Спецназ Лысой Горы

Обычно, когда видишь черную птицу, думаешь, что это ворон. Котяра с увлечением пожирал уже вторую тушку, да и третью отпускать не хотел. Чтобы рассмотреть, мне пришлось быть упорным. Птица была примерно в таком же родстве с вороном, как и недавние волки – с волками настоящими. То есть «издалека легко принять за».

На самом деле, я вообще не понимал, как это существо могло подняться в воздух, разве что кто-то им в нас кинул. Я, конечно, знаю анекдот про шмеля, но эти крылья вряд ли могли двигаться со скоростью шмелиных. Они вообще не могли двигаться. Клюв был больше похож на копье, чем на клюв. Клюв – он ведь должен открываться?.. Либо эти птички питаются каким-то особым способом, либо еда им вообще не нужна – очень трудно есть, если у тебя в теле нет дырки, через которую что-то снаружи может попадать внутрь.

Если бы с нами был Григорян, может быть, он что-то смог бы сделать с моими бесполезными открытиями. Подсказал бы, как, зная, что у птиц не открывается клюв, их быстрее и сподручнее убивать.

Всё, что мы успели сделать, это отступить к лесу. По идее, летающие предпочитают открытое пространство. Этих птичек деревья не смущали – мы попали под град самонаводящихся копий, каждое из которых нужно не только отбить, но и прибить, чтобы не дать второй попытки.

Голубой Дракон урчал всё громче. Сколько я его знаю, урчание означает, что дела идут именно так, как ему хотелось бы. А ведь и ему уже пару раз досталось, да и урчание его стало явно слишком громким: если бы не постепенное нарастание обертонов, я бы решил, что его издает лев особо крупных размеров. Я ошибся.

Когда лапа выдернула из воздуха очередную птичку – кот не прыгал. Зачем прыгать, если можно просто достать. Котик, который может достать воробушка с любой ветки, – худший из кошмаров воробушка.

Мой меч мог отдохнуть. Карина опустилась на колени, опираясь на воткнутую в землю саблю. Самое время помолиться.

Рык, удар, еще, Голубой Дракон купался в птицах, а те даже не пытались избежать своей уже понятной участи.

Птицы кончились. Чудовище, когда-то бывшее моим котом, явно разочарованно вздохнуло – и принялось есть.

Потом кто-то открыл в небе дыру.

Надо было бежать, надо было срочно закапываться в землю, осваивать невидимость или просто закрыть глаза и попрощаться. Никакая ловкость не поможет попавшему в жерло вулкана: тысячи птиц, которые не должны были летать, – летели на нас. Даже если все они умрут, так и не долетев, нам хватит удара их еще теплых трупов.

Я стоял рядом с Кариной и не собирался прощаться. Я должен был закончить одно дело: мой меч и её шпага останутся направленными вверх – может быть, это будет не зря? Туча всё не падала… Или просто я наконец-то стал достаточно быстрым? Достаточно быстрым, чтобы сообразить. И чтобы увидеть Карину: то, как она смотрит на Голубого Дракона.

Почему мне всегда казалось, что Карина оказывает мне несколько больше внимания, чем этого даже мне хотелось? Почему я не видел, что внимание оказывается не мне. Что может быть проще? Хочешь иметь доступ к коту – переспи с его хозяином. Впрочем, какой я ему хозяин… Карина была не против Алекса Каховского, но нужен ей был Голубой Дракон. И совершенно не потому, что она была фанатичной кошатницей.

Татуировка, которую носила моя подружка, наносилась только в одном месте – девушкам одной очень специальной профессии – жрицам Змея. Ведь нетрудно догадаться, что змей с крыльями – это Дракон? Мне было трудно.

Обычный кот тоже может изменять свои размеры. Если будет много и хорошо питаться – и всё это в нежном возрасте. И тогда, вместо того чтобы вырасти небольшим, он вырастет немаленьким. Голубой Дракон мог выглядеть здесь чем угодно, в конце концов, тень от моей руки может легко превращаться в голову кролика, собаку или слона…

Чудовище, пару секунд назад бывшее моим котом, отчаянно взвилось в небо – ушло вверх, будто выброшенное катапультой, и так же вернулось. Рев, который заставил меня пригнуться к земле, – не был победным кличем освобожденного. Это был вой отчаяния: Голубой Дракон слишком долго пробыл у нас. Голубой Дракон хотел стать тем, кем он был тысячелетиями, хотел уйти и не мог. Ему нужна была помощь. И его жрица знала – с первого дня, проведенного в Храме Змея, знала, – как помочь своему господину. Два клинка двигались слишком быстро – не остановить. И даже понять не сразу – два удара под ребра, два разреза на горле – если бы не клинки, это мог быть танец – ни одно сердце не выдержит такой хореографии. У Карины всегда были особые отношения с ножами. Это было самое техничное самоубийство, которое доводилось мне видеть.

На этот раз это был даже не рев – так должна звучать молния в месте и миге своего рождения – она сделала то, что должно… Прости, Карина, прощай, Карина, ты выполнила свою часть пророчества.

На колени, не думать о птицах, забыть о времени – и увидеть его: сильнее сильного, мудрее мудрого, чистая мощь, разрывающая любые оковы…

Ветер повалил меня на спину – в высоте, в небе, очищенном от птиц, кружил он. Синий, сияющий в голубом, смотреть и не моргать, потому что нет сил пропустить взмах крыльев, изгиб шеи… до слез, до – забыл, что пора дышать, до… я лежал в теплом, темно-красном, влажном – всё равно. Ради него можно было умереть, ради него можно было вот так лежать в луже крови и не замечать ничего, кроме крыльев и не змеиной… так выгибается женская шея…

Потом я буду вспоминать его шею и глаза, которые – наверное, мне показалось – всё еще помнили. Глаза размером с мельничный жернов – существуют. И они смотрели на меня. Если один глаз закрылся и открылся, а второй всё так же смотрит – значит, Голубой Дракон мне подмигнул?

Шпагу Карины и её ножи я оставил себе. Ей – только глубокая могила, чтобы никакой зверь не тронул.

Только камень, который пришлось тащить метров пятьсот – ближе не нашлось такого, чтобы тяжелый и все же – поднять. Если я вернусь, мне придется с этим жить. Мне придется дойти до конца и вернуться, чтобы это было не зря.

Осталось уже не много. Дракон вернулся в Мир Троих, не пустив к нам Ворона. Тысячи птиц исчезли, стоило Голубому Дракону принять свой истинный облик. Дыра закрылась. Здесь остался только Волк. Я его чую, он меня ждет. Волк спит, но в его подрагивающих веках – я. Он дергает во сне лапами, пытается меня убить. Он проснется за минуту до того, как я подойду на расстояние полета стрелы.

Глава одиннадцатая Стрела и меч

Иногда есть смысл не обходить гору.

Александр Суворов. «Через Альпы с любовью»

Ведьма Маргарита мне бы сейчас не помешала. Я знал, что волки, с которыми мы уже столкнулись, порождения этого дедушки всех волков, но я не думал, что они появятся так скоро. Равнина, раскинувшаяся передо мной, была больна сотнями хищных тварей, и все они дожидались одного бойца. Я не собирался быть честным в бою, и мой соперник был достоин меня.

Считается, что Марат стреляет из лука лучше меня. На самом деле Марат просто любит стрелять из лука, а я предпочитаю ближний бой. И, конечно, я никогда не смогу стрелять так быстро, но вот что касается точности и кучности, а также дальности… Тут я могу.

Надо бы попасть сразу. Промазать вовсе будет трудно – у цели впечатляющие параметры. Вопрос в том, что будет дальше: стрела его ранит всерьез или просто разозлит? Чудовище, поджидавшее меня, не должно быть здесь. Оно до такой степени было не плоть от плоти этой земли, что мир прогибался под ним… Иногда лучше не думать. Стрела, тетива… Движение. Если это была лапа, то она двигалась со скоростью языка жабы. С тем же успехом можно было подойти поближе и погладить его за ухом – вдруг у него острая аллергия на Алекса Каховского, с летальным исходом.