Спасти СССР. Манифестация II

– Задумался, - я с умилением посмотрел на них: руки в боки, глазки блестят наигранным возмущением.

Да, не зря...

– Чудо как хороши!
– чистосердечно признался я, сделал шаг вперёд и прервал Томку простейшим приёмом - поцелуем.

Она затрепыхалась, как рыба в подсачнике: на улице, среди бела дня, у её подъезда мы ещё этим не занимались.

– Дурак!
– воскликнула, отбившись, и заозиралась с тревогой. Потом неловко забрала у меня свой портфель и мешок, поколебалась секунду, вдруг чмокнула меня в щеку и убежала в подъезд.

– Да, Соколов, - ехидно улыбнулась мне Кузя и протянула свою ношу, - сочувствую, что ли...

– Зависть, Кузя, плохое чувство, - отбрехался я наставительным тоном.

– И правда - дурак, - припечатала она, неожиданно пойдя пятнами румянца.
– Пошли! А то ещё твоя Мелкая подумает на меня черт знает что - с неё станется.

– Да ну, не фантазируй, - махнул я свободной рукой.

Кузя хотела было что-то мне на это выпалить, но что - так и осталось тайной, потому что она извернулась и смогла в последний момент проглотить фразу, что уже почти соскользнула с кончика языка. Совершив этот трюк, она возмущённо повращала глазами, а потом как-то обмякла и с безнадёжностью махнула рукой:

– Парень. Это диагноз. Пошли, болезный.

Тот же день, чуть позже,

Ленинград, Измайловский проспект

– Соколов...
– стонала Кузя, цепляясь подрагивающей рукой за косяк, - ненавижу...

Бока её до сих пор запалённо ходили, хотя мы уже пять минут как не бежали; влажные пряди прилипли ко лбу и щеке. Второй рукой она потирала правое подреберье.

– Потом легче будет, - предположил я неуверенно, - да и пробежали-то всего ничего...

– Скотина...
– она тяжело осела на табуретку и наклонилась к кедам.
– Вот как чувствовала: не стоит помывка в твоей ванной того...

Мелкая уже скинула обувь и посматривала теперь на Наташу с улыбкой лёгкого превосходства.

– На, твоим будет, - я протянул Кузе большое вафельное полотенце.

С кряхтением и стонами та удалилась в ванную комнату. Мелкая проводила её взглядом и встала в тадасану,[2] а потом неторопливо перетекла в позу дерева. Ошибок не было.

– Отлично, - умилился я, - всего за две недели! Ты - большая умничка.

Мелкая довольно блеснула глазами и вдруг, ойкнув, заскакала на одной ноге.

– Опять?
– встревожился я.

– Ага, - виновато поморщилась, растирая левую стопу.

– Пошли, - кивнул я в сторону гостиной.

Бегала Мелкая быстро, легко и могла делать это долго, но порой у неё потом сводило стопы.

Я уселся в угол дивана. Мелкая прихромала следом, плюхнулась, перекатилась на живот и привычно закинула на меня голени.

– Сейчас, - сказал я, выгибая ей пальцы и стопу, - сейчас уйдёт.

Мелкая выдохнула, расслабляясь:

– Уже почти.

Я принялся вдумчиво продавливать повдоль, разминая свод. Потом начал поглаживать всей ладонью. Стопа у неё была маленькая, почти детская, тонкая и мягкая. Иногда она начинала мелко трепетать под моей рукой.

– Как там Софи?
– поинтересовался, перейдя к вытягиванию пальчиков.

– Весело и грязно, - мне даже по её затылку стало ясно, что она заулыбалась.

– Квартира-то хоть за праздники уцелела?

– Чужих не было, - Мелкая извернулась, оглядываясь на меня, и попыталась развеять опасения: - Да нет, с ней забавно. Заботится. Всё нормально, не волнуйся.

– Завтра заеду, - пообещал я, - акварель готовь, начнём заниматься.

– Хорошо, - Мелкая положила голову набок и о чём-то призадумалась. Спина её напряглась.

– Только не вздумай сегодня метаться и что-то судорожно готовить, - предупредил я, берясь за вторую стопу.

– А, нет...
– она покачала в воздухе свободной стопой, - я не о том. Письмо от бабушки сегодня пришло. Зовёт на лето, - Мелкая опять легко изогнулась и серьёзно посмотрела на меня.

– О-о...
– протянул я задумчиво.

От беседы с Жозефиной Ивановной в Ташкенте у меня осталось весьма сложное послевкусье: по ходу пришлось немного приоткрыться, а вот что она в эту щёлочку успела во мне подсмотреть, так и осталось тревожащей загадкой. Впрочем, кое-что взамен я получил: внучка, как бы француженка поначалу не изображала равнодушие, была ей дорога.

– И как ты на это смотришь?
– поинтересовался я у Мелкой.

Взгляд у неё стал напряжённым.

– А ты что-нибудь уже думал о лете?
– она пыталась говорить непринуждённо, но напряжённо поджавшиеся пальцы выдали её с головой.

– Да, - кивнул я, - думал. В июне у тебя переводные экзамены. А на июль-август я бы тебя с Софьей на море отправил, куда-нибудь в Крым.

Глаза у Мелкой радостно распахнулись.

– Ух!
– она засияла восторженной улыбкой, а потом легла обратно, устроив голову на сгибе локтя, - как здорово! Я на море никогда не была...

– Хочешь, значит поедешь, - невольно заулыбался и я.

– А ты? Ты с нами? Или?..

Я оторвался от массажа и задумчиво почесал затылок.

– Ну, я же олимпиаду выиграл. В июне буду здесь, а вот июль выпадет - сборы, потом Лондон... А вот август я рассчитывал провести вместе.

– Ура!
– свободная стопа Мелкой радостно замолотила воздух. Потом я расслышал негромкое: - Теперь буду мечтать.

Где-то за моей спиной послышался хлопок двери, шлёпанье босых ног, и в комнату зашла Кузя, уже успевшая переодеться обратно в школьную форму.

– Чем это вы тут занимаетесь?
– спросила она с подозрением и подошла поближе, разглядывая.
– О! Это всё меняет, - воскликнула обрадованно.

– В смысле?
– обернулся я на неё.

– Кто крайний?
– заозиралась она.

– Да нет, ты не так поняла, - сказал я, - у Томки судорога была. Прошло?
– наклонился я к Мелкой.

– Ага!
– подскочила та. Блеснула улыбкой, бросила «я в душ» и ускакала.

Я зашевелился, собираясь вставать, но не успел.

– Да нет, - сказала Кузя, придержав меня за плечо, - это ты не так понял.

Сказав это, она рыбкой нырнула мимо меня на диван. Торопливо умостила на меня стопы, провела руками, поправляя сзади юбку и сказала умирающим голосом:

– Андрей, мне та-а-к плохо... Помоги, будь товарищем, а?