Спокойной ночи, крошка

«О господи, я сейчас расплачусь!» — поняла я. Это оказалось сложнее, чем я думала. Я репетировала эту речь миллион раз за последнюю неделю, но впервые мне захотелось расплакаться.

Нас с Мэлом сблизили не его слова «Я люблю тебя». Не прекрасный секс. Не праздники, проведенные вместе. Не долгие вечерние разговоры. Не ночи, когда я лежала рядом с ним, слушая, как он дышит, и зная, что утром он все еще будет здесь. Нас сблизил его рассказ о матери. О ее болезни. Это позволило мне полностью отдаться ему. Настолько сблизиться с ним, насколько это только возможно для меня. Настолько, насколько я вообще могла сблизиться с другим человеком.

— Я обещал, что никогда не брошу тебя, — сказал Мэл.

— Все в порядке. Я не пропаду без тебя. Со мной все будет хорошо.

Мэл закрыл глаза. Сейчас он был похож на игрушечного солдатика, который вдруг остановился, потому что у него села батарейка. В нем не осталось сил, все, что двигало им, исчезло, и теперь Мэл мог только стоять.

Молча. Беспомощно.

— Я скажу Нове, что мы больше не хотим этого ребенка, — сказал он, когда десять минут прошли в тишине.

Все это время Мэл стоял, не двигаясь, словно один из холмов, на которые он собирался забраться.

— Но…

— Когда мы вернемся домой, я скажу ей, — перебил меня Мэл. — Скажу, что мы передумали. Что мы не можем взять на себя такую ответственность. Я скажу ей.

— Тебе не нужно так поступать, Мэл. Я же говорю, что ты можешь сойтись с ней. Завести с ней ребенка. Получить ее.

— Я сказал, что никогда тебя не оставлю. Нова поймет.

Она не поймет. Конечно, не поймет. Как кто-то может понять такое? Даже Нова, самая мудрая женщина из всех, кого я встречала, не поймет этого.

— Но что ей делать? Что она будет делать? Ты знаешь ее лучше всех на свете. Как ты думаешь, что она будет делать?

Он пожал плечами.

— Я не знаю.

— Ты полагаешь, она сделает аборт?

Мне показалось, что нож провернулся у Мэла в сердце, когда он услышал это. Вот почему мне потребовалась целая неделя на то, чтобы отрепетировать эту речь. Мне нужно было время, чтобы привыкнуть к этой мысли. Чтобы принять такую возможность. Чтобы взять на себя такую ответственность.

— Мэл, не делай этого. Не делай этого ради меня. Иди к ней. Воспитывай своего ребенка.

— Она может… — Мэл будто не слышал меня. — Или, возможно, она оставит его.

— Если она оставит ребенка, то… — Я вдруг испугалась. Мне было страшно произносить эти слова. — То тебе все же придется выбирать. Поэтому-то я и не хочу, чтобы ты делал это, Мэл.

— О чем ты? — устало спросил он.

— Если… Если она сохранит ребенка, то… Если мы с тобой останемся вместе, то тебе нельзя будет видеться с ней. И если она сохранит ребенка, то ты не должен будешь общаться ни с ней, ни с малышом.

Я смотрела на Мэла, но не глазами. Я считывала его ауру.

И не могла этого сделать. Я не видела Мэла иначе, чем глазами.

— Она часть моей семьи.

— Вот поэтому-то я и не хочу, чтобы ты оставался со мной. Потому что это ужасный выбор. Если Нова оставит ребенка и ты будешь знать, что этот мальчик или девочка где-то есть, но не сможешь общаться с ним или ней… Я не уверена, что ты выдержишь это, Мэл. Потому что ты не такой. Я не хочу, чтобы ты менялся. Не хочу, чтобы ты менялся ради меня.

— Можешь перестать говорить об этом, Стеф, — прошептал Мэл. — Мы оба знаем, что я соглашусь на это условие. Я сделал свой выбор. Хорошо? Я выбираю тебя. Выбираю тебя.

Мэл открыл заднюю дверцу машины, достал свой рюкзак и забросил его на плечо. Запер машину и пошел вниз по тропинке.

Я сказала ему, что он не знает, на что я способна. Может быть, я ошибалась. Может быть, он знал. Всегда знал это. Начав этот разговор, я в точности знала, какие слова сказать и когда. Как добиться поставленной цели.

Может, мой муж действительно знал, что, когда речь шла о том, чтобы удержать его… чтобы уничтожить всех соперниц… я готова была использовать любое оружие. Я была способна на все.

Глава 28

Я люблю четыре вещи на свете:

пляж;

небо на закате, расцвеченное алым, золотым и оранжевым;

музыку — я включаю ее и притворяюсь, что я танцор-импровизатор;

запах свежесваренного кофе.

К несчастью для меня, в последние четыре месяца запах кофе, сигарет, стирального порошка и бензина вызывал у меня рвотные порывы.

Я люблю кофе, и меня очень расстраивало то, что я не могу пить его сейчас. Кроме того, запрет на кофе вызывал особенное отторжение, когда я была на работе. Я с завистью смотрела на посетителей ресторана, прихлебывавших кофе, и представляла себе густой аромат, изящный вкус — иногда с молоком, иногда с сахаром. Я представляла себе, как они вдыхают этот запах, как делают глоток за глотком, как божественная жидкость стекает в их горло, как приятное тепло распространяется по их телу. В метро я не сводила взгляда с людей со стаканчиками кофе — удивительно, что на меня не подали жалобу за домогательство.

Я любила кофе, а ребенку он не нравился. А это ко всему прочему означало, что мне приходилось сидеть в кафе только на летних площадках. К счастью, погода сегодня к этому располагала.

Мэл пригласил меня на встречу в его любимом кафе в западной части Лондона. Они со Стефани ходили в поход — еще одно из преимуществ их брака, теперь Мэлу было с кем разделить активный отдых. Похоже, он позвонил мне в ту самую секунду, когда они вернулись.

Это было наше любимое место. Однажды мы с Мэлом попали под дождь и случайно забрели сюда, а потом еще не раз возвращались. Небольшое кафе, уютное, поразительно красивое в своей простоте: дубовый пол, чистые белые стены, хромированные поверхности, коричневый диванчик в углу и маленькие круглые столики по всему залу. Официанты всегда были приветливы, и приятно было поболтать с ними, ожидая, пока приготовят капучино. Мне всегда хотелось сбросить туфли и усесться на диванчик с ногами.

Это было наше место — тут мы болтали, смеялись, пили кофе. Так было до тех пор, пока Мэл не познакомился со Стефани. Вернее, пока мы не познакомились с ней. Но мы все равно провели здесь много часов, даже после того, как Мэл начал встречаться со Стефани. Она никогда не бывала здесь.

На летней площадке выставили небольшие круглые столики с деревянными столешницами и хромированные стулья. Тут-то я и сидела, дожидаясь Мэла. Я пила мятный чай и старалась не думать о том, как здорово было бы посидеть на диванчике и выпить капучино.