Специалист технической поддержки 5

И в этом месте мне предстояло провести непонятно сколько времени.

— Совсем сдурело начальство, — протянул один из мужиков, поглядывая в мою сторону. — Эй, новенький! Ты к нам откуда? Сразу с воли?

— Ну да, — ответил я, глядя на мужчину.

— Дебилы, — выплюнул мужик, покачав головой. — Не болеешь хоть?

— Утром был здоровый, — ответил я.

В целом, ситуация в заведении была на самом деле тяжелая. По всем правилам, которые я знал, меня должны были продержать хоть бы сутки или двое в изоляторе, а только потом распределить в камеру, убедившись, что я хотя бы не болен. Но ни нормального медосмотра, ни изоляции не было — сразу запихнули в общую камеру.

В течение дня я выяснил, что в местном СИЗО творится полный бардак. Половина моих соседей, как и я сам, только ждали суда и еще не являлись осужденным, вторую половину уже приговорили к различным срокам, но так и не этапировали на конечное место отбытия наказания. Один из мужчин, по имени Ким Чон, вообще сидел в центре уже второй месяц после суда, ожидая перевода в тюрьму. Почему его мариновали столько времени — неясно, ему вообще казалось, что про него забыли и тут он останется навсегда.

Я старался много не болтать. Прическу я зачесал вперед, чтобы выглядеть обычно, еще перед досмотром, вещи у меня забрали, так что единственное, что выдавало во мне не слишком криминального человека — чистые и довольно аккуратные руки. Хотя едва заслышав мой говор, те, кто постарше, с пониманием покачали головой. Северяне часто попадали во всякие истории, связанные с мошенничеством, и в итоге оказывались за решеткой. Процент преступников-первоходов среди северокорейцев был довольно высок, причем ввязывались мои соотечественники в криминал не потому, что поголовно были плохими людьми, скорее наоборот. Они были слишком доверчивыми и падкими на всякие «блестяшки» капиталистического мира, и от этого неприспособленными к жизни на юге.

Обед я пропустил во время досмотра и оформления, так что до самого вечера просидел голодный. Когда же пришло время ужина, в камеру закинули двенадцать мисок, содержимое которых резко напомнило мне о родине. На дне неглубоких плошек лежало грамм двести смеси риса с вареной кукурузой, без каких либо соусов, кимчи или других закусок. По правилам на каждого заключенного было положено шестьсот граммов подобной смеси в сутки — то есть кормили совсем слабо. Работающим на производствах, которые были только в тюрьмах, полагалось семьсот граммов — поэтому так и нервничал мой сокамерник, которого не могли этапировать уже два месяца — все остальное нужно было покупать в местном магазине, где цены кусались, а выбор был крайне невелик. Мясо или рыбу же выдавали только по праздникам, так что о разнообразном питании можно было забыть. В каждой миске торчало по небольшой алюминиевой ложке — все они сдавались под счет вместе с посудой после еды.

Лениво ковыряя ложкой пресное неаппетитное варево, я думал о том, что со мной будет дальше. Скудное питание меня не пугало. Мое детство выпало на конец большого голода, а студенческие годы были не лучше, так что справиться с подобным пайком я вполне мог.

Я очень надеялся, что Пак Сумин меня не бросит и прямо сейчас девушка делает все возможное, чтобы вытащить меня из этой задницы.

* * *

Целый день Пак Сумин провела в разъездах и оказалась дома только ближе к вечеру.

Первым делом девушка отправилась в контору к адвокату, где пожилой юрист только развел руками. Едва чеболька позвонила господину Ким Чан Сону, он сделал запрос в прокуратуру, но получил только стандартный ответ-отписку.

Все сводилось к тому, что задержание Кан Гванджина провели по линии NIS, а в связи с обострением отношений с северным соседом и происхождением молодого мужчины, строгой букве закона пришлось подвинуться под предлогом «национальных интересов».

Как сказал юрист, пытаться бодаться с NIS, это тоже самое, что пытаться сдвинуть бетонную стену. Изначально дело было легким именно потому, что национальное разведывательное управление, которое имело довольно широкие полномочия и курировало все дела, которые могли иметь налет терроризма или шпионажа, проигнорировало перестрелку. Тогда в дело вступила гражданская правовая система — полиция, прокуратура, суды.

Но как только в вопрос врывается NIS, закон отступает на второй план. Контрразведка Южной Кореи привыкла действовать жестко и решительно, а из-за постоянных коррупционных скандалов — а в Южной Корее не было еще президента, который бы не отмотал срок за коррупцию или взяточничество после своего срока — эта организация имела довольно широкие полномочия. И повлиять на нее не могли даже самые высокие политики.

— Это было сделано изнутри NIS, — устало заявил Ким Чан Сон, кладя трубку телефонного аппарата и устало протирая глаза. — Госпожа Пак Сумин, вам нужно понять, кто затолкнул управление в это дело. Может быть, искать контакты внутри организации. Тут я вам, к сожалению, помочь не могу. Только с организационными моментами.

— Когда можно будет встретиться с Кан Ён Соком? — прямо спросила девушка. — Заключенным положены свидания.

— Вы знакомы с системой уровней в корейских тюрьмах? — уточнил юрист, зная, что внучка Пак Ки Хуна долгое время прожила за границей.

— Впервые слышу, — честно ответила чеболька.

— В отечественной системе исполнения наказаний есть система градации заключенных, так называемые уровни или ранги, которые определяют отношение государства к человеку, — начал Ким Чан Сон. — Самый низший, четвертый уровень заключенных, сильно ограничены в правах и возможностях. Им положено только два получасовых свидания в месяц, никаких звонков, магазинов или прочего. Третий уровень — три свидания. Второй — четыре свидания, не чаще раза в неделю, а также право изредка пользоваться телефоном-автоматом. И первый уровень — свидания в любой день по требованию заключенного или гостя, в том числе в ночное время, свободная связь с внешним миром. Раз в месяц собирается комиссия, которая оценивает поведение заключенного и присуждает или отнимает баллы, исходя из которых и присваивается ранг.

— Так значит, у Кан Ён Сока есть два свидания? — спросила Пак Сумин.

Адвокат в ответ только покачал головой.

— Проблема в том, что он сейчас находится в центре временного содержания и, фактически, осужденным преступником не является. Там система рангов не работает и все остается на усмотрение заведения. А вашего ассистента перевезли как раз в центр, который курируется NIS, и без их ведома и одобрения даже я попасть к нему на беседу смогу с трудом. Хотя я официально являюсь адвокатом господина Кан Ён Сока по всем документам. Нам надо дождаться первого заседания по этому делу.

— Как они вообще добились решения об аресте вопреки первоначальному решению? — спросила Пак Сумин.

— Решением вышестоящей инстанции и благодаря тем самым «национальным интересам». Было решено, что северянин, убивший четырех урожденных южных корейцев, представляет угрозу национальной безопасности.

— Это полная херня! — вспыхнула Пак Сумин, а от таких слов юрист только смутился.

— Госпожа Пак Сумин, прошу быть спокойнее… — протянул старик. — Я понимаю, что вы думаете на этот счет, но это NIS, а не районная прокуратура. Не реальность определяет их решения, а наоборот — как они скажут, так оно и есть на самом деле. В этом суть работы контрразведки.

— И что вы будете делать? — с нажимом спросила Пак Сумин.

— Добиваться встречи с господином Кан Ён Соком, — степенно ответил юрист. — Зная, как действует агентство, его могут мариновать в центре месяцами, не предъявляя ничего конкретного. Но у меня есть небольшое решение, которое поможет облегчить его заключение.

— И какое же? — спросила Пак Сумин.

Юрист немного поерзал на стуле, будто бы собирался сказать что-то неприятное.

— Решение нестандартное, но я точно знаю, что это лучше, чем пребывание вашего ассистента в центре временного содержания в неопределенном статусе, особенно, учитывая, что его через голову суда задержало NIS. Было бы лучше, если бы его реально осудили по какому-нибудь второстепенному нарушению на незначительный срок, просто чтобы этапировать в тюрьму общего режима. Центры содержания переполнены, как и тюрьмы, а выйти оттуда не намного проще, чем с реальной судимостью. Срок может быть небольшой, месяца три, может, полгода…