Спец

— Берёза, я Кот, немец наказан, встречайте незваных гостей.

— Кот, я Берёза, всё видел. Возвращайся, гостей встретят.

— Вас понял.

Спускался я спокойно, держа среднюю скорость, и также спокойно и легко пошёл на посадку, подрулив в конце к стоянке своей машины. Лицо Никиты светилось, когда тот мне помогал выбраться и снимал снаряжение. Механики вообще редко видят результаты своей работы, когда над аэродром их лётчик, на их аппарате, над которым те трясутся сутками, сбивает противника. Это не только победа лётчика, но и победа механика, общий вклад. Егоров всё же не удержался, тем более тут были и другие механики, некоторые лётчики из полка Бадина, Светлов ещё не вернулся, и спросил:

— Как аппарат, командир?

— Аппарат в порядке. Слиток золота, а не истребитель. Заправить и пополнить боекомплект, а я на доклад, — приказал я, и достав из кармана галифе апельсин, это уже становилось традицией после удачного вылета угощать механика фруктом, и кинул ему. Егоров ловко поймал оранжевый фрукт, который ему явно полюбился.

Уже темнело, время позднее, за мной машину прислали, всё же быстрым ходоком меня назвать сложно, трость принципиально постоянно с собой ношу, и Никита, поднимаясь на крыло после вылета, когда я выбираюсь, подаёт её мне. С собой в полёт я её не беру. В штабе меня тоже поздравили, хотя отбитые плечи от восторженных летчиков полка Бадина, давали о себе знать. Поздравили с победой, яркой и красивой, уже записали её на мой счёт, вносят в бумаги. Значит к восьми звёздочкам на корпусе моего «Мига» прибавится ещё одна. Из штаба командования «ПВО» Горького уже звонили, узнали кто сбил, потом тоже просили поздравить лётчика и представить к награде. Немецкие высотные разведчики у наших лётчиков и зенитчиков уже в печёнках сидели. Я лишь когда писал рапорт о вылете попросил указать в журнале что немец на одиннадцати летел, мол, не надо преувеличивать, но мне отказали, много свидетелей было, однако в своём рапорте я написал, что сбил немца на одиннадцати шестистах тысячах метрах. А то один раз это случайность, второй раз тенденция. Я и так уже привлёк внимание конструкторов и инженеров совершив невозможное, а сейчас те вообще перевозбудятся. А мне и ответить нечего КАК я же это сделал? Так что раз на бумаге написано одиннадцать шестьсот, значит одиннадцать шестьсот. Люди и ошибаться могут, а тут документ нет.

К счастью последствий не было, поздравления, и всё такое, это было. Отметили в узком кругу, но мы высотники, не пили, для нас это яд, особенно на высоте, вдруг сигнал вылета, а вот механики не сдерживались, им можно. К моему удивлению, представили меня к «Боевику», я думал, что поменьше будет, но это солидная награда. Однако получу или нет, не знаю. Постепенно время шло, немцы не появлялись, у нас было тихо. А вот на Москву был совершён массированный ночной налёт, больше сотни самолётов участвовало, половина высотники, остальные на девяти тысячах подходили. В основном они и понесли потери, высотники немцы ни одного не потеряли. Сбитые немецкие лётчики, те что участвовали в том налёте, пояснили такую наглость. Хотели отомстить за своих, не ожидали они таких потерь, и узнали, что лётчик с позывным Кот, находится у Горького, тот разведчик, пока его не сбили, многое рассказать успел своим, как и то на какой высоте я его гонял. В результате немцы потеряли четыре бомбардировщика, два «ночники» сбили, и два зенитками. Налёт практически удался, пожаров много было, но потери среди мирных граждан всё же расстраивали больше.

У нас мирно текла служба, я каждый день на речку ездил, купался и рыбачил, если что мигом на аэродроме буду, увидев ракеты, именно этим и отговаривался, когда мне укоряли за такие отлучки. Да и уезжаю я только на речку, люблю в водичке поплескаться, а та недалеко, и километра нет. Хорошо над головой начальства нет, у Бадина мы дислоцируемся со Светловым, но всё же не подчиняемся. Прошла неделя, и ни одного вылета, немцы в нашу сторону и не дёргается. Конечно приятно так думать, что немцы просто опасаться отправлять сюда свои высотники зная, что здесь Кот, то есть я, но причина может быть и в другом. Однако вот в Москве немцы налёт повторили, практически в той же численности. Причём в этот раз им помогали наводчики, ракетами показывая важные цели. Почти всех их изловили к утру, но всё же налёт в этот раз дорого стоил, не помогли не аэростаты заграждении, ни зенитная артиллерия. Сбито немцев было девятнадцать. Высотники снова ушли без повреждений. Да и то наши лучше подготовились к такому массированному налёту. В этот раз и потерь, в имуществе и людях, было куда больше. И вот немцы вспомнили про промышленный район Горького, через семнадцать дней после того как я разведчика сбил, а повторный массированный налёт на Москву был два дня назад. В общем, разбудили нас, «ночников» по тревоге. Время полночь, немцы идут. Только высотники, численность не известна, но много.

Уже через десять минут звено Светлова и мой «Миг» по очереди разгоняясь оторвались от полосы и начали подъём. В воздухе только четыре наших самолёта, больше «ночников» в Горьком» не было. Мы успели подняться на семь тысяч метров, когда обнаружили немцев. Светлов со своими поднимался в стороне, я как всегда в одиночку работал. В общем, мы не успевали подняться на заданную высоту, они просто пролетят над нами, Светлов рванул с набором высоты перед ними, а я стал крутить круги, стараясь побыстрее сократить расстояние между нами. А потом также погнался за немцами, имея преимущества в скорости. А вон и город вдали, немцы уже его почти достигли. Прижав ларингофон к шее, я запросил землю:

— Кот взывает Берёзу. Берёза ответь.

— Береза слушает.

— Вижу восемнадцать «Юнкерсов»-высотников. Прошу разрешения атаковать.

— Я Берёза, Кот, атакуй. Как слышишь, приём? Атакуй.

Моего юмора не поняли, тут всё равно атаковать нужно, раз видишь противника, но раз есть приказ, то я стал подходить к замыкающему немцу поближе, чтобы расстрелять его в упор.

Я уверенно подошёл практически вплотную, и заметил, как заволновались немцы, причём разом и во всех самолётах. Быстро проанализировав увиденное, я понял в чём тут дело. Скорее всего немцы за передовой слушали эти территории используя мощные радиостанции, засекли наши с Берёзой переговоры и предупредили эту группу, мол, внимание, в воздухе Кот. Меня те не видели, значит, предположение верное. Это конечно же моя догадка, я многое умел с помощью амулетов, но не вставать на чужую волну и слушать. Как бы то ни было, медлить не стоит, город почти под нами. Поэтому открыл огонь, дал две короткие очереди, по левому и правому мотору. Один заглох, а второй выбросив языки пламени, и тут же потухнув, но дымил, и «Юнкерс» пошёл вниз, а я обстрелял второго, ставшего замыкающим. И этот вращаясь понёсся к земле. Тут немцы как один открыли бомболюки, видимо приказ был, и бросились в рассыпную. Пришлось выйти на землю, сообщая:

— Берёза, я Кот. Сбил двоих на двенадцати тысячах метрах, остальные сбросили груз на окраине города и удирают. Преследую. Три гостя успели выпрыгнуть, ловите их у города.

— Принято. Бей их, Кот, не дай уйти гадам.

Последнее явно было личным напутствием того дежурного командира, что сидел за рацией и командовал сегодня обороной, именно у него были сосредоточены нити управления всей «ПВО» Горького и окрестностей. Ладно, просьба неплоха, выполняем. Только вряд ли я всех загоняю, топлива не хватит. Пока мы общались, я догнал третьего, а потом и четвёртого, сбив их. Огненными комками те рухнули на землю. Потом догнал пятого, и долго преследовал шестого, и сбив их, после чего вызвал Землю:

— Берёза, я Кот. Сбил шесть общим числом, выпрыгнуло, не считая тех трёх, ещё семеро. Топливо осталась только на возвращение. Однако могу догнать седьмого, и буду вынужден пойти на вынужденную. Сесть в темноте смогу без проблем, не поломав машину, гарантирую, но нужно разрешение.

— Я Берёза, добро Кот, сообщи где сядешь, вышлем топливо и механиков.

— Принял.

Сбив и седьмого, я сообщил об этом, и пошёл на посадку, уведомив Берёзу, и где примерно нахожусь. Просто квадрат на карте, без ориентиров. Немцы-то нас слушают, не хотелось бы чтобы те прилетели, а на меня они жуть какие злые. Мотор стал работать с перебоями, когда я уже коснулся колесами травы поля, и покатил по нему, сбрасывая скорость. Тут тот и заглох. Ровное поле было, немного кочки встречались, но сел как я и хотел, чисто. После этого сообщил Берёзе, что посадка прошла штатно, и жду машину с топливом и механиком. Потом выключил необходимые тумблеры, отключая питание приборов, и выбравшись на крыло, снял парашют. Аккуратно спустившись на землю, я посмотрел на два зарева пожаров, один довольно близко в паре километрах, второй вдали, на горизонте всполохи виднелись, и довольно потянувшись, хмыкнул. Вроде в этот раз сработал чисто и не перегнул палку. Мог же я на двенадцати тысячах метров сбить семерых, пользуясь тем что бомбардировщики не вооружены? Вполне мог, и пусть те в действительности на четырнадцати тысячах летели, где их и сшибал, но двенадцать и точка. Тут и Светлова прикрыл, для него те вне досягаемости были, а я с трудом, но мог подняться, и отработал их. На мой взгляд неплохое объяснение. Странно что только высотники прислали, почему обычных бомбардировщиков не было? Устраивали же те такие налёты на Москву, почему тут так не поступили? У меня было такое впечатление как будто это была проверка, пробный вылет. Если бы тот прошёл благополучно, те бы прислали уже массированную группу самолётов. Как известно, промышленные предприятия Горького у тех как кость в горле.

Ещё раз вздохнув, я оставил парашют на крыле и пошёл к новенькому «Юнкерсу», что стоял в километре от меня. А вы что, думаете я просто так эту аферу с семерым сбитым затеял? О нет, я решил, что в хозяйстве такая высотная машина точно пригодится, поэтому вырубил экипаж и взял управление на себя. Всё же опыт подобного двойного пилотирования у меня был. Сбил того седьмого и пошёл на посадку, не на аэродром же мне его вести, там мигом трофей отберут. А посадил так далеко, так чтобы колеи, приехавшие меня выручать, вблизи не увидели. Добрался быстро, трость запасная в кольце была, но я её не доставал, без надобности, обувь у меня отличная, с высоким подъёмом у укрученной ноги, не мешала быстро идти. Там я открыл люки и вытащил обоих членов экипажа, лётчика и наблюдателя. После этого закинул парашюты и шлемофоны обратно в люк, и убрал «Юнкерс» в амулет-кубик, и развернувшись, направился обратно, «руками» волоком таща эту парочку за собой. Я их уже обыскал и снял всё ценное. Ремни с пистолетами, шоколад в карманах нашёл, документы, планшетка у пилота.

Вернувшись к своему «Мигу», я бросил тех двоих под крылом, и подложив парашют под голову, тоже лёг, только под другим крылом. Подумав, я всё же связал обоим сзади руки их же ремнями, предварительно сняв кобуры с пистолетами. Пусть так будет, для надёжности, и следы от ремней на руках останутся для достоверности. Вздохнув, я встал и забравшись на крыло, сунулся в кабину, где включив рацию, подсоединив штекер шлемофона, вызвал штаб обороны «ПВО»:

— Берёза, ответь Коту.

— Берёза на связи. Что-то случилось? Машина уже выехала.

— Берёза, подтверждаю. На меня двое немцев со сбитого вышли. Только они какие-то чумные, вроде пьяные, но не пахнет. Они даже оружие не доставали, я их разоружил, связал и по голове рукояткой пистолета дал, а то только мычат и говорить не могут.

— Понял тебя, Кот. Пленных заберут те, кто к тебе выехал. Врачи их проверят.

— Принято, Берёза. Жду.

Вернувшись под крыло, я лёг, и закинув ногу на ногу, покусывая травинку, стал ожидать. Спать особо и не хотелось, мы же «ночники», спать ложимся на рассвете, и спим до полудня, остальное наше время. А тут про полночь, когда я говорил, что нас разбудили, то немного приукрасил, так, дремали в полглаза, пока время было. Тем более уставшие, вчера весь вечер в волейбол на выбивание со звеньями третьей эскадрильи полка Бадина играли. Я тоже. Бегаю плохо, но прыгаю хорошо. Тут сканер подал сигнал, что по дороге скачет одинокий всадник. Тот осмотрел пожар на месте падения самолёта и поскакал дальше. А так как я совершил посадку метрах в ста от дороги, тот сближаясь всё же рассмотрел силуэт в поле, ночь вполне светлая была, и свернув, направился ко мне. Это милиционер оказался, тот ещё «Наган» в руке держал. Сблизившись, тот метрах в пятидесяти от меня спрыгнув с лошади, и вполне профессионально укрываясь за её корпусом, спросил-крикнул: