Специальный корреспондент
Шрифт:
До земли было метров пятнадцать-двадцать, учитывая морские глубины, так что мы попадали на палубу, и четыре выстрела грохнули практически одновременно. Шквал дроби смел туземцев, а потом подоспели матросы — и "Гленарван" был очищен от пиратов.
— Не смотрите на меня так осуждающе, господин корреспондент. И, прежде, чем снимать вот это всё на фотокамеру, разберитесь как следует, — капитан Тулейко дулом револьвера отодвинул верхнюю губу скулящему от ужаса раненому аборигену, который скорчился у него под ногами, — Это — племя Крокодила. Взгляните на эти чудесные зубки — кошмар дантиста. Такие зубки говорят о том, что он убивал и кушал человека. Тому, кто не отведал
Меня напугала оговорка "умышленное", и в голову полезли примеры ситуаций, когда я, сам того не зная, мог отведать человечинки... Черт его знает, что пакуют в экспортные консервы те же лаймы, например...
— Я — капитан. Я на этом корабле царь, судья и священник в одном лице. Будь на его месте хоть ангел Господень, и знай я, что он убивал и кушал людей — прострелил бы его ангельскую башку без колебаний. И посему, ввиду неопровержимых доказательств и поимки с поличным — приговариваю их всех к смерти, — сурово закончил Тулейко и спустил курок.
Грохнул выстрел. Пуля вошла аборигену в рот, вышла через затылок и застряла в досках палубы.
— Проклятье, — цыкнул сквозь зубы капитан, — Бросайте их за борт, к чертовой матери! Акулы закончат работу... Оставьте вон того, с ожерельем, старика с простреленной ногой и парочку тех, что посвежее... Нам нужны проводники до поселка.
Детские мечты продолжали сбываться. Схватка с пиратами, визит в поселок к туземцам... Не так всё это я себе представлял...
Хотя годы ношения хаки и избавили меня от подростковых иллюзий — но воспринять спокойно кровавое пиршество, которые акулы устроили вокруг обломков бамбуковой флотилии, было невозможно.
Примерно так же невозможно, как смотреть на ободранный до обшивки пароход "Буссоль" и человеческие кости, разбросанные на желтом песке пляжа под пальмами. Два огромных кострища, множество следов ног и пятен крови...
Особенности национальной кухни? Народные традиции туземцев Южного континента? Уважение к культурным отличиям? Лука как-то, потешаясь надо мной во время одного из приступов морской болезни, рассказал о выражении "жевать долговязую свинью", и это было ужасно и вызвало очередной спазм. Но там речь шла о выживании, выборе между морализмом, который повлечет за собой мучительную смерть, или отвратительным действом, которое позволит продержаться еще немного. По имперским законам и это каралось смертью — но кто в здравом уме прямым текстом признается, что съел своего мертвого товарища на шлюпке посреди океана?
Эти же люди, совершенно похожие на меня, Рафаэля или того же Луку, только с чуть более смуглой кожей — не страдали от голода. В океане и реке было полно рыбы, пальмы и плодовые деревья в изобилии приносили орехи и фрукты, за прибрежной лесополосой, в саванне, по слухам, паслись бесчисленные стада животных... Это не пустынный и бесплодный Сахель, это Савский Рог, земли, вполне благоприятные для проживания.
Я фотографировал пляж, десантная партия с "Гленарвана" высаживалась на берег при помощи шлюпок, которые заходили в устье реки и приставали там, чтобы не подвергнуться разрушительному воздействию мощного прибоя. Капитан снова был во главе своих людей. Сурово нахмурив брови, он подгонял их:
— Живей, живей, мы должны выручить несчастных!
По словам Джека Доусона и захваченных каннибалов — на пароходе "Буссоль" были женщины. И если команду и пассажиров-мужчин постигла участь печальная и трагическая, то пассажирки сейчас находились в селении дикарей — живые и практически невредимые. Из двадцати четырех женщин погибла только пожилая дама — "умерла сама, даже есть
не стали", как отметил абориген-старик. Может быть — апоплексический удар на фоне нервного потрясения или какая-то травма... Ключевым здесь было то, что пассажирки не подверглись насилию или истязанию — их приготовили на продажу Большому Серому — что бы это ни значило.— Вам не следует туда идти, — преградил мне дорогу капитан Тулейко, когда увидел, что я закончил и собираюсь двинуться следом за колонной суровых матросов, — Лучше помогите с доставкой женщин на корабль, все офицеры будут заняты.
— Но, позвольте... Я хотел осмотреть поселение дикарей, — мой голос прозвучал несколько неуверенно.
— Они кушают людей с самого раннего возраста — и мужчины, и женщины. Это племя Крокодила, я вам говорил... Не стоит вам туда ходить, господин репортер. Особенно с вашей фотокамерой.
Я остался на берегу, глядя вслед колонне моряков, которые один за другим скрывались в джунглях.
Через полчаса загрохотали первые выстрелы, через час мы с Рафаэлем и Чечиловыми налегали на весла, направляя в сторону корабля шлюпку, полную находящихся в шоковом состоянии пассажирок несчастной "Буссоли".
III ПРОЛИВ БУРЬ
"Гленарван" проходил пролив Бурь со спущенными парусами, на паровом ходу. Эти неспокойные воды не зря носили свое название — штормило всерьез, небо хмурилось и грохотало, и я всё-таки напился, и находился в подпитии непрерывно около трёх суток.
На удивление — помогало. По странному капризу моего организма проспиртованный желудок не торопился вывернуться наизнанку, и при должной аккуратности я даже мог постоять некоторое время на верхней палубе, вцепившись в ванты, наблюдая за высоченными волнами, которые рассекал наш корабль своим носом и вдыхая соленый воздух. Я почти чувствовал себя настоящим морским волком — если бы не отвратительное чувство холода в груди, которое возникало всякий раз, когда клипер проваливался в пропасть между водяными валами, предвещая неминуемую гибель. Однако после этого "Гленарван" всякий раз оказывался на гребне, направляемый лопастями гребных винтов и волей капитана Тулейко.
Как переносили морскую прогулку дамы с "Буссоли", освобожденные из лап дикарей –я предпочитал не думать.
Дамы эти оказались представителями народа месье, уроженками Республики Арелат. Наши бывшие союзнички по Великой Войне, однако... Тевтоны здорово проредили их мужчин, выбили чуть ли не половину поколения — и свободные мадмуазели поехали искать работу и счастье в Колонии. Таков настоящий капитализм — их взяли на фабрики и заводы, чтобы заменить ушедших на фронт отцов, братьев и мужей на время войны, а после — выкинули на улицу.
Опытные фабричные рабочие были нарасхват в бурно развивающихся городах океанического побережья, обрабатывающая промышленность там набирала обороты, и потому арелатки вполне могли рассчитывать на нормальную жизнь и хороший заработок. Еще пятьдесят лет назад такое было бы немыслимо — их ждали лишь "ярмарки невест" — в лучшем случае, или бордели — в худшем. Но — война изменила слишком многое, и женской эмансипацией теперь удивить кого-то было сложно.
Одно дело — эмансипация, другое — возможность ее реализовать. Вон, дикари были готовы продать их какому-то странному типу, которого звали "Большой Серый" — судя по всему, очередной то ли контрабандист, то ли пират с амбициями. Зачем ему женщины? На южном континенте полно факторий, поселков и городков колонистов, где подавляющее большинство населения — мужчины. Некоторые крупные компании даже в контракт включают пункт о наличии женского пола. Так что выкрасть партию переселенок или взять на абордаж судно — это здесь в порядке вещей.