Спеши любить (Памятная прогулка)

Я огляделся. В другом углу был старый стол для пинг-понга, потрескавшийся и пыльный, без сетки; на нем стояли два пустых пластмассовых стаканчика – судя по всему, столом не пользовались несколько месяцев, а то и лет. Вдоль стены тянулись полки с немногочисленными игрушками – кубики и паззлы, несколько настольных игр. Некоторые выглядели так, будто пробыли здесь уже очень долго. Маленькие столики были завалены изрисованными старыми газетами.

Мы несколько мгновений стояли на пороге. Дети нас не замечали, и я спросил, для чего нужны газеты.

– У них нет альбомов, – шепотом пояснила Джейми, – поэтому они рисуют на газетах.

Она не смотрела на меня – ее внимание было сосредоточено на детях.

– И это все их игрушки? – поинтересовался я.

Она кивнула:

– Да, не считая мягких зверушек. Тех разрешено держать в спальне вместе с остальными вещами.

Джейми, судя по всему, привыкла к такому положению дел. А меня пустота комнаты угнетала. Я не мог себе представить, каково это – расти в подобном месте.

Мы с Джейми вошли, и один из детей обернулся на звук шагов. Мальчик лет восьми, рыжеволосый, веснушчатый, щербатый – двух передних зубов не было.

– Джейми! – радостно закричал он, и все остальные немедленно повернулись к нам. Здесь были дети примерно от пяти до двенадцати лет, мальчиков заметно больше, чем девочек. Позже я узнал, что детей старше двенадцати в обязательном порядке отдают в приемные семьи.

– Привет, Роджер, – сказала Джейми. – Как дела?

Роджер и остальные столпились вокруг. Лишь несколько детей остались возле телевизора, поспешив занять освободившиеся места в первом ряду. Джейми познакомила меня с одним из ребят постарше, который поинтересовался у нее: «Это твой парень?» Судя по тону, мальчуган судил о Джейми точно так же, как и большинство ее одноклассников.

– Нет, просто мой друг, – ответила она. – Но он очень милый.

Целый час мы провели с детьми. На меня градом сыпались вопросы: где я живу, какой у меня дом, какая машина и так далее. Когда мы наконец собрались уходить, Джейми пообещала вскоре вернуться. Я заметил, что обо мне она не упомянула.

Пока мы шли к машине, я сказал:

– Хорошие ребятишки. Здорово, что ты с ними возишься.

Джейми улыбнулась. Добавить, в общем, было нечего, но, готов поклясться, она по-прежнему размышляла над тем, что бы устроить им на Рождество.

Глава 7

В начале декабря, спустя две недели после начала репетиций, мисс Гарбер отпускала нас затемно, и однажды Джейми спросила, не могу ли я проводить ее домой. Не знаю, с чего ей это взбрело в голову. Бофор в те годы трудно было назвать криминальным городом. Единственное на моей памяти убийство совершилось шесть лет назад – какого-то парня пырнули ножом неподалеку от «Таверны Мориса», где часто околачивались ребята вроде Лью. Началась страшная суматоха; перепуганные женщины звонили в полицию и спрашивали, не бродит ли по округе вооруженный псих в поисках невинных жертв. Запирали двери, заряжали ружья; мужчины засели у окон, высматривая на улице подозрительную личность. Но все разъяснилось еще до утра, когда виновник сам явился в полицию и сдался, сообщив, что это была обыкновенная пьяная драка. Судя по всему, жертва попыталась смыться, не заплатив. Парень получил шесть лет за непреднамеренное убийство. Наверное, самое скучное занятие на свете было работать полицейским в Бофоре; впрочем, эти парни важно бродили по улицам, часами торчали в кафе и рассуждали о «преступлениях» с таким видом, как будто, самое малое, раскрыли дело Линдберга [2] .

2

1 марта 1932 года в Нью-Джерси неизвестным злоумышленником был похищен и убит двухлетний мальчик, сын знаменитого летчика Чарльза Линдберга.

Но нам было по пути, и я не мог сказать «нет», не обидев Джейми. Не то чтобы она мне совсем не нравилась или что-то в этом роде – поймите меня правильно, – но когда приходится проводить с каким-то человеком по нескольку часов ежедневно (и предстоит делать это по крайней мере еще неделю), ты невольно боишься сотворить что-нибудь такое, что испортит следующий день для вас обоих.

Спектакль должен был состояться в пятницу. Мисс Гарбер восторгалась нашими успехами и неустанно твердила всем, что это будет лучший школьный спектакль. Оказалось, она кое-что смыслит в рекламе. В городе была своя радиостанция, и мисс Гарбер дважды дала интервью в прямом эфире.

– Это будет великолепное представление, – объявила она. – Что-то потрясающее.

Еще мисс Гарбер позвонила в редакцию, и они согласились написать статью о спектакле в основном из-за Джейми и Хегберта, хотя и так весь город уже был в курсе. Мисс Гарбер воистину не знала покоя; накануне она сообщила нам, что в театре поставят дополнительные стулья, чтобы вместить побольше зрителей. Мы охали и ахали, как будто и впрямь предстояло значительное событие. Не забывайте, среди нас были и такие, как Эдди. Наверное, он думал, что это единственный в его жизни шанс обратить на себя внимание. И скорее всего, увы, был прав.

Если вы подумаете, что я с нетерпением ждал пятницы, то сильно ошибетесь. Приятели по-прежнему не давали мне проходу, а свободного вечера не выдавалось уже целую вечность. На плаву меня поддерживала лишь мысль о том, что я поступаю «правильно». Конечно, это не бог весть какое утешение, но в данном случае оно было единственным. Иногда я чувствовал себя вовсе даже не плохо, хотя никогда и никому в этом не признавался. Я буквально видел ангелов на небесах, которые с надеждой смотрят на меня, украдкой вытирают слезы и говорят, какой я замечательный и великодушный.

Я провожал Джейми, размышляя обо всем этом, когда она вдруг спросила:

– Правда, что вы с друзьями иногда ходите на кладбище ночью?

Я удивился, что ее интересуют подобные вещи. Хотя трудно было назвать наши похождения секретом, Джейми вряд ли полагалось об этом задумываться.

– Да. – Я пожал плечами. – Иногда.

– И что вы там делаете?

– Не знаю… – сказал я. – Болтаем… шутим. Просто нам нравится там бывать.

– И тебе не страшно?

– Нет. А разве тебе было бы страшно?

– Не знаю… – ответила она. – Возможно.

– Почему?

– Я бы все время боялась поступить неправильно.

– Мы не делаем там ничего плохого. Ну, то есть не переворачиваем надгробия и не оставляем за собой мусора, – сказал я. Я умолчал о наших разговорах насчет Генри Престона, потому что вряд ли Джейми стоило об этом знать. На прошлой неделе мы обсуждали, с какой скоростью однорукий человек может лечь в постель и… короче говоря, вы поняли.

– А вам доводилось когда-нибудь просто сидеть и слушать, как стрекочут сверчки, шуршит листва, дует ветер? – спросила она. – Или лежать и смотреть на звезды?

Джейми, сама будучи подростком, не знала о подростках ничего – понять поведение мальчишек было для нее все равно что постичь теорию относительности.

– Нет, – сказал я.

Она кивнула:

– Наверное, именно этим я бы и занималась, если бы однажды пришла туда. Смотрела бы по сторонам или тихонько сидела и слушала.

Разговор показался мне странным; на продолжении я не настаивал, и несколько минут мы шли молча. Поскольку Джейми начала расспрашивать, я вроде как почувствовал себя обязанным сделать то же самое. То есть она не упомянула волю Божью, поэтому можно было и попытаться.