Спасти «Скифа»

Увидев возле уцелевшей глухой стены человека в немецкой форме, Митя в первый момент испугался. Но услышав русскую речь:

– Не боись, землячок! – несколько успокоился.

– Чего надо… землячок? – спросил он, и тут же задал другой, чуть запоздалый вопрос: – Кто такой, откуда?

– Свои, не менжуйся, – Чубаров скривил угол рта в иронической улыбке, сделал несколько шагов, приближаясь к Мите, и только хотел начать разговор, ради которого затеялось все это, как услышал за спиной справа от себя отрывистое:

– Свои, говоришь?..

12

ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО

Из вечернего сообщения 8 июля 1943 года

Нашими войсками на Орловско-Курском и Белгородском направлениях за день боев подбито и уничтожено 304 немецких танка. В воздушных боях и зенитной артиллерией сбит 161 самолет противника.

Жители советских районов, оккупированных немцами, оказывают героическое сопротивление немецко-фашистским захватчикам. Недавно на станцию Славута (Украина) прибыл эшелон с советскими гражданами, которых немцы насильно увозили на каторгу в Германию. Находившиеся в одном вагоне женщины задушили четырех немцев-конвоиров и скрылись.

Партизанский отряд «Железняк», действующий в одном из прифронтовых районов, подорвал 2 железнодорожных эшелона противника. Разбиты паровоз, 11 вагонов с войсками и 2 платформы с зенитными орудиями. Другой отряд партизан за две недели пустил под откос бронепоезд и 3 воинских эшелона противника. Разбито 2 паровоза. 15 вагонов и 2 бронеплощадки.

13

На этот раз Брюгген решил не поднимать пленника к себе в кабинет – спустился к Гайдуку в подвал сам.

С раннего утра для Кнута слишком быстро менялся калейдоскоп событий, ни одного из которых он так толком и не запомнил. Почувствовал только, что очень устал, – а такие ощущения приходили редко, и обычно Брюгген считал накатившую ощутимую усталость своеобразным барометром собственного успеха. Как правило, когда очередная охота только начиналась, он мог действовать, как механический человек, придуманный каким-то писателем-утопистом. Но как только до успеха оставалось несколько шагов и Кнут чувствовал это, груз пережитого тут же падал на плечи. Даже врожденная хромота, о которой Брюгген как-то даже забывал, начинала проявляться до такой степени, что левая, короткая нога, ныла и побаливала, словно Кривоногий бежал наравне с нормальными спортсменами спринтерскую дистанцию, выкладываясь при этом изо всех сил.

Кнут Брюгген в глубине души был даже немного недоволен, что командировка в Харьков оказалось слишком уж простой по решению. Всего-то верно предугадал появление диверсантов, о чем вполне мог догадаться даже такой болван, как Хойке. Распорядился поставить засаду на явке беспалого, что местному гестапо тоже вполне по плечу, и потом завербовать пленника, который сам охотно шел на вербовку. Осталось дождаться, пока остальные сами придут в ловушку.

Вот только будет ли среди них Скиф и не убит ли за это время Крюгер – этого штурмбаннфюрер просчитать, к сожалению, не мог.

Как и понимал: пленный диверсант тоже этого не знает. Хотя, признался себе Кнут, на самом деле уже не имеет значения, жив майор или нет. Если жив – его карьера закончена, и очень может быть, что именно ему, Брюггену, вскоре поручат организовать Крюгеру что-то вроде автомобильной катастрофы, а еще лучше – нападения партизан, во время которого тот героически погибнет в перестрелке.

При появлении штурмбаннфюрера Гайдук рывком поднялся, но Брюгген жестом попросил его не вставать, сам присел рядом на грязные доски, снял фуражку, ослабил черный галстук, расстегнул две верхние пуговицы на кителе.

– Есть новости? – спросил Павел.

– Из тех, что были бы интересны вам, – нет.

– Вы держитесь.

– Вы тоже, Павел. Но, по-моему, пора вам сдавать свой последний бастион.

– О чем вы?

– Ваши товарищи, Павел. Ваши бывшие товарищи. «Хорьх» со всем содержимым, в том числе – с рацией, найден там, где вы указали. Понимаю, что это глупость, но район оцепили и блокировали, а снять засаду я велел, – Кнут взглянул на циферблат, – сорок минут назад. Нужно было убедиться окончательно, что ваши товарищи умнее, чем кажется, и не вернутся к машине хотя бы за рацией.

– Вы всех считаете дураками?

– Не обижайтесь, Павел, вам уже это не идет… Думаю, ваше НКВД поступило бы точно так же в аналогичной ситуации. Но за рацией никто не пришел, и вряд ли придут, хотя пост там оставлен, и это значит: после провала явки остальным удалось найти для себя убежище. Теперь… – Брюгген на несколько секунд закрыл лицо рукой, провел снизу вверх, будто стряхивая невидимую пелену. – Наши пеленгаторы работали в усиленном режиме, начиная с того момента, как мы с вами пришли к соглашению. И работают до сих пор. Однако ни один передатчик за это время даже не попытался выйти в эфир. Что из этого следует, Павел?

– Понятия не имею.

– Просто не хотите обсуждать… Ну, это не имеет значения. Никто не выходил в эфир. Значит, никто не пытался передать сведения, ради получения которых ваша группа оказалась в Харькове и ради которых тот, кого называют Скифом, пошел ва-банк. Кстати, вы точно не знаете, кто скрывается за этим позывным?

– Нет. Зачем бы я скрывал в таком случае? И потом, вы ведь наверняка знаете это без меня.

– Конечно. Думаю, вам будет интересно: это женщина, Павел. Удивлены?

– А нужно? – вопрос Гайдука прозвучал неуверенно.

– Когда все закончится и у нас будет больше времени для общения, покажу ее досье. Классический пример глубокого внедрения агентуры, операция вашей разведки достойна уважения. Если бы не крайние обстоятельства, фрейлейн Скиф, как я ее назвал для себя, еще долго могла держаться на своей легенде… Ладно, после об этом. Важно другое: даже если фрейлейн Скиф и ваши товарищи все-таки встретились, даже если майор Крюгер каким-то образом развалился до задницы под жестким давлением, сведения, которые он сообщил или мог сообщить, по-прежнему не переданы вашему командованию. Времени остается все меньше, и потому я ожидаю активных действий. Значит, Павел, пришло время сказать, как и где нужно ожидать группу. До этого момента она никак себя не проявила, на что я искренне надеялся, – Брюгген придвинулся к Гайдуку. – Мне очень хотелось, Павел, устроить тому, кого удастся взять живым, очную ставку с вами. Здесь, в этой камере. Или у меня в кабинете – так даже лучше. Мне хотелось понаблюдать за реакцией как вашей, так того или тех, для кого вы пока мертвы. Но устроим очную ставку в другом месте. Где?

Штурмбаннфюрер буквально выплюнул этот вопрос, глядя Павлу прямо в глаза, и даже полумрак камеры не скрывал блеснувшего в них азарта.

– Раньше, чем после полуночи, не выйдет, – спокойно ответил Гайдук, не отводя взгляда.

– Почему?

– Сами же сказали – сейчас они засели в каком-то убежище. Засветло выходить не рискнут, да мы так и не договаривались. Предполагалось, что возвращаться будем не одни, пленного майора как-то нужно переправить без осложнений. Темное время суток для такого перехода вполне подходит.