Спасти СССР. Реализация

— Читывал, читывал… — бегло усмехнулся Густав. — В письмах «предиктора» всё расписано сжато и ёмко. Исламизм… Исламская революция… На данный момент восстания шиитов практически нереальны, Андрей Андреевич. Причин две. Так называемый «политический ислам», как значимое умонастроение мусульманских сообществ, еще не развит. По сути, он станет плодом будущей исламской культурной революции, отформатированным на новом уровне политическими и военно-политическими играми с радикальными исламскими движениями. Я не ставлю задачу избежать подобного развития событий, а просто констатирую факт грядущего противостояния, о котором сейчас, в настоящем, похоже, никто не догадывается…

— Боюсь, что «Объект-14» не слишком надеется на нас, — проворчал Андрей Андреевич, — иначе не обращался бы напрямую к шахской охранке! И теперь на Западе тоже могут задуматься, как бы им использовать новую растущую силу… Хотя бы на южных рубежах СССР! Ну, да ладно, посмотрим… А палестинцы?

Гость покачал седой головой.

— Палестинские, ливанские и прочие светские организации исламского мира при всем их политическом радикализме и склонности к вооруженным вообще, и террористическим, в частности, формам борьбы — не создают на сегодня нужную для заявленного восстания модель социального поведения, как общепринятую. Конкретно мешают недостаточный уровень внутренней организации и значительная идейная разобщенность внутри шиитских общин в Саудовской Аравии и Катаре — это как следствие малой активности каждой отдельной махалли, во всех исламских движениях играющей роль первичного оргядра.

— Понятно… — вздохнул министр, расслабленно откидываясь на мягкую спинку и переплетая нервные пальцы. — Жаль, жаль… Хотя… Если честно, для меня куда интереснее рассматривать возможное вовлечение СССР в действия США против исламской революции! Пускай американцы идут на траты и жертвы, а мы постоим в сторонке, дожидаясь итогов противостояния…

— Согласен, — энергично кивнул Густав. — Неучастие и выжидание в нужное время и в нужном месте способны стать самой эффективной политикой. Вообще говоря, окно возможностей для США и условного Запада в целом обеспечивает лично Андропов с «соратниками» и «перспективными товарищами» — эти определения я беру в кавычки оттого, что в полном смысле соратников у Юрия Владимировича, пожалуй, и нет…

— Ага! — каркнул Громыко, оживляясь. — Это обвинение — или указание на ошибку?

— Скорее, второе. Похоже, исходная причина грубейшей политической ошибки со стороны Андропова — да и не его одного! — в банальной переоценке неангажированности и независимости социально-политических наук, понятых практически так же, как естественные, причем отношение к последним осталось в «ответственном руководстве» СССР и КПСС неизменным со времен позитивизма. Не вычитывали у нас своевременно, как следовало бы, работы того же Имре Лакатоса и его последователей-постпозитивистов, касавшиеся философии науки и практического функционирования науки. Не изучали труды Людвига Витгенштейна… Да что там, даже Лосев, фактически, самый серьезный оппонент Витгенштейна, оставался неизученным — на фоне классиков марксизма-ленинизма-то… Только, Андрей Андреевич, поймите меня правильно! С одной стороны я критикую председателя КГБ, но, с другой стороны понимаю, что действует-то он в правильном направлении! А ошибка… Что ж, не ошибается только тот, кто ничего не делает! М-м… Насколько представляю себе, Андропов, ощущая критическую недостаточность советского обществоведения и критическую ограниченность советского взгляда на историю, использует все возможности для получения и освоения «взгляда со стороны» — пусть ангажированного антикоммунизмом и антисоветизмом, зато избавленного от идеологических шор «научно-выверенного» взгляда на советское общество. С этой целью поддерживается максимум возможных контактов с западным ученым сообществом по всем возможным направлениям общественно-политических исследований.

— А история проекта Джермена Гвишиани? — заинтересованно, словно прицельно сощурился Громыко.

— Это лишь один из немалого числа неизменно сохранявшихся при любых конъюнктурных колебаниях каналов взаимодействия, как на базе вновь сформированных организаций, так и на основе расширения функций структур, основанных ранее, — твердо ответил Густав, упрямо наклоняя лобастую голову. — Но при этом готовность Андропова мириться с фрондой активной части интеллигенции, в том числе на уровне референтов и консультантов ЦК — сама по себе, с учетом поставленных задач, вполне понятная — была совершенно лишена критериев и ориентиров… — Он смущенно заерзал, взглядывая исподлобья на своего визави. — Видите ли, Андрей Андреевич… Ввиду длительного господства в идеологической сфере, так сказать, «коллективного суслова», мы вообще остались без оценочных критериев, абсолютно необходимых именно в условиях поддержания такого рода связей. Грубо говоря, вполне безобидные для страны течения могли пресекаться на уровне блокирования карьер их представителей и даже снижения их статуса, а складывающиеся именно сейчас группы и сообщества будущих «демонтажников» СССР, полностью усвоивших западное миропонимание, не находят должной оценки у аппарата ЦК! То есть, безотносительно к возможным административным мерам, не говоря уже об уголовном преследовании, на базе существующего законодательства — такие сообщества, в целом, просто сохраняют полную свободу рук, общения и деятельности.

— Вероятно, это происходит потому, — парировал министр, — что их некем заменить? Помнится, еще товарищ Сталин… да и Молотов… консультировались у академика Варги в его Институте мирового хозяйства и мировой политики.

— Совершенно верно, Андрей Андреевич! — Густав даже обрадовался. — По сути, вся история «независимых» аналитических «официально оформленных контор» в СССР началась именно с Института мирового хозяйства и мировой политики АН СССР, предшественника и «генетического предка» ИМЭМО, да и прочих «системно моделирующих» заведений.

— Вот как? — бровь у Громыко задралась, собирая морщинки на высоком лбу. — Этого я не знал!

— Да, — кивнул гость, — ИМХМП был «слит» с Институтом Экономики АН СССР на волне борьбы с космополитизмом за «немарксистский подход», но воссоздан в пятидесятых как ИМЭМО из соответствующих секторов ИЭ АН. А собственную «контору» аналогичного направления Андропов начал собирать еще лет пятнадцать назад, когда, по словам Федора Бурлацкого, будущий главный редактор «Известий» Толкунов, на тот момент первый зам Юрия Владимировича в Отделе ЦК по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран, предложил ему, Бурлацкому, сформировать специально под Андропова «группу консультантов». Сам Федор Михайлович называл ее «корпусом аристократов духа». Вокруг Андропова собралась весьма пестрая компания. От Мераба Мамардашвили и Георгия Шахназарова до Александра Бовина и Георгия Арбатова. Став председателем КГБ, Андропов полностью сохранил круг привлеченных консультантов, постепенно расширяя их формальные возможности в рамках своих полномочий и на основе… хм… «партийного» принципа — «моя номенклатура, как хочу — так с ними и работаю; что хочу, то и позволяю — ведь в интересах работы же?»

— Возможно, сейчас, когда Брежнев «нарезал» ему удел из госкомитетов и НПО, — медленно проговорил министр иностранных дел, — Андропов сумеет проделать и «работу над ошибкой»?

— Вполне вероятно, — согласился Густав. — Что характерно, Андропов в реализации своего «конструктива», насколько можно оценивать, всегда предпочитал не пересекаться напрямую с министерской системой, действуя на внутреннем поле через госкомитеты, например, через Госкомитет по внешнеэкономическим связям.

Громыко рассеянно покивал, и неожиданно остро глянул на собеседника:

— Спасибо за консультацию, Густав. Я вас понял… и хочу, чтобы и вы поняли: мне самому необходима «независимая» аналитическая контора с «группой консультантов». И было бы очень неплохо, если первым из них станете вы.

— Я согласен, — спокойно ответил гость, и пожал протянутую руку хозяина.

Понедельник, 6 ноября. Утро

Ленинград, Измайловский проспект

Небо за окнами прояснилось с вечера, обещая солнечную погоду, хотя ветерок поддувал холодный. Деревья зябко качали голыми ветвями, а я улыбался предзимью — от горячей батареи восходил ток приятного тепла. А еще грела меня невинная радость школьника — каникулы!

Родители ушли на работу, и я встал. Встал, никуда не торопясь, манкируя зарядкой — так, размялся чуток, отжался раз десять, чисто для разогреву.

Требовательно зазвонил телефон, и я лениво прошествовал в прихожку.

«Паштет, наверное, натура неугомонная…» — притекла праздная мысль.

— Алло?

— Это квартира Соколовых? — ухо ласкал энергичный девичий голос с легчайшим прибалтийским акцентом.

— Да.

— А могу я услышать Андрея Соколова?

— Это я.

— О, очень приятно! — обрадовалась трубка. — Здравствуйте, Андрей! Меня зовут Светлана Павловна, я работаю в газете «Комсомольская правда». И мне поручили взять у вас интервью. Не возражаете?

— Да нет… — промямлил я, соображая. — А…

— Тогда давайте встретимся и поговорим! В любое свободное время, но лучше в ближайшие два-три дня, поскольку я не ленинградка. Наша встреча не займет более получаса. Думаю, мне этого хватит, чтобы написать обзорную статью о вас и о ваших инициативах!

Я даже поежился от удовольствия. Интервью для моих планов — это просто находка! Хватайся за шанс, Дюха, и пользуйся!

— В принципе… — затянул я, набивая себе цену. — А вы уже в Ленинграде?