Спасти «Скифа»
Шрифт:
– Где взял?
– Пошел ты…
– Я пойду, браток. Я далеко пойду. А вот ты с этим – не дальше соседней улицы. И то если повезет. Где взял, спрашиваю?
– Сволочь…
– Кто?
– Ты! Стреляй, не буду ничего говорить…
– Ладно, – хмыкнул Чубаров. – Я тебя сначала выдеру. Потом, так и быть, отведу к мамке или кто там у тебя… Ну, или к пацанам твоим, компания есть поди… Вот. И расскажу, как ты храбро держался с немчурой поганой. В общем, герой ты, браток! И хватит.
Говоря так, Чубаров одновременно возился с обрезом, и когда закончил свою короткую тираду, управился с казенной частью – теперь
– Давай теперь серьезно… Мне базарить с тобой тут некогда, шкет. Зачем палил? Не ясно разве, что услышат?
– Пускай себе слышат. В городе каждый день где-то стреляют.
А вот этого обстоятельства, которое вполне объясняло относительное спокойствие после выстрела, Чубаров, и правда, не учел.
– Ну, разве так… Понял уже, что не в того шмалил?
– А я не в тебя…
– Ты культурно веди себя, – прикрикнул Чубаров. – Я тебе в бати гожусь, щенок.
– Убили батю. В сорок первом еще…
– Кто живой?
– Мать… Сеструха, только она с вашими не гуляет! Ну, не гуляла…
– Так. Она где?
– Угнали. В Германию, той осенью еще… Могла остаться, если бы с немцами закрутила. Ходил тут один…
Только теперь до Максима истинный смысл происходящего окончательно дошел.
– Так ты, значит, не в меня целился?
– Надо больно! И нельзя. За убитого немецкого солдата или офицера людей вешают.
– Видишь, умный ведь, сам все понимаешь. А вот если бы в меня попал? Или поймали?
– Я тут давно все ходы знаю. Забодаются ловить, – голос парнишки окреп, Чубаров теперь слышал явный вызов.
– В девушку палил, выходит… Нехорошо.
– Овчарка она… Пускай боится!
Максим пока еще только думал, как поступить. И уже жалел, что кинулся в погоню за парнишкой, невольно раскрывшись. Однако в его пользу работало то обстоятельство, что паренек, поняв, что имеет дело с русским в немецкой форме, пока, вероятнее всего, думает, что он – все равно враг. Мало ли наших служит фрицам… Разубеждать его в обратном не хотелось.
– Значит так, народный мститель… На первый раз – только на первый, понял? – я тебя прощаю и отпускаю к мамке. Если хочешь, чтобы она пожила еще, ты тоже вместе с ней, соседи ваши, кто там еще… Ну, ты понял меня: сиди тихо, не высовывайся, по людям из засады больше не стреляй, тем более, что стрелять ты еще не наловчился. Кто с кем в городе гуляет – это не таким соплям, как ты, решать. Огрызаться будешь – разозлюсь, тогда уже по-другому поговорим. С мамкой твоей поговорим, как такой расклад?
Парнишка молчал, закусив от обиды и злости на самого себя нижнюю губу.
– Понял меня, спрашиваю? Или вместе до патруля прогуляемся? Другим покажешь, какой ты геройский хлопец…
– Понял, – поцедил сквозь зубы парнишка.
– Ну, с этим все, похоже. Где обрез взял?
– Нашел, – неохотно ответил он. – Полно валяется, искать только надо…
– Так вот – не надо. Не ищи больше. Сегодня ты на меня наткнулся, а я добрый. Сиди тихо. Если не ты один такой, другие есть, которые так же к женщинам относятся тут… В общем, лучше остальным тоже скажи –
не надо. Нарываетесь ведь.– Овчарки свое огребут еще, – упрямо проговорил парнишка.
– Огребут, огребут, кто сомневается? Только пускай лучше не сейчас. И не от таких, как ты… Лет сколько?
– Сколько надо…
– Я вопрос задал! – Чубаров снова грозно повысил голос.
– Четырнадцать… С половиной…
– До пятнадцати хочешь дожить? И дальше? Хочешь ведь. Все хотят. И доживешь, только веди себя правильно.
– Так, как ты? – парнишка кивнул на его немецкую форму. – Вот так нормально, да?
– Соображаешь, – ухмыльнулся Максим. – Понимаешь мало, соображаешь по теме. Нет, так, как я, тебе еще рано. А послушать меня советую. И вообще – засиделся я тут с тобой.
Чубаров, хлопнув себя по коленям, как бы подводя черту под их не слишком предметным разговором, поднялся. Больше с этим харьковским парнишкой ему пока говорить было не о чем. Без опаски повернувшись к нему спиной, Чубаров поставил ногу на верхнюю ступеньку, потом, словно вспомнив что-то, спросил:
– Звать тебя хоть как?
– Тебе зачем?
– Богу за тебя молиться буду. Сам, знаешь, как-то не сильно верю. А за тебя – буду.
– Бога нет, – вырвалось у парня.
– Комсомолец?
– Не успел…
– Значит, бог для тебя есть. Знаешь, почему? На меня нарвался, потому что. С другим и разговор у тебя другой бы получился. Не тут… Так как зовут?
– Юрко, – пробормотал парень.
– Дурко! – вырвалось у Чубарова. – Ладно… Юрко… Будь, не кашляй! И подумай, про что мы тут поговорили. Я уйду, ты посидишь еще, до ста досчитаешь, после тоже можешь… Лучше послушайся…
И Максим пошел прочь, не оборачиваясь. Теперь рано повзрослевший и так же рано ставший злым паренек Юрко перестал его занимать: нужно быстро и незаметно вернуться обратно, за Анной, которая, оказывается, рискует не чуть не меньше, а может, даже больше, чем все они вместе взятые – в них не стреляют из-за угла…
О своей встрече Чубаров решил не рассказывать ни Анне, ни тем более – Сотнику со Скифом. Девушку успокоил, сказав, что просто обшарил близлежащие дворы, ничего опасного не нашел, да и не было его, как оказалось, всего-то минут тридцать. И заодно попросил Аню вообще не упоминать об этом странном происшествии. Сейчас есть дела поважнее – им всем нужно выбираться из города как можно скорее.
До дома добрались теперь уже без приключений, так же скрытно, и о своей неожиданной встрече с Копытом, сулившей новый поворот событий, Максим рассказал с ходу. И он, и остальные понимали: ничего изменить нельзя, во всяком случае – не хочется отступать от заранее продуманного плана. Тем более, что другого просто нет и, судя по всему, придумать какой-то запасной вариант уже не удастся.
Сотник спросил только:
– Не сдаст?
– Не должен, – развел руками Соловей. – Мы ж по любому, командир, кота в мешке искали. Торкались, как слепые. Блатные – они вообще себе на уме.
– Вряд ли сдаст, – согласилась Ольга. – Я немножко знаю эту публику. Не блатных – полицаев, – уточнила тут же. – Эти точно себе на уме. Для этого не обязательно иметь уголовное прошлое. Другое плохо…
– Что?
– Если, скажем, этот твой Копыто ничего не достанет, а побрякушки отобрать захочет?