Список донжуанов

– Что ты собираешься им рассказать? – спросил он меня.

– Все, – пожала я плечами, точно зная, что врать вредно. Когда много врешь, непременно запутаешься, и это отражается на здоровье, да и правоохранительные органы чужое вранье не приветствуют.

– Что «все»? – переспросил дядя Жора, как мне показалось, не без язвительности.

– Их интересует убийство мужа, – вздохнула я.

– Вот именно. Поэтому рассказывать им о том, что произошло вчера, совершенно ни к чему. Ты должна сказать следующее: муж прислал тебе сообщение, но ты на встречу не пошла, потому что весь вечер провела со мной, а ему звонила, чтобы отменить встречу. Мы гуляли по городу и ужинали в ресторане «Ганг», сидели в отдельном кабинете справа от входа. Запомнишь?

– Конечно, запомню. Только лучше сказать правду. Согласна, это не очень приятно, в том смысле, что выглядит подозрительно, но…

– Правду? – перебил с усмешкой дядя Жора.

Одной этой усмешки хватило бы для того, чтобы почувствовать себя крайне неуютно, а тут еще в холле возник морячок и выложил на комод пистолет с глушителем, который достался мне по наследству от киллера-неудачника. Забрав его у Олега, я спрятала пистолет под ящик умывальника, как мне казалось, вполне надежно. Напрасно казалось. Эти люди уже неплохо освоились в моей квартире.

Я прикидывала, что лучше: возмутиться и покинуть холл или попытаться как-то объяснить наличие в доме оружия, да еще с глушителем? Объяснить, не рассказав о киллере, не получится, а рассказать – значит, признаться в убийстве, хоть и непреднамеренном. Ну и какой от этого прок? Что одно убийство, что другое… Я набрала в грудь воздуха и грозно произнесла:

– Убирайтесь вон.

– Черт, – очень натурально вздохнул дядя Жора, а морячок пожал плечами:

– Она его дочь. – Как будто это что-то объясняло.

– Значит, так, – продолжил дядя Жора, с неудовольствием глядя на меня. – Ты была со мной весь вечер, домой мы вернулись в первом часу ночи, и весть о смерти мужа для тебя как гром среди ясного неба. Я готов все подтвердить, сообщишь им номер моего мобильного и адрес.

– Большое вам спасибо, – вздохнула я, – но, боюсь, ваша готовность соврать во имя моего спасения не пойдет мне на пользу. Вдруг они…

– В «Ганге» подтвердят, что мы ужинали вдвоем, официантка, девушка в красном сари… – Тут он повернулся к Виктору и кивнул: – Займись. – Морячок шмыгнул к двери и исчез за ней практически бесшумно. Дядя Жора забрал пистолет, укоризненно заметив: – Кто ж такую улику дома хранит? – И тоже удалился, правда, на кухню, а Марья, схватив меня за руку, увлекла в спальню, где жарко зашептала:

– Сима, меня все это тревожит.

– Меня тоже, – пожала я плечами и, предчувствуя, что последует за этим, сама предложила: – Давай помолимся, если хочешь.

– Да фиг с ними, с молитвами, – отмахнулась Марья в крайнем волнении, – посадят нас. Меня за дядьку этого, а тебя за Серегу. Конечно, Серега гад, а дядька вообще личность темная, но…

– Я его не убивала, – нахмурилась я, но никакого впечатления на нее не произвела.

– Конечно, конечно, – закивала Марья, – но лучше послушать этого Жору и сделать, как он говорит. – Тут она опять вздохнула, да так жалостливо, что у меня слезы на глаза навернулись от сочувствия к ней, хотя, по большому счету, надо было самой себе сочувствовать. – Сима, – перешла она на шепот, – тебе не показалось, что у него… большой жизненный опыт?

– У дяди Жоры? – уточнила я.

– Ага. Не хочу тебя расстраивать, но, боюсь, он еще похуже нашего Сереги будет. А ты про своего папу вообще ничего не знаешь?

– Отвяжись, – невежливо отмахнулась я, не зная, что ответить. Не папа меня в тот момент волновал, а замечание Марьи насчет жизненного опыта дяди Жоры. И в самом деле, он производил впечатление человека, которого невозможно удивить или привести в замешательство. Сие наблюдение неожиданно расстроило меня. Я потерла нос и сказала: – Пойду в ванную, попробую собраться с мыслями.

– Не надо, – перепугалась Марья, – лучше не думать, от этого только хуже становится. Я вот, к примеру, как начну думать, так такого надумаю, хоть караул кричи.

Несмотря на это предупреждение, я все-таки отправилась в ванную.

В половине одиннадцатого я с тяжелым сердцем садилась в машину. К тому моменту квартиру покинул и дядя Жора, ничего не пожелав сообщить на этот счет. Марья рвалась со мной, но я категорически этому воспротивилась.

По дороге я пробовала поразмышлять на тему, что предпочтительнее: иметь дело с милицией или препротивным господином Бойко? Выходило довольно безрадостно: не посадят, так, пожалуй, укокошат. Оттого я решила положиться на судьбу и даже особенно не паниковала, входя в указанный кабинет.

Обнаружив за столом мужчину со странно знакомым лицом, я вновь забеспокоилась, подозревая судьбу в очередном подвохе, но он повторно представился, и я вспомнила, что знакомил нас Олег. Именно Николаю Сергеевичу я не так давно жаловалась на своего мужа.

– Присаживайтесь, – сказал он.

Я устроилась на стуле и вдруг заревела. Николай Сергеевич дал мне воды, трижды тяжко вздохнул, демонстрируя сочувствие, и приступил к допросу. Если честно, не очень-то он меня мучил. Даже наоборот, скорее помогал. Иногда мне удавалось вставить слово, но я, по понятным причинам, не особо усердствовала. Выходило следующее: о гибели мужа я узнала сегодня от самого Николая Сергеевича, а о делах его (то есть мужа) мне ничего не известно, и кто мог желать ему смерти, мне неведомо. Слегка стыдясь, Николай Сергеевич спросил, где я была вчера с девяти вечера до полуночи, и я слово в слово пересказала все то, что советовал дядя Жора. Через пять минут после этого Николай Сергеевич со мной простился и даже проводил до двери.

Не веря в свое счастье, я выпорхнула как на крыльях из центрального подъезда, но тут же вспомнила о Бойко и загрустила вновь. Зазвонил мобильный, на экране высветился номер Гридина, а вслед за этим я услышала его голос:

– Симона, где ты?

– В милиции, – ответила я.

– Так ты уже знаешь?

– О смерти Сергея? Да, мне сообщили.

– Тебя допрашивали?

– Конечно.

– Почему ты мне ничего не сказала? Тебе нужен адвокат, ты должна понимать…

– Зачем мне адвокат? – решила я прикинуться дурочкой. – Сергей погиб, и разводиться мне теперь не с кем.

– Но… его убили, и вполне естественно…

– Надеюсь, ты не думаешь, что я имею отношение к его смерти?

Конечно, он не думал. Я со вздохом посетовала, что от Бойко меня никакой адвокат не спасет. Андрей Петрович сочувственно изрек:

– Пленки надо ему вернуть: типы вроде этого крайне опасны…

Я поспешила попрощаться. Верно говорят: нет бесполезнее болтуна, чем адвокат.

Я поравнялась со своей машиной, когда увидела Марью. Она покидала здание, в котором я не так давно обреталась, со счастливой улыбкой на устах. Помнится, я просила Марью сидеть дома, ничего хорошего от посещения ею милиции не ожидая. Ее счастливая улыбка отнюдь не обрадовала меня, скорее насторожила.

– Как ты здесь оказалась? – не без суровости осведомилась я.

– На такси приехала, – ответила Марья.

Я хотела разозлиться, но передумала: каков вопрос, таков ответ. Пока я формулировала следующий вопрос, Марья принялась трещать как заведенная, для начала перекрестившись на купола собора, который возвышался по соседству.

– Надоумил господь, – поведала она, – вот я пришла и все рассказала.

Если до того момента я чувствовала себя неважно, то после этих слов готовилась рухнуть в обморок, но и с этим пришлось повременить. Заскрипели тормоза, и рядом остановился «Мерседес» Андрея Петровича, он выпорхнул из него с необыкновенной живостью и заключил меня в объятия, что для меня было несколько неожиданно.