Спасти СССР. Реализация
Шрифт:
— Юр, да у тебя уже, смотрю, готовый проект! — ухмыльнулся Брежнев. Навалившись на стол, он спросил, щурясь: — Ладно, мы за мир во всем мире! А в чем тогда, по-твоему, интерес США? Или, опускаясь уровнем ниже, в чем интерес всех этих сообществ и групп?
Андропов спокойно кивнул.
— Проще всего — чисто формальная сторона, — начал он излагать по пунктам, едва скрывая мелкое удовольствие отличника, выучившего урок. — Наши западные партнеры-оппоненты традиционно стремятся в ходе переговоров на подобные темы ставить вопросы о специальных публичных мерах проверки соглашений по разоружению. Смысл такой настойчивости всегда был двойным или тройным. Если мы говорим о соблюдении принципа взаимности, то лишь при вышеозначенном подходе можно создать условия для полномасштабного использования переговорного процесса во внутриполитических целях в США. Что для Картера принципиально важно — в качестве президента он слабоват рейтингом. Недостаточное понимание этого обстоятельства
— Согласен, — неохотно заворчал Громыко. — Однобокость нам вылезает боком. Простите за невольный каламбур. Да, частенько случается, что на переговоры выезжает матерый волчара, который во внутренней политике — неопытный щенок.
Андропов нетерпеливо поправил очки.
— Повторюсь, что подобный подход может быть только взаимным, — проговорил он, теряя запал, и неопределенно повел рукой, — а ведь это всё избавило бы обе стороны от серьезной технической проблемы, суть которой в несходстве систем принятия ядерных решений в СССР и в США. Уверен, эта работа полностью соответствовала бы основным требованиям стратегии наведения мостов и создания условий большей открытости СССР. Проще говоря, нам пришлось бы создать для такой работы особую группу в военно-политической системе и аппарат ее обеспечения. Даже по тому, насколько эта группа была бы действующей или напротив — бутафорской, можно было бы судить о готовности СССР к взаимодействию… — Ю Вэ пожал плечами. — В крайнем же случае ее бутафорский характер позволял бы оппоненту создать еще одну точку давления на советское руководство, причем без прямого привлечения военных или экономических угроз. Однако даже это работало бы на позитив, на дело мира. Ну и, наконец, важнейший для США момент — получение более достоверной информации — косвенной, а возможно, и прямой — о реальном состоянии ядерных дел в СССР. Да и, потом, нейтронная бомба поля боя — лишь одна из возможных разновидностей тактического ядерного оружия 4-го поколения…
— Готов согласиться, — рокотнул министр обороны. — Отсутствие доверия — источник растущих угроз. Я сейчас прикидывал… м-м… скажем так, детализацию проекта Юрия Владимировича, и вижу там целый спектр конкретных задач. К примеру, хе-хе, переход на личности, распределение зон ответственности…
— Да, — кивнул председатель КГБ, — это связанная с предыдущим задача — получать более внятное представление о персоналиях и устанавливать личные связи с тем кругом нашего военно-политического руководства, о котором Запад в целом имеет весьма туманное представление, но которое явно влияет на переговоры и принимает решения, затрагивающие состояние мировых дел. В принципе, если говорить об академической братии, то там такие каналы уже существуют в реальности — целевые научные «школы» или то же пагуошское движение позволяют в определенной степени взаимодействовать с советской наукой, но круг такого взаимодействия все же ограничен. Расширение его на новые группы влиятельных лиц — стратегия.
Андропов с облегчением откинулся на спинку, а Брежнев сложил руки на столе, словно папа первоклашки на первом родительском собрании.
— Очень, очень неплохо… — Генеральный пошевелил мохнатыми бровями. — Форматы… Зоны доверия… Хм. Да, все это надо расширять… — Брови полезли вверх. — А меня вот еще что беспокоит… Вернее, кто. Рейган! Картер — слабак. Ну, хорошо, мы ему станем помогать, пусть и косвенно, победить на следующих выборах. Обязательно учтем инициативу товарища Андропова… Да и не зря же Картер сразу, так сказать, подвинулся в Кэмп-Дэвиде, усаживая товарища Примакова! Чувствует, что это ему — плюсик! Но усидит ли Джимми в Белом доме? Вопрос. Андрей Андреевич… — развернулся он к Громыко. — Вы встречались с Рейганом. Что это за человек? Вот, выйдет Ронни в президенты… Не пропадут ли даром все наши труды?
«Мистер Нет» выпрямился.
— Думаю, что связи с сенаторами, с большими чинами из Пентагона сохранятся при любом исходе, и польза от них будет, — медленно заговорил он. — Что же касается Рейгана… Этот «ковбой» — личность очень и очень занятная, а самое главное заключается в том, что на Рейгана ставят глобальные финансовые группы, и в этом залог его успеха на выборах. И откат при нем случится несомненно. Уверен, с самого начала Рейган не только приступит к жесткой маргинализации того, что можно было бы назвать «либерализмом с человеческим лицом», но и развалит сам фундамент процесса разрядки. Механизм этого развала предоставят монетарные «чикагские теории» и их горячие сторонники. Тут как… На основе, главным образом, личных психологических проблем Рейгана, произошла абсолютизация экономических идей «дяди Милти»… э-э… Милтона Фридмана, которые, к удаче Ронни, оказались близки запросам состоятельной части калифорнийского среднего класса, а затем и богатейших граждан США в общем. Как следствие, Рейгана поддерживает даже часть «рабочей аристократии» и многие профсоюзы. Там добавились еще и внешнеторговые проблемы тех же автомобилестроителей — Детройт уже сдает позиции
японцам и надеется, что рейгановский «решительный патриотизм» позволит оградить рынок от какой-нибудь «Тойоты». Собственно, база рейгановских экономических реформ «за пределами идей Фридмана» — это, так сказать, «открытие» того факта, что «шоковые методы» годятся не только в стагнирующих областях Британии, но и в мощнейших США, сделавших основой роста со времен президентства Эйзенхауэра «большое единое общество», то есть, если угодно, «открытую демократию», технологическое знание и демократичное образование… — Громыко помолчал, покусал губу и медленно, осторожно выговорил: — Как мне кажется, товарищи, Рейган готовит Штатам новую основу для… хм… развития. Сутью ее является «расчистка поля», не затрагивающая глобальные финансы, но, во всяком случае, вызывающая деградацию социума, местных производящих корпораций, а равно и соответствующего государства до того уровня, который уже не позволит ни обществу, ни государству как, впрочем, и «локализованному капиталу» вставать поперек дороги глобальным финансовым группам. А уж те обустроят расчищенное поле целиком и полностью на свой лад!— Глобализация! — Брежнев щегольнул словечком, вычитанным в посланиях «Объекта-14», и хмыкнул, припоминая «Джентльменов удачи»: — Нехороший человек этот Рейган!
— Так и мы не подарок! — развеселился Громыко.
Общий смех окатил стены, загулял под самым потолком…
Вечер того же дня
Ленинград, Измайловский проспект
Я уже вышел к парадному, когда вдруг вспомнил о пустой хлебнице. Самое время зайти в булочную!
Уставшие ноги сами понесли меня по знакомому адресу. Не спеша.
Я одолел сбитые ступеньки, и потянул на себя тяжелую дверь. За день чудный, неповторимый дух свежего хлеба рассеялся, но стойкий сдобный аромат держался, не улетучивался, впитавшись в деревянные полки, выскобленные буханками. Надышишься, как наешься.
— Черного булочку и две плюшки.
— Пятьдесят восемь копеек в кассу.
Расплатившись, я сунул хлебобулочные изделия в авоську, и потащился домой.
«Хватит бродяжничать, — внушал я себе в назидание. — Надо не только свои нервы беречь, но и мамины!»
Смеркалось. Легкий ветерок баловался порывами, с шорохом и шелестом сметая опавшую листву на мостовую. Полуголые деревья сучили черными ветками, словно стряхивая последнюю желтизну, а в быстро стынущем воздухе витал тревожащий запах снегов.
Дверь в парадном хлопнула за спиной, знакомо отдаваясь ржавым завизгом и гулким эхо. Нагулялся я сегодня…
Стоило переступить родной порог, как меня шатнуло обморочным счастьем — все были дома! Все!
Ликующие мамины крики перемежались отцовским хохотом. Не раздеваясь, как был, в ботинках, я влетел на кухню.
— Папа!
Отец с разворота облапил меня, притиснул… Забормотал срывающимся голосом:
— Сына… Сына…
Глаза пекло, но я не стеснялся слез. И мама плакала, и папа носом шмыгал. Все — дома!
Я прислушался: мама напевала в ванной под аккомпанемент струй.
— Пап! — спросил осторожно. — А кто вас… того… в заложники?
— Эк тебя разобрало! — хмыкнул отец в уютной истоме. — Да есть там такие… «Полисарио».
— Странно! — удивился я. — Чего это они?
— Да вот… — смутно выговорил папа. — И вообще! Я подписку о неразглашении давал. С нами в Москве полдня… э-э… беседовали. Понял?
— Понял… — вздохнул я.
Отец покосился — мы с ним сидели рядом на диване — и пихнул меня плечом.
— Надурили их — тех, из «Полисарио», — ворчливо выдавал он секреты. — Сказали, что мы якобы из Болгарии. Болгар, вроде как, можно захватывать… А эти… сахарцы, когда разобрались, замки отомкнули — и ушли! Ну, и мы — пешком до Марракеша… Часа четыре по пустыне… Но шагали бодро — свобода! Нам даже пресс-конференцию устроили. Да-а! Заглянул араб во всем белом, и давай нас агитировать. Дескать, король Хасан II не причастен к данному ЧП. Будут спрашивать, говорите правду: вас захватили боевики «Полисарио», дабы бросить тень на его величество, созвавшего всемирный конгресс военных психофизиологов… И познаете монаршью благодарность! Ну, да, — фыркнул отец, жмурясь, как кот, вернувшийся с холода. — Нас проводили до самого трапа самолета, и каждому вручили по здоровенному кожаному чемодану с подарками. Я маме твоей три платья привез, от Сен-Лорана и Диора, два шикарных набора косметики… Тебе еще… магнитофон заграничный…
— Три портсигара отечественных… — подхватил я с шутливым вдохновением. — Куртку замшевую… Три куртки…
— А вот тут ты угадал! — рассмеялся папа. — Три замшевых куртки из Феса! И… Я уж не знаю, как они там угадали с размерами, но мама уверяет, что в точности наши! Завтра примеришь.
— Да ладно… — вздохнул я. — Главное, что все Соколовы вместе! Слышишь, как поет?
— Слышу, — мягко улыбнулся отец. — О-хо-хо… До чего ж хорошо дома!
— И воскресенье завтра!
— Никуда не пойду! — хохотнул папа. — Весь день дома буду сидеть!