немцы вон вышки ставят, топоры только и стучат, лагерь похоже долго собираются использовать, уже наладили прожектора, это они быстро, сбежать сложно, тем более мне травмированному. Поэтому я лежал на вытоптанной траве и строил планы. Будет хранилище, уже шанс сбежать есть. Да выйду к охране, немецким владею в совершенстве, скажу, что их агент, там уже за территорией, убирая в хранилище тех, кто рядом, достаю и вырубаю. Переодеваюсь и под видом немецкого солдата ухожу. Желательно всё вечером перед темнотой провернуть, чтобы она скрыла.

На самом деле с побегом я особо проблем не видел. Ничего сложного. Планы в основном строил что дальше делать. А я отлично помнил про ящики с истребителями «Як-1». Помнится, их там двадцать восемь было. Поверьте, иметь, в запасе такие машины дорогого стоит. Тонна в хранилище, самолёт в полной загрузке почти три тонны, но там в ящиках, разобранный, можно убирать по ящику и уносить. Спрятать в надёжном месте. Забавно, но у меня такое надёжное место было, и совсем рядом с Минском. В девяти километрах, в лесу. А мой фронт наступал там и Минск брал. Мощный бункер. Наши сделали, сто процентов, и видимо все, кто о нём знал, были мертвы, я и после войны заглядывал пару раз, пыль и никаких следов. Правда, он пустой, в три уровня, оснащения не завезли, но это даже хорошо, ящики там встанут. Чёрт, да там ящики и для сотни истребителей встанут. Жаль собранные, целые не убрать в хранилище будет. Тоже бы туда убрал. Ладно, спёр всё у станции, придётся побегать, и уберу в бункер, снова закрыв его. Там замаскировано всё, но как открыть я знаю. После этого к Бресту. Для начала Майю в наложницы, эта секс-бомба и мёртвого заведёт, и потом набрать припасов. Ну и вспомнив про награды в шкафу, думаю и их прихватить. Пару недель на излечение, восстановлю какой истребитель и на нём до наших доберусь. Дальше проверки, уверен, что они будут, про плен сообщу, смысла скрывать не вижу, потерю памяти изображу. Ну а дальше как судьба повернётся, буду воевать. Вот такие планы. А самолёты пригодятся. Между прочим, это серьёзное платёжное средство в первый год войны, за пяток таких истребителей можно многое получить. Так что пусть хранятся, найду куда пристроить. Да скорее всего сам же на них и буду летать, по мере того как потеряю очередной «як». Правда, без личной защиты, опасно всё, но Госпожа Удача при мне, и я на неё надеюсь. Вот такие планы.

Вот так и этот день пролетел, а я ждал обеда следующего, там откроется хранилище. Обед прошёл, и ничего, к вечеру время, уже нервничал, и нет его. Хранилище так и не запустилось. А в голове табун мыслей бегал. Как так? А я вспоминал слова Мика, что хранилища в конфликт не войдут, плетения амулета-жука сильнее и задавит те, что простейшие, оно развернётся. Вот тебе и эксперимент, проведённый надо мной. Рискнул и проиграл, задавили друг друга эти свёрнутые хранилища, вот что обидно. Лишился немалой ценности. Аж слеза в уголках глаз выступила. Тогда и ждать смысла нет, нужно валить. На этой кормёжке я ещё больше слабею, за каждый пропущенный день теряю шанс на побег. На третий день, к обеду также пустота, поэтому под вечер, я поднялся, и хромая, держась за бок, рёбра ныли, к воротам. Ужин уже был. Всего одна брюква досталась, уже съел, варёная, и вот подошёл к выходу.

– Господин унтер, - обратился сидевшему на стуле солдату, тот себя в службе явно не ограничивал.
– Я имею важную информацию, хочу её сообщить.

Тот покривился. Охрану, в отличии от нас, сегодня кормили рагу с мясом, ковырялся спичкой в зубах и не хотя отвлёкся, посмотрев на меня. Говорил я на чистом немецком, берлинское произношение, я там жил полгода. Берлин полностью на нашей стороне был, в зону оккупации союзников не входил. Вот так изучив меня, тот также не хотя встал, и подозвав одного из солдат, тут двое из патруля вокруг лагеря вернулись, и велел меня выпустить. Не отказал, это хорошо, ну и повёл к палаткам. Одна штабной была. Лагерь явно планировали на лето, к зиме его ликвидируют, поэтому немцы себя не утруждали постройками зданий, жили в палатках, дымилось шесть полевых кухонь. А лагерь снова заполнялся, колонн по две-три приводили в день, вот и готовили разную бурду. Ну и себе. Иногда от мясного духа, когда ветер на нас дул, аж скулы сводило, так хотелось. Слюнями исходили. А тут на травяной диете точно загнёмся. В палатке что-то писал молодой лейтенант. Начальник лагеря капитан, я его издали видел, с травмированной рукой, не гнулась, а это видимо зам, на дежурстве. Вот когда унтер меня завёл в палатку, даже заранее докладывать не стал, то лейтенант поднял голову, с интересом нас изучая голубыми и несколько водянистыми глазами, сам тот рыжим был, и унтер сообщил:

– Этот русский что-то хочет важное сообщить, герр лейтенант.

– Знает немецкий?

– И очень хорошо, - подтвердил тот и повернула ко мне.
– Говори, что там хотел. Если обманул, мои ребята с тобой повеселятся.

– Бункер у Минска, для высшего политического состава республики, - сказал я, что первым в голову пришло, анализируя ситуацию на возможности побега.
– Если Минск захватят, партизанское движение будут организовывать. Я в бункере был, в охрану должен был войти.

Шансы были не велики, солдат снаружи ждёт, тут сержант и лейтенант, до которого метра три, ещё и стол между нами. Поэтому решил заговорить зубы, может куда в другое место отправят и там будет шанс для побега. Тут его, честно скажу, не очень много.

– НКВД?
– спросил лейтенант, что с интересом меня слушал.

– Нет. Минский гарнизон, тут сопровождал важного командира, бомба рядом упала, вон весь в синяках, и вот в плен попал.

– Да врёт он, - с ленцой в голосе сказал унтер.
– Я его ещё у ворот узнал. Думал скинул френч и его не опознают. Это тот лётчик, что нашего сбил над лагерем. Мы его потом отделали, отсюда и синяки.

– Вон оно как?
– лейтенант с интересом меня стал рассматривать.
– Меня тогда не было, не видел.

– А мне интересно было что ему надо.

– Вы ошиблись, господа офицеры, я обычный боец из минского гарнизона, - сообщил я, но видно, что убедить не удалось.

Пришлось переходить к импровизации. Да у меня тут всё на импровизации держится, и как видно, не помогло. Мощный толчок в плечо унтера, тот ожидал от меня какой пакости, но обычного толчка явно нет, полетел кувырком, а я уже прыгнул к лейтенанту, схватив перо, коим он ранее писал, отбив попытку захвата, и укрывшись за его телом, прижав острый кончик пера к шее, сказал ему:

– Прикажите своим людям выйти.

Уже и солдат забежал, держа на прицеле карабина, и унтер пистолет достал из кобуры, вот и укрывался за телом офицера.

– Что вы хотите?
– сдавленно спросил тот.

– Как и вы, я очень хочу жить, и на свободе. Предлагаю сделку. Мы вместе покидаем лагерь, пусть приготовят машину. Я удаляюсь на ней, и отпущу вас.

– Я могу вам верить?

– Поверьте, мне проще отпустить, чтобы потом ваши солдаты, злые как осы, искали меня. А так вслед кулаком погрозите, поругаете, и вернётесь в лагерь, передав постам мои данные. А от них уйти легче.

После недолго молчания, когда уже и начальник лагеря в просвете выхода мелькнул, тот всё же сказал:

– Договорились.

– Отлично, теперь я убираю одну руку, вы повернётесь ко мне, отстегнёте свой ремень с кобурой и застегнёте на мне. Это будет ваш прощальный подарок. Мы столько времени проведём вместе, хотело бы что-то оставить на память.

– Юморист, - нервно хмыкнул лейтенант, но повернулся, я убрал перо, хотя держал наготове, так что тот отстегнул свой ремень, и действительно застегнул на моей талии. Крепко застегнул.