Спираль

«Здравствуй, человек…»

Это был голос, родившийся в голове, и поначалу Антон воспринял его как часть собственного бреда, потом, секунду или две спустя, запоздало оценил эту реплику и…

Тишина.

Звонкая тишина наступила вокруг: исчез звук назойливой капели, исчезло все, что могло помешать его сознанию сосредоточиться.

Исчезла боль, а вместе с ней ушел страх.

«Это душа отделилась от тела, или как?..»

Среди гробовой ненатуральной тишины вдруг раздался громыхающий перестук, похожий на давно позабытое впечатление детства: маленький мальчик, по имени Антон, идет по асфальтированной дорожке парка и тянет за собой огромный пластмассовый самосвал, колеса которого издают характерный, ни с чем не сравнимый звук.

Затем он услышал скрип отодвигаемого засова, визг петель, и на пол камеры упала косая полоса неяркого желтоватого света.

Еда…

По бетонному полу проскрежетала тарелка.

Принесший ее был человеком, но отчего-то очень низким, похожим на карлика.

Мир по-прежнему окутывало облако нереальности, будто кто-то посторонний удерживал в стороне все лишние проявления сущего — оставался только обессилевший Антон, чашка на шероховатом бетонном полу, косой луч света, а в нем человек, который принес еду: калека, у которого отсутствовали нижние части обеих ног по самые колени!.. Он передвигался на доске, к которой были приделаны четыре колесика, изготовленных из обыкновенных подшипников, вынутых из какого-то механизма, — это они издавали тот самый скрежещущий звук, породивший воспоминание далекого детства… Его лицо, обросшее бородой, в которой клочьями пробивалась седина, в первый миг показалось Полынину незнакомым, но, приглядевшись, он понял — это Паша… Изможденный, отрастивший бороду, худой, как скелет, Паша Морок!..

Рот Антона раскрылся в немом крике, но та же сила, что удерживала реальность в полуматериальном состоянии, не позволила ему закричать, и вместо того, чтобы растратить остатки сил на бесполезный рывок и крик, Полынин остался лежать на холодном полу, слушая вновь возникший в его голове голос:

«Это не тут… Ты узнал его, но это не тут… На соседнем астероиде…»

Антон с усилием открыл глаза. Действительно, в камере было темно, металлическую дверь никто не открывал…

Не было ни луча света, ни чашки с едой, ни состарившегося, изможденного Паши Морока.

Была тьма и назойливая капель.

И еще — слабое шевеление в дальнем углу пеналообразного узилища.

— Кто ты?.. — едва шевеля разбитыми губами, просипел Антон.

Ответ пришел в форме мысли:

— Хорн… По-вашему, инсект…

Инсект…

Некоторое время Антон переваривал эту мысль, потом собрался с силами и снова спросил тихим, свистящим шепотом:

— Что ты сделал со мной? Это ты показал мне Пашу?

— Да, — спокойно отозвался мысленный голос. — Я увидел, что ты ищешь его в своих мыслях, и узнал возникающий в твоей голове образ. Недавно человека по имени Павел содержали тут, потом перевели в другое место.

— Ты что, читаешь мои мысли?

— Не все. Только самые яркие, те, которые ты не контролируешь.

Антон на секунду затих, собираясь со своими, уже контролируемыми мыслями.

О том, что инсекты являются врожденными телепатами, было известно давно, и если в темноте действительно скрывается представитель расы насекомых, то в их мнемоническом контакте нет ничего сверхъестественного.

— Ты тоже пленник? — не разжимая губ, мысленно спросил Антон.

Эксперимент удался, потому что инсект услышал его и ответил:

— Да. Они используют меня как переводчика при допросах. Я для них универсальное средство общения плюс живой детектор лжи… Ты понимаешь этот термин?

Полынин кивнул, хотя в темноте инсект не мог видеть его жеста.

— Мы находимся в пределах туманности? — сформулировал он свой следующий мысленный вопрос, постепенно осваиваясь с таким способом общения. — Что тут делают ганианцы? Ты знаешь что-нибудь об их целях?

— Я много знаю об этом месте и его истории… — мысленно усмехнулся инсект, проявляя при этом признак эмоционального восприятия ситуации. В его усмешке Антон отчетливо различил горечь. — Участвуя в допросах, я был вынужден много узнать… Мне было неприятно…

Антон слушал его, стараясь не шевелиться, чтобы не будить лишний раз боль в одеревеневшем от холода теле. В коридоре возник неторопливый звук шагов. Охранник прошел мимо их камеры, не остановившись, и шаги постепенно стали удаляться.

— Хорн, если я слышу тебя, значит, и они могут слышать нас?

— Когда ты кричишь или разговариваешь на своем языке, да, — мысленно ответил инсект. — Но пока мы беседуем вдвоем, в мнемоническом диапазоне, я являюсь стимулятором твоих способностей. Люди, за очень редким исключением, не телепаты. Им обычно нужен кто-то, работающий в этом смысле за двоих. Ты слышишь меня, а я тебя только благодаря моей врожденной ауре, которая воздействует на определенные группы нервных клеток твоего мозга, стимулируя их способность излучать и принимать мнемонические позывы.

— Один инсект — один собеседник? — сделал вывод Полынин.

— Ты угадал, человек.

— А ты давно сидишь тут?

— Много лет. Меня захватили на Хаборе. — Инсект выдержал небольшую паузу и добавил: — Этот род людей, которых называют ганианцами, недостоин статуса разумных существ.

— Тут я с тобой согласен. Я тоже был на Хаборе, — признался Полынин. — Воевал против них.

— Павел ждал тебя.

Антона словно ударило током.

— Паша?.. — Он вдруг подавился и словами и мыслями… — не о чем стало говорить и думать, как только в голове вновь возник образ инвалида, передвигающегося на деревяшке с колесиками…

— Не вини себя… — раздался мысленный голос Хорна.

Слабое утешение, но и на том спасибо. Полынин испытывал внутреннюю боль, и ему не нравилось, что насекомое ощущает всплески его чувств, прекрасно распознавая их. Это помогло собраться, волевым усилием отрешившись от части эмоций.

— Откуда ты знаешь, что он меня ждал? — мысленно спросил Антон.

— Он часто думал о тебе, — ответил Хорн. — Нас вместе везли с Хабора. Потом мы встречались тут.

— Почему его перевели в другое место?

— Не знаю. Ганианцы часто переводят рабов с место на место, опасаясь сговора.

— Ты можешь рассказать, где мы находимся?

— На детали у нас нет времени, человек. — Ответ Хорна показался Антону странным и неожиданным, но следующая мысленная фраза инсекты кое-что прояснила: — Скоро за тобой придут, чтобы увести на допрос, и я буду вынужден докладывать им все твои мысли, — он подчеркнул интонацией слово «все». — Обычно на допросах присутствуют две особи моей расы. Я не смогу утаить известную тебе информацию, даже если ты сам станешь молчать.

— Значит, у меня нет никакого выхода?

— Выход есть всегда, человек, — подумав, ответил ему инсект. Казалось, что он сомневался, стоит ли доверять Антону, но, в конце концов, его колебания завершились следующей мысленной фразой: — Сейчас у тебя есть еще как минимум десять минут, чтобы привести в порядок свое тело. Потом времени уже не будет.

— Дьявол, говори конкретно. — Несмотря на недоуменную злость, Полынин вновь принялся корчиться на полу, теперь уже не обращая внимания на боль, пытаясь этими усилиями хоть немного размять онемевшие руки и ноги…