Спасти Москву

Впрочем, в этот раз он не слег. То был просто шок. Шок от осознания того, что ни фига это не розыгрыш никакой, а самый настоящий другой мир. Мир прошлого. Да, да. Самого что ни на есть реального. Настоящее прошлое, как бы ни банально это звучало.

Мир рухнул. Николай Сергеевич ушел в себя и теперь чурался общения с обитателями деревеньки. И хоть чувствовал он себя теперь намного лучше, его это мало радовало: что с того, раз он все равно незнамо где и непонятно что тут делает. Дотянуть бы до лета, а там будь что будет.

– Городской ты, чужеродец, – подсел как-то к нему Милован. – К князю тебе надобно бы.

– К какому князю? – вяло поинтересовался тот.

– Наш князь – Дмитрий Иванович, – важно отвечал тот. – Хотя и к Ольгердовичам можно. За ними тоже – сила.

– А что мне князь? И я ему что? – отрешенно поинтересовался мужчина.

– Как что? – удивился бородач. – Расскажешь ему про диковины свои. Про грядущее… Ты же сам сказывал поперву: из грядущего. Или путаю что я? Ты вон и чудные вещи глаголешь, не всякому понять. Не всякому и принять, – помолчав, добавил он. – И не архангел ты, хоть и с мечом огненным… И не князь, и не боярин… И не пустобрех, – задумавшись, закончил тот.

– На том спасибо, – невесело ухмыльнулся в ответ Булыцкий. – Я много чего сказывал, так для всех то – россказни. Или не так называли все рассказы мои? И чужеродцем прозвали меня. А тут – на тебе: из грядущего. Поверил, что ли?

– Ну так, – согласился мужик. – Поверил. Душевный ты да ладный. Хоть и с мечом огненным да диковинами, а от человека в тебе уж слишком много. Грешен ты, что и я и все остальные. Не может быть архангел грешником. Да и чужеродец – вряд ли. Так что правда в словах твоих, а не в их.

– А тебе какая беда?

– Мне? – Задумавшись, Милован наконец негромко ответил: – Знавал я человечишку одного. Так посмотреть на него – тьфу человечек. В чем дух держался, непонятно – тощий, сухой. Кореньями питался да травками всякими. С птицами все разговаривал и молитвы какие-то свои читал. Его тоже все юродивым за глаза звали… Целителем был он, – со вздохом продолжил тот. – Все пытался поучать, какая травка хворь какую лечит, молитва какая что правит. А еще талдычил, что все тело человеческое – что княжество доброе. Коли в части одной все не слава богу, то и в другую лихо приходит. Коли у князя на уме что недоброе, так и беды жди для всех. Вот и тут: мысли худые, так и хвори тебе – пожалуйста. Так на тебя посмотрит раз и как на духу расскажет, что неладно да как поправить. И правили, да не думаючи совсем.

Не слушали тогда его особенно. Он-то про любовь и доброту говорил, а нам все попусту было. Чего лихим [21] печалиться почем зря? Раны да хвори залечивает, и то ладно, – с горечью закончил тот. – Ему бы в Белокаменную, душ бы сколько спас! А так помер ни за грош. Уж и не найдешь, где схоронен.

– Ты, – после продолжительного молчания продолжил он, – сдается мне, не пустобрех. А раз вещи чудные рассказываешь да диковины показываешь, так тебе дорога прямая к князю. Московия вон крылья расправляет. Люди толковые нужны.

21

Лихие – обозначение профессиональных преступников, в том числе неоднократно совершавших преступления.

– Так князь меня и принял, – горько усмехнулся в ответ тот. – К князю с дарами ходят, а не с пустыми руками.

– Так твои диковины чем не дары?! – так же искренне поразился его собеседник.

Булыцкий уставился на мужика так, словно бы впервые в жизни увидал его. В голове молнией пролетела сумасшедшая мысль. Разве что и осталось узнать, какой год нынче.

– А ведь и прав ты, – живо кивнул он головой. – Но помоги мне, мил человек. Что же я рассказывать буду князю, если даже год не знаю на дворе какой? Расскажи мне, что на дворе происходит.

– Время, – статно прогудел в ответ тот. – Московии время… Сильная крепость, Кремль белокаменный. Но и время неспокойное. Много всяких, не щадят друг друга. И князь не щадит.

– Дмитрий Иванович?

– Верно.

– Неспокойное время?

– Мамая [22] побили только вот. Рязанского княжича побили, с новгородцами условились, да литовцы только угомонились…

– Мамай, рязанский княжич… – Николай Сергеевич уставился на говорившего. – Еще что?

– Сеча Куликовская недалече была. Летом прошлым. Побили ордынцев. Князя Дмитрия Ивановича Сергий Радонежский на сечу ту благословил, – важно добавил тот.

22

Имеется в виду Куликовская битва.

– Сеча? Прошлым летом? – живо встрепенулся пенсионер. – А про Тохтамыша кто слыхивал?

– Тохтамыш? – Милован лишь покачал головой. – Может, и слыхивал кто, да не про наши уши слух тот.

Булыцкий крепко задумался. Выходит, что и правда занесло его в далекое прошлое, в год между Куликовской битвой и нашествием Тохтамыша на Москву. А раз так, то… у Булыцкого закружилась голова от одной только мысли об открывшихся ему перспективах! Ему, обычному преподавателю и с недавних пор пенсионеру, неведомо за какие заслуги шанс выпал изменить весь ход истории России, а быть может, и всего мира! Только подумать: предупредить князя о надвигающейся беде! Отвести удар и сохранить Москву! Десятки тысяч спасенных только жителей столицы. А по окрестным городам сколько полегло да в плен взято, так никто и не считал!

– Послушай меня, Милован, – собравшись с духом, начал Булыцкий, – мне очень нужна твоя помощь. Я могу рассчитывать на тебя?

– Человек предполагает, Бог располагает, – простодушно отвечал тот.

– На Москву беда идет большая. Скоро уже, но я могу ее упредить: рассказать, показать, обучить.

– Беда?

– Не веришь?

– Тебе верю, – чуть подумав, согласился тот.

– Поможешь?

– Помогу.

– Проведи к князю. Переговорить с ним надо да рассказать о беде грядущей.

Милован задумался.

– Не поможешь, значит? – раздосадованно бросил пенсионер.

– Отчего же не помогу, – отвечал тот. – Да слова мне твои припомнились: не будет тебя князь слушать. А то и в поруб кинет, как смутьяна, или, того хуже, на кол посадить велит.

– И что делать? – голос Булыцкого упал.

– К старцу, в монастырь Троицкий надобно бы тебе сперва. Князь его речам больше поверит, чем твоим да моим, вместе взятым. Да и примет тебя Сергий, а к Дмитрию и не дойдешь, может. Там своих шельм [23] хватает. Неспокойно нынче. А Сергий Радонежский если примет, так выслушает. А как выслушает, так, Бог даст, поверит да слово замолвит.

23

Шельма – 1. разг. – ловкий, хитрый человек; 2. прост. – нечестный человек; мошенник, плут, пройдоха.

– Расскажи, как дойти.

– А со зверем диким не боишься повстречаться? Или на меч свой огненный уповаешь?

– Боюсь, – вспомнив растерзанного Третьяка, вздрогнул тот. – И на меч не уповаю… Нет в нем силы прежней. – Задумавшись, он замолчал. – Но еще больше беду грядущую допустить боюсь, – вздрогнув, словно бы проснувшись, закончил тот.

– Оно бы лучше лета дождаться, – мрачно сплюнул мужик, – медведи, конечно, проснутся, но так и живности поболе будет. Нынче зима лютая. Голодная. Зверье вон из лесу выходит.