Сплетенные судьбами

– Я бы хотела, чтобы ты мне помог, - говорю я.
– Покажи мне точное место, куда он ушел.

Мне не нравится, как он ухмыляется, но понимаю причину этого.
– И что я получу взамен?

– Кое-что, что поможет тебе выжить в ущельях, - говорю я, - украденное из медицинского центра Общества. Я расскажу тебе больше, когда ты благополучно доведешь нас до Каньона.

Я бросаю быстрый взгляд на Инди. Мы не говорили с ней о том, пойдет она со мной или нет; но, кажется, сейчас мы в одной команде.

– Хорошо, - он выглядит заинтересованно.
– Но я больше не хочу никаких остатков еды со вкусом фольги. Инди издает возглас удивления, но я знаю, почему он не отказался: он хочет уйти с нами. Он тоже хочет сбежать, но не может сделать этого в одиночку. Ни тогда в лагере Кая, ни сейчас. Он нуждается в нас так же сильно, как и мы в нем.

– Их не будет, - говорю я, - обещаю.

– Нам придется бежать всю ночь. Вы сможете?

– Да, - отвечаю я.

– Я тоже смогу, - говорит Инди, а я бросаю на нее взгляд.
– Я иду, - повторяет она, и это не вопрос. Она делает то, чего жаждет. И это бег длиною в жизнь.

– Хорошо, - соглашаюсь я.

– Я приду за вами, как только стемнеет и все уснут, - сообщает парень. – Подыщите себе место для отдыха. На краю деревни есть старый магазин, это будет лучшим вариантом. И ребята не обидят вас.

– Ладно, - говорю я, - но что, если будет обстрел?

– Если будет обстрел, то я найду вас после того, как он закончится. Если вы, конечно, еще будете живы. Вам дали фонарики?

– Да, - отвечаю я ему.

– Возьмите их. Луна будет светить, но она уже не полная.

Луна восходит, освещая черный горный хребет, и я понимаю, что он был там всегда, но не замечала, что своей массой он закрывает половину звезд. Они здесь, как в Тане - многочисленны и отчетливо видны на чистом ночном небе.

– Я скоро вернусь, - предупреждает Инди и ускользает прежде, чем я успеваю остановить ее.

– Будь осторожна, - шепчу я запоздало. Она уже ушла.

– Когда они обычно приходят?
– спрашивает одна из девушек. Мы собрались возле окон, в которых больше нет стекол. Ветер задувает внутрь, образуя поток холодного воздуха между окнами.

– Никогда не знаешь, - говорит парень. На его лице запечатлено смирение.
– Никогда не знаешь, - он вздыхает.
– Когда они приходят, лучше всего прятаться в погребах. В этой деревне они есть. В некоторых нет.

– Хотя некоторые предпочитают испытывать свои силы наверху, - говорит другой парень, - Я не люблю погреба. Я не могу адекватно мыслить, когда я там, внизу.

Они рассуждают так, будто провели здесь вечность, но, когда я направляю свет фонарика вниз, то вижу всего по пять-шесть царапин на их ботинках.

– Я пойду постою снаружи, - сообщаю спустя некоторое время. – Здесь ведь нет правил против этого?

– Оставайся в тени и не свети фонариком, - отвечает парень, который не любит погреба.
– Не привлекай внимание. Они могут летать вокруг, выжидая.

– Хорошо, - отвечаю я.

Инди проскальзывает в двери в тот момент, когда я собираюсь выйти, и у меня вырывается вздох облегчения. Она не попыталась снова убежать.
– Там красиво, - говорит она почти непринужденно, подходя ближе.

Она права. Если не принимать во внимание все происходящее, то следует признать, что этот край, действительно, прекрасен. Луна заливает белым светом бетонные тротуары, и я замечаю того парня. Он осторожен; прячется в тени, но я знаю, что он там.

Я не удивляюсь, когда его шепот раздается возле уха, и даже Инди не подпрыгивает от неожиданности.

– Когда мы уходим?
– спрашиваю его.

– Сейчас, - отвечает он, - иначе не успеем до рассвета.

Мы следуем за ним на окраину селения. Я вижу, как другие люди скользят в тени, занимаясь своими делами, пока еще есть немного времени. Кажется, нас никто не замечает.

– Неужели никто не пытается убежать?
– спрашиваю я.

– Очень редко, - отвечает он.

– Что на счет мятежа? – задаю следующий вопрос, как только мы достигаем границы поселка.
– Кто-нибудь разговаривал здесь о чем-то подобном?

– Нет, - без колебаний отвечает парень. – Мы не говорим о таких вещах.
– Он останавливается.
– Снимайте ваши пальто.

Мы смотрим на него в изумлении. Он издает короткий смешок, пока снимает и продевает свое пальто через лямки сумки.
– Носить их придется недолго, - объясняет он нам.
– Вы согреетесь очень быстро.

Тогда мы сбрасываем пальто. Наша черная одежда сливается с темнотой ночи.

– Следуйте за мной, - говорит парень.

И потом мы бежим.

Через милю у меня остаются холодными только руки.

Тогда, в Городке, я бежала босиком по траве, чтобы помочь Каю. Здесь же на мне тяжелые ботинки, и бежать приходится по камням, я боюсь подвернуть лодыжку. Но чувствую себя свободнее, чем тогда, и даже легче, чем во время тренировок на беговой дорожке. Я переполнена адреналином и надеждой. Я могу бежать туда вечно, бежать к Каю.

Мы останавливаемся, чтобы попить, и я чувствую, как ледяная вода обжигает мое горло. Я могу проследить ее точный путь от горла до желудка; холодная дорожка, от которой я вздрагиваю перед тем, как закрутить крышку фляги.

Но очень скоро я начинаю уставать.

Споткнувшись о камень, я не успеваю увернуться от куста. Он вонзается своими шипами и колючими семенами в мою одежду и в ногу. Наши шаги хрустят на морозе. Но нам повезло, что снег не идет; и что воздух, пустынно-холодный, колючий, рождает ощущение ложной сытости. Вдыхая его, чувствуешь, будто ешь лед.

Когда я притрагиваюсь рукой к губам, они оказываются сухими.

Я не оглядываюсь через плечо, чтобы узнать, не преследуют ли нас и не нападают ли с воздуха в ночи. Нам хватает того, что приходится смотреть вперед. Луна дает достаточно света, но мы рискуем зажечь фонарики, когда достигаем затемненных мест.

Парень включает свой и выплевывает ругательства.

– Я не глядел на местность, - говорит он. Когда я включаю фонарик, то обнаруживаю, что наши усилия избегать мелких ущелий и острых камней привели к тому, что мы сделали круг и вернулись, откуда начинали.