Спи ко мне

Глаза в глаза – хватило и одного мгновения для узнавания. А потом уже можно было уйти с этой площади, и смотреть друг на друга сколько угодно, сидя на веранде чайной лавки. Лица их были родные, роднее родного. То ли возвращалась прежняя внешность. То ли они всегда знали, как выглядят на самом деле – и теперь просто вспомнили это.

Глава сороковая. Пусть будет хорошо

Хозяйка чайной лавки принесла цветочный отвар, целую палитру джемов и вазочку с сухим печеньем. Удивительно вкусно было грызть эти пресные хрусткие квадратики – просто так, без всего. В них чувствовались тонкие, обычно неприметные оттенки – как после долгого воздержания от пищи.

Спустя две полных чашки первая радость узнавания сменилась смутной тревогой.

– А вдруг я – это он? – спросил Рыба и указал на человека в костюме слесаря. – А ты – вот она? – он повернул подбородок в сторону хозяйки чайной лавки, выглянувшей на веранду, чтобы проверить, не надо ли посетителям чего ещё.

– А может быть, я сейчас проснулась в своём мире и забыла тебя, а ты заблудился в том сне, где нас спутали с богами, помнишь?

– А вдруг я – это ты, а ты – это я? А если мы в любой момент можем исчезнуть?

– А если нам нечем будет заплатить за чай? – вдруг спохватилась Наташа и пошарила по платью в поисках карманов. Карманов не было, а значит – не было и денег. Рыба нашел карманы на своей одежде, но там было пусто.

– Предпримем наш патентованный маневр? – спросил он. – Уснём отсюда, не расплатившись? Как Бонни и Клайд? Словно распоследние варвары?

Они посмотрели друг на друга, как два заговорщика. Со стороны могло показаться, что эта парочка собирается грабануть чайную лавку. Глаза в глаза. «Это ты и я – нет никаких сомнений», – читалось во взглядах.

– Отбой тревоги, – выдохнула Наташа, – я вспомнила. Мы же после полудня сюда пришли.

– После, – подтвердил Рыба.

– А те, кто пьёт чай после полудня, всегда делают это на деньги тех, кто пил до полудня. Такое правило. Те старушки, что сидели здесь до нас, чаевничали с самого утра. Теперь мы можем потребовать хоть целиком зажаренного слона – и всё равно платить не нам.

– Слона давай пощадим, – попросил Рыба. – Но можно тогда заказать ещё чаю. Так вкусно, будто я несколько лет ничего не пил.

Хозяйка принесла новый чайник и новые чашки.

– Наконец-то я вижу твой настоящий цвет, – сказал Рыба и погладил Наташу по волосам, – светло-мышиный, благородный. Такой редкий в хрупком мире. И самый мой любимый.

– А у тебя… Ой! – Наташа присмотрелась повнимательнее. – Ты хоть и стриженый, но всё равно какой-то… зеленоватый.

– На солнце будет заметнее – вспомни. В ясный полдень кажется, что мои волосы – зеленее зелёного.

– Да, правда. Теперь вспоминаю. Кстати, почему ты проснулся не рядом со мной, как хотел?

– Я совершенно забыл, где твой дом. Поэтому проснулся на окраине города, возле Широкого шоссе. И знаешь где? В туалетной будке. Я словно заснул там, а проснулся, потому что в дверь барабанил водитель огромного фургона. Он страшно ругался на того, кто засел внутри – и, пока он ругался, я вспомнил, что означают все эти слова. И многое другое тоже. Когда водитель сделал свои дела и подобрел, он оказался хорошим парнем и даже подвёз меня немного. Вышло так, что я совсем забыл этот город, помнил только про площадь, ну, где встречаются. Я спрашивал у людей дорогу, и шел туда спокойно и уверенно. Пока не увидел своё отражение в витрине. Оно было незнакомым. И я испугался, что мы не узнаем друг друга.

– Я тоже испугалась. Но потом я вспомнила… Нет, я сейчас вспомнила – но кажется, будто я вспомнила это тогда… Да, пожалуй, всё-таки тогда – как мы узнали друг друга в первый раз.

– Просто подошли и заговорили, как будто всегда были знакомы, – подсказал Рыба.

– Ага. А потом сидели здесь, на веранде, только это было до полудня. И ты заплатил за всё очень шикарным жестом. Хотя это были твои последние деньги.

– А потом мы пошли к тебе и получили то, чего нам обоим хотелось тогда больше всего. Но получили слишком быстро. Сначала мы не успели, а потом не захотели узнать друг друга, и заснули. Заснули так крепко, что долго не могли проснуться.

– Может быть, всё было, как ты сказал. Да, почему не предположить, что всё было именно так? Кажется, я припоминаю это. Примем за основную версию – если не вспомнится объяснение получше.

Чай закончился, а оставшиеся кусочки печенья Рыба предусмотрительно завернул в бумажную салфетку и положил в карман рубашки. Наташа помогла хозяйке собрать чашки – так было принято, – и сама отнесла их на мойку. Рыба ждал её на улице.

Они вышли на мощёный тротуар и неторопливо пошли вперёд, доверившись городу. Переулок вросших в землю, чуть замшелых двухэтажных домиков сменился довольно широким проспектом, с нарядными четырёхэтажными зданиями. С виду они казались одинаковыми, но если приглядеться, можно было заметить у одного круглое окошко, у другого – эркер, у третьего – затейливый изгиб крыши или водосточную трубу, вокруг которой обвился декоративный сторожевой кот. Навстречу неторопливо шагали люди. Рабочий день у многих уже закончился, и они прогуливались, потому что ранний вечер выдался тёплым.

– Это Москва, – неожиданно сказала Наташа, – Москва, которой нет и не было. Но как мне всегда хотелось, чтобы она была такой – степенной, однородной, чуть сонной. Как будто не было всех этих войн, революций, бунтов. Как будто каждый год – урожайный. И самая главная проблема – чем удивить туристов, чем порадовать гостей, чтобы они не заскучали в этой вечной сытости.

– Это Мико, – вторил Рыба, – если бы он остался срединным городом. Два одинаковых дома рядом, простые крыши. Люди выходят на улицу, чтобы повидать друг друга, а не похвастаться новыми нарядами и украшениями. Город растёт сам по себе, по своей воле, и каждый хозяин сам выбирает форму окон и высоту ограды. В детстве мне снился такой Мико. Простой и радушный.

– Кто такой Мико? – переспросила Наташа.

– Столица Просвещённой Империи. Так звали мой город… несколько сотен лет назад. И это его настоящее имя.

– Впервые слышу.

– Это очень нежное, интимное имя. Раньше я осмеливался называть его Мико только про себя. Но теперь можно. Кажется, я больше никогда его не увижу.

Незаметно дошли до пляжа. Песчаный берег отлого спускался вниз, а наверху, у дороги, держали землю на своих корнях высокие деревья, напомнившие Наташе одновременно и дубы, и сосны. Рыбе показалось, что на солнце их листья-иглы отливают благородной синевой.

На песке, у самой воды, раскинув кружевные покрывала, загорали бледные красавицы. Храбрые купальщики ныряли в ещё холодные волны и широко загребали руками. Дети в разноцветных соломенных шляпках бесшумно, но весело лепили из песка замок. Слепой старичок безмятежно грелся на солнце, а у его ног почтительно сидел, обвив лапки пушистым хвостом, ученый кот-поводырь. Дородные матроны укрылись под зонтиками и пили освежающий лимонад.

– Так ноги устали, – призналась Наташа. – Давай присядем, вот хоть под этим деревом?