Сподвижники Чернышевского
Шрифт:
Это обращение вызвало широкий отклик передовой части общества, но предложенные в нем конкретные меры, даже такие бескровные, как подача петиции царю, попугали либеральное большинство «просвещенной части нации». Либералы еще раз продемонстрировали свою трусость и неспособность к серьезной оппозиции.
Но это предвидели авторы «Великорусса». В их прокламации говорилось: «Если этот призыв не найдет отклика среди образованных классов, останется одно — призвать народ на дело, от которого отказались бы образованные классы».
Пропагандировать эту задачу и взялся Николай Серно-Соловьевич.
15 сентября 1861 года в «Колоколе» за знакомой уже
Решительно размежевавшись с либералами, Николай Серно-Соловьевич изложил затем принципы тактики, положенной в основу деятельности «Земли и воли»:
«Составление тайных центров, союзов, братств». Круг действий союзов должен быть широк. Надо писать, писать много и понятно народу: заводить тайные типографии, распространять напечатанное в народе и войске, обучать крестьян и солдат, сближать солдат с народом. Войти в сношения с раскольниками, казаками, ввозить заграничные издания, завести торговые и промышленные заведения и заготовить денежные и всякие средства.
«Наша цель — полное освобождение крестьян, право народа на землю, право его устроиться и управлять самим собою, освобождение и свободный союз областей».
«Земля и воля» развернула широкую деятельность. Члены организации устанавливали связь с местными революционными организациями, создавали новые, распространяли по всей стране революционные прокламации.
В течение целого года Александр Серно-Соловьевич, не зная отдыха, по ночам печатал прокламации, а днем разносил их по всему Петербургу. Но наряду с нелегальной деятельностью землевольцы развернули и легальную, и здесь роль Серно-Соловьевичей была также значительна.
По совету активного деятеля «Земли и воли» А. А. Слепцова осенью 1861 года Николай Серно-Соловьевич открыл в Петербурге на Невском проспекте книжный магазин и при нем библиотеку с читальней. Это было чрезвычайно удачной находкой; в самом деле, ведь книжная торговля открывала большие возможности для распространения нелегальной литературы. Библиотека и читальня могли служить весьма удобными конспиративными явочными пунктами. Кроме того, магазин, библиотека и читальня могли внести серьезный вклад в дело народного просвещения.
Быстро росло число читателей, привлеченных необычностью новых предприятий.
Удивляться было чему: воспитанник лицея, бывший служащий Государственного совета, дворянин и вдруг… сделался купцом. Приказчики говорят на иностранных языках… Публика валом валила в магазин.
Особенную популярность он приобрел среди студенчества — ведь студентов там снабжали книгами чуть ли не даром!
Но библиотекой и магазином, к сожалению, заинтересовались не только друзья и сочувствовавшие.
Агенты Третьего отделения в поисках крамолы постоянно шныряли в магазине — вынюхивали, высматривали. Многие из них пытались под личиной революционеров втереться в доверие к Серно-Соловьевичу, но делали это так грубо, что не только Николай, человек, достаточно проницательный, но и любой гимназист распознавал
в них шпиков. Разумеется, Серно-Соловьевич выпроваживал их, но провокаторы лезли все нахальнее и настойчивей. Наконец терпение Николая лопнуло. Однажды он явился к обер-полицмейстеру Петербурга, жандармскому генералу Потапову.— Я убедительно прошу ваше превосходительство— распорядитесь не присылать ко мне этих болванов… этих господ, — заявил он. — Ведь это, наконец, не только неумно, но и оскорбительно.
— Действительно, болваны, — поморщился Потапов. — Но вы должны понимать, милостивый государь, что ваши действия не могут не быть подозрительными. Я, конечно, не желаю вам никакого зла, но…
— А разве я делаю что-либо дурное? — возразил Николай.
— Дурное… — ироническим тоном повторил Потапов и вдруг, понизив голос, спросил так, словно этот вопрос уже давно не давал ему покоя: — Ну, а это… ваша книга… Ну, объясните мне — зачем вы написали это?
Николай пожал плечами:
— Там в предисловии все написано, ваше превосходительство. Мне нечего больше сказать об этом.
— Вам нечего сказать? — переспросил Потапов. — Ну, а я вам скажу одно слово: берегитесь!.. Надеюсь, вы все понимаете?
Конечно, Серно-Соловьевич все понимал. Он понимал и то, что, продолжая свою деятельность во время разгула реакции, он неизбежно разделит участь В. Обручева и Михайлова, арестованных незадолго перед тем.
Но он знал, на что идет. Страха не было. Вскоре совместно со Слепцовым Николай открыл еще одну читальню — в Гатчине. Там же он организовал и воскресные школы.
Он изыскивал новые тайные и легальные средства, которые могли бы оказать помощь деятельности «Земли и воли». Одним из таких средств явился шахматный клуб, открытый при его непосредственном участии в Петербурге в январе 1862 года. Это было учреждение внешне достаточно невинное и в то же время весьма удобное для конспиративных встреч и совещаний. Серно-Соловьевичу принадлежала и другая идея — создать легальный периодический печатный орган «Земли и воли». Одному «Современнику», в котором Серно-Соловьевич также принимал участие, было трудно выполнить эту роль. Журнал уже достаточно намозолил глаза правительству, и поручиться за его долговечность было трудно.
К этому времени группа литераторов, в которую входил Серно-Соловьевич, приступила к созданию на артельных началах журнала «Век». Но журналу не суждено было сыграть ‘предназначавшейся ему роли. В редакции «Века» оказалось много лиц, придерживавшихся умеренных взглядов. Большинство редакции не желало придать «Веку» то направление, на котором настаивали Серно-Соловьевич, Шелгунов и их единомышленники.
Разногласия особенно обострились после того, как Н. Серно-Соловьевич принес в редакцию только что написанную им статью «Мысли вслух». В ней он подверг уничтожающей критике либералов, пытавшихся добиться каких-либо прогрессивных перемен в отрыве от народа.
Либеральные члены редакции возражали против этой статьи. Любители пустить слезу по страданиям народным и произнести громкую речь о необходимости освобождения крестьян, они в глубине души изрядно побаивались самого народа и, хотя не любили признаваться в этом, исповедовали лицемерный догмат «все для народа… но не народом» — тот самый, против которого была направлена статья Николая.
«Все для народа — и только народом!» — этот лозунг был основой ее. Напечатать такое значило попасть в «неблагонадежные», а то и… При одной мысли о казематах либералов прошибал холодный пот.