Список Ханны

— У вас есть фотографии ваших работ?

— Где-то были… Не уверена, где именно, но они есть.

— Могу я их посмотреть?

Что казалось вполне логичным.

— Надо поискать. Боюсь, это займет некоторое время.

Эта женщина явно не из деловых особ. Не говоря уже о недостаточной организованности.

— Вы хотите знать, какие фрески мне нужны?

Эта Мэйси меня забавляла и одновременно раздражала.

— На стене, верно? Большинство хотят иметь фрески на стенах.

— Коридор.

— Понятно. Вы выбрали тему? Например, золотые рыбки в аквариуме, или сельский пейзаж, или…

— Я хотел бы послушать ваши идеи и заодно увидеть работы. Когда вам удобно заехать?

— Я сейчас особенно не занята, — призналась она. — Хотите сегодня?

Будет лучше заняться таким делом после приема, а не в перерыве между пациентами.

— Какое время понадобится вам, чтобы подъехать?

Я дал ей адрес.

— О, вы находитесь совсем рядом. Я могу приехать минут через двадцать.

— Я предупрежу охрану, что вы подъедете.

— Спасибо. — И после паузы: — Ничего, если я опоздаю на несколько минут?

— Что ж…

— Но я постараюсь быть вовремя, — пообещала она и повесила трубку.

Эти несколько минут обернулись в тридцать пять после назначенного времени. Я шагал по кабинету злой, считая такое опоздание просто неприличным. Я люблю точность в деловых встречах, и если сказал: через двадцать минут, то держу слово. Если возникают непредвиденные обстоятельства, всегда звоню и предупреждаю.

Спустя почти час после нашего разговора я услышал, как дверь в приемную открылась, и пошел встретить Мэйси Роз. К своему удивлению, я понял, что знаю ее. Когда Линн извинилась, что не смогла прийти на похороны, я ответил, что не помню, кто там присутствовал. Но, оказывается, было и исключение.

Женщина в красном. Женщина, одетая на похоронах в ярко-красное платье, в шляпе с большими полями, из-под которых выбивались морковного цвета локоны. Она стояла как одинокая яблоня в середине луга. Все остальные были в черном либо в уместном темном трауре. Но не Мэйси. Когда я увидел ее, одетую как на вечеринке, я стиснул от негодования зубы. Эта женщина не имела понятия о приличиях, равно как и здравого смысла, выбрав столь яркий наряд для похорон.

Сегодня на ней были желтые легинсы и леопардовой расцветки туника, на ногах нечто вроде балетных туфель. Длинные рыжие волосы забраны в конский хвост. Ей было лет тридцать, но в таком наряде можно было дать восемнадцать. Она явно не производила впечатления серьезного художника, каким представилась по телефону.

Увидев меня, она замерла, в ее глазах промелькнуло узнавание.

— Вы муж Ханны… — прошептала она.

Я кивнул.

В ее глазах я увидел боль и сочувствие.

— Я так любила Ханну!

— Благодарю. — Я резко оборвал ее признания, не собираясь обсуждать смерть Ханны с женщиной, которая мне была неприятна.

— Я помню, как она…

— Вы опоздали.

Я был груб, но ничего не мог с собой поделать. Как могла Ханна выбрать такую женщину для меня в качестве возможной жены?

Она сразу виновато потупилась, как провинившийся новобранец.

— О, прошу прощения за это…

— Вы сказали: двадцать минут.

— Мне надо было достать коробку из шкафа, потом Душка забралась внутрь, а я не видела, только когда услышала ее отчаянные крики, поняла, и спустя пять минут обнаружила ее в шкафу.

Я не знал, кто такая Душка, вероятно, домашнее животное или, все может быть у такой женщины, ребенок-ползунок.

— Я искала те снимки, раз просили принести. Они оказались в коробке из-под туфель. Я их принесла. — Она рылась в сумке и болтала без передышки: — Видите ли, Сэмми хотел завести дружбу с Душкой, а Душка — нет. Обычно Сэмми находится у Харви. — Она сделала паузу. — Так беспокоюсь за Харви последнее время, он просто сам не свой.

— Фрески? — напомнил я.

— Я хочу сначала увидеть место, где они должны быть.

— Пойдемте покажу.

Я повел ее в коридор, куда выходили пять дверей.

Одна — в мой кабинет и четыре — в комнаты приема и диагностики. И еще там стоял стол в алькове, где сидела Линда.

— Вы хотите что-то особенное?

— Нет, важно, чтобы понравилось детям и они чувствовали себя уютно, ожидая приема, они всегда напуганы. Это больные дети, они боятся уколов, их надо отвлечь, развеселить. Словом, сделать так, чтобы они входили в мой кабинет с улыбкой, а не со слезами.

Мэйси сдвинула брови.

— Я тоже всегда боялась.

— Так постарайтесь, чтобы другие не боялись.

Она колебалась, я видел, что она от меня тоже не в восторге. Вдруг она улыбнулась.

— Что ж, я сделаю наброски и принесу для вашего одобрения.

— И когда можно их ждать?

Она пожала плечами:

— Займет не более двух дней.

Зная ее пунктуальность, я просто уточнил:

— А ваш гонорар?

Она оглядела коридор, и я представил, как крутится у нее в голове счетная машинка. Почему-то с докторов все хотят получить больше. Но она меня не надует. Линда уже узнала сумму, которую заплатил Патрик своему художнику, поэтому было с чем сравнить.

— Примерно семьсот долларов. — Она посмотрела на меня с вызовом. — Это половина цены, которую я обычно прошу. Но за это вы должны сделать мне одолжение.

— Какого рода?

— Скажу, если вам понравятся мои наброски. Идет?

Я кивнул. Всегда можно отклонить ее предложение по разным причинам и нанять другого художника.

— Делайте наброски и приносите, посмотрим.

— Договорились.

Я двинулся в свой кабинет, радуясь, что встреча закончилась.

— Я прошу прощения за свое опоздание… — произнесла она мне вслед.

— Принимается. — Я остановился. — О, могу я взглянуть на фото, которые вы принесли?

Я вдруг вспомнил, что именно из-за них она опоздала на тридцать пять минут.

— О, я тоже совсем забыла. Боюсь, что Душка изжевала уголки, но вы все же сможете оценить работу.

Я так и не узнал, кто такая Душка, и не хотел знать.

Вынув из сумки фотографии, она протянула их мне. Уголки и края были жеваными и еще мокрыми. Я пробежал глазами снимки — работа была очень неплохой. Не хуже, чем у художника, которого выбрал Патрик.