Сплетающий души
Шрифт:
— Ага, он самый. — Он широко улыбнулся. — А ты — новый король.
— Я пришел сюда следом за тобой от надела твоего отца.
Рука, сжимавшая тростниковую свирель, упала на колени.
— Правда? Как они там все: папка, Хью, Дора? Я по ним соскучился.
— Кажется, у них все довольно-таки неплохо. Но твой отец в печали. Он думает, что тебя украли воры.
— Он не понял, как я сюда попал.
— Полагаю, ты захочешь вернуться обратно.
Наверное, парень не выходил из своей лачуги неделями. По крайней мере, по запаху было похоже.
— А с чего бы мне хотеть вернуться? — спросил Том.
— Ради твоей семьи.
Вроун рассказывал, что большинство новичков с трудом училось, как растить свой оплот или как входить и выходить из него, а порой даже — где и как собирать таппу. Карлик с друзьями переживали из-за этого, но не знали, как это исправить. Мысль о том, чтобы научить несчастных, в их головы не приходила. Что ж, Том, по крайней мере, знал, что такое таппа.
Паренек улыбнулся.
— Слушай.
Он снова поднес свирель к губам и, придерживая ее увечной рукой, пробежался пальцами по отверстиям.
Я не знаток по части музыки. Хоть моя матушка и ценила ее и мне говорили, что она сама очень неплохо играет на флейте, четыре года с музыкой не смогли затмить двенадцати лет без. Однако игра Тома была совершенно иной. Какое-то время мелодия переливалась медленно и печально, то вверх, то вниз, словно в поисках правильной ноты. Но вот и она, но не та, которой ты мог бы ожидать, а другая, уводящая тебя за неожиданный угол, и, прежде чем я понял это, я оказался в каком-то другом месте…
Они так зелены — прекрасные холмы моей родины. Озеро так чисто, что напоминает чашу с небом. Или это и есть небо, лежащее в глубинах озера? Благословенно жаркое солнце. Его тяжелые руки так приятно бьют меня по плечам, и вересковый запах плывет в мягком воздухе. Это солнце вскипятило его до самой земли, говорит Дора. С овцами все в порядке, но пора возвращаться. Папка высечет меня за то, что я оставил стадо. А рука у него потяжелее, чем у солнца. Но я свободен со своей свирелью, с бегом. Вверх и через холмы, совсем как музыка… быстрее и быстрее, потом вниз, вниз в прохладную долину. Батя говорит, овечий запах — к удачному году…
— Ты видишь?
Музыка прервалась, вместе с ней ушло и видение. Я никогда прежде не чувствовал себя так легко, так… радостно. Сейчас, казалось, лишь туша охранника у самого моего локтя мешала мне взмыть под потолок.
— Ты уверен, что в порядке? — Паоло, шепотом.
Я помотал головой, отгоняя обрывки видения.
— Со мной все хорошо.
Я едва не вздрогнул, когда сжимал пальцы левой руки, убеждая себя, что и они, и ладонь остались на месте. По удивленным взглядам я понял — никто другой не видел того же, что и я.
Том кривовато улыбнулся.
— И как я могу уйти? Я никогда не создавал такой музыки в холмах, и она приносит родину в мое сердце, так что я не так сильно печалюсь о ней. А эти добрые люди, — он указал культей на Вроуна, Занора и других одиноков, — они не смеются над человеком, если он искалеченный, как я. Они все такие же. Мне здесь самое место.
Кто-то набросил плащ мне на плечи. Я застегнул пряжку у горла.
— Ты играешь замечательную музыку. Оставайся в Пределье, сколько захочешь. А если решишь вернуться, просто приди и скажи мне.
Я вышел
прочь.Снаружи башня Тома была приземистым, уродливым строением, словно осиное гнездо, прилепившееся к покрытому сажей подоконнику. Я сказал Вроуну, что хочу, чтобы о Томе позаботились, научили, как правильно жить в Пределье, — равно как и всех остальных, кого они с Обом и Занором притащили сюда. Если же они захотят вернуться домой, Вроуну следует отвести их обратно сквозь лунную дверь.
Затем мы направились к Голубой башне. Мне нужно было выспаться.
Как я и предполагал, они ждали меня у Голубой башни. Одиноки. Заполонив коммард так, что мне пришлось проталкиваться сквозь них, чтобы попасть внутрь, они благоговейно бормотали и падали на колени, пока я проходил мимо. Я этого не хотел. Ничего из этого я не хотел.
Глава 19
Условия жизни одиноков удручали меня. Я не понимал, как кладовые Голубой башни наполнялись ветчиной, утиными колбасами, апельсинами, шелком, в то время как у них не было ничего, кроме таппы, глины и камней. Ответ должен был таиться в саду. Я не верил, что Исток может сообщить мне хоть что-то полезное, так что решил предпринять собственное исследование, а у Истока спросить только в том случае, если не найду ответ сам.
— Надо разобраться со светом, — предложил я как-то, когда мы с Паоло осматривали основание утесов у водопада и аметистовую пещеру. — Отчего он здесь настолько ярок, что в этом месте даже могут жить растения?
Но только здесь. Ни один одинок, с которым я беседовал, даже среди тех, кто странствовал далеко, не знал в Пределье ничего подобного этому саду.
Бледно-желтые валуны громоздились вокруг водопада и грота, и скала там казалась не такой отвесной, как те, что окаймляли сад с других сторон. Бесчисленные тропинки теснились меж камней, обещая привести тебя выше, но либо сужались и таяли, либо внезапно обрывались, уперевшись в стену. Я выбрался обратно вниз из очередного такого тупика.
— Да весь этот мир странный. Я вот могу поверить почти во что угодно. — Паоло исчез за валуном вдвое выше моего роста, потом показался над ним, запрокинул голову и пожал плечами. — Стоит попробовать здесь. Хотя дорога выглядит не больно-то ровной.
Я протиснулся между валуном и скалой и взобрался по камням, встав рядом с ним. Точнее сказать, дороги там не было вовсе. Скорее это было похоже на пролет гранитной лестницы, предназначенной для ног раза в три длиннее моих. Множество устрашающих провалов были завалены рыхлыми каменными обломками. Мы полезли вверх. Путь лежал достаточно близко к водопаду, чтобы влажные камни предательски скользили под ногами.
В четверти пути к вершине водопада Паоло тяжело осел на широкий валун. Его преувеличенный стон, когда он выпрямил спину и широко потянулся руками в стороны, эхом отозвался в скалах.
— Адово пламя, я уже выдохся. Я, пожалуй, подожду тут, пока ты не соскоблишь меня с камня по пути обратно.
Неудивительно. Путь наверх становился все круче. Самочувствие Паоло заметно улучшилось за последние недели, но его ладони все еще оставались слабыми и лежали в повязках. А мне уже пришлось несколько раз подтягиваться на новые уступы на руках.
— Если я по пути вниз вдруг буду пролетать мимо тебя слишком быстро, тебе придется протянуть руку и поймать меня, — ответил я, вглядываясь в горячее марево.