Спор богов. Герои vs маги
Шрифт:
Подействовало.
Ошейник, мой коллега вновь соединил на глазах зрителей, после чего привязал к верёвке, а ту закрепил на задней луке седла лошади и скомандовал:
– Трогай!
– Но-о, пошла!
– щёлкнул поводьями всадник, пуская лошадь торопливым шагом прочь из посёлка.
– Смотрите, что будет с тем, кто решит выйти за стену!
Лошадь прошла метров тридцать, как вдруг за ней раздался негромкий взрыв, вверх влетели кусочки металла, земля и трава.
– Тпру-у, стой, сволочь!
– натянул поводья всадник,
– Видели? Этот ошейник оторвёт любому голову, кто рискнёт его снять или убежать от нас.
– Это возмутительно и бесчестно!
– закричала баронесса.
– Вы не можете так поступать с благородными людьми! Эти рабские ошейники, они нас позорят... и вас тоже! Никогда, один дворянин, не посмеет столько низко и подло поступить в отношении другого! Вы... вы... вы быдло, сударь!.. Вас нужно заклеймить, вырвать ноздри и вырезать язык...
– Что она говорит?
– поинтересовался у меня Колька.
– Сказала, что ты быдло и не быть тебе дворянином никогда. Настоящий рыцарь так не поступит с женщиной. Ну, и прочее в том же духе. Ах да, ещё сказала, что нос и язык у тебя лишние, стоит сводить к палачу, чтобы он их отрезал.
– Вот как?
– Стрельцов со злостью посмотрел на вмиг замолчавшую женщину.
– Скажи ей... а, впрочем, хрен с ней. Баба орёт - ветер носит. По камерам их всех!
Но кроме победы и приобретений, были у нас и горести.
Погибли пять человек, почти все земляне оказались ранены и девять человек, едва ли половина всех нас, тяжело. Почти все ранения пришлись на верхнюю часть тела - лицо, шея, плечи.
Когда аборигенов увели. Колька признался:
– Думал, что фитиль потух или не сработает гремучка от огня.
– Там арбалетчик сидел с заряженной стрелой, через пятьдесят метров выстрелил бы, и тогда точно грохнуло, - успокоил я его.
– Ладно, пошли к нашему маньяку.
Маньяк - это наш Илья, который взял на себя бразды правления посёлком после гибели Макарова. Идеей фикс для него, стала мысль нанести ответное посещение баронским владениям и как следует пощипать те, заставить аборигенов испугаться и думать позабыть про посёлок землян. Плюс, набрать трофеев.
Поэтому Максимов, как оклемается после отравления реактивами, вновь начнёт выпаривать взрывчатку. Я должен был обеспечить кузнеца с помощниками деталями ещё к двум 'скорпионам' и к блочным арбалетам ('сколько получится, но как можно больше', дословно передаю слова Стоцкого), которые показали себя во всей красе в бою с местными вояками.
– Что с пленниками будем делать, Илья?
– спросил я кузнеца, когда сел на привычный чурбачок под навесом. Давно бы пора поставить себе нормальную лавку, да некогда всё.
– Пусть пока сидят в ущелье. Их там кормят, поят, убивать не собираются. Чего ещё нужно-то? А вернёмся из города так и отпустим всех.
– Хм, понимаешь, среди них есть тихушники, которые могут что-то учудить.
–
Кто?– тут же вскинулся собеседник, да и Колька посмотрел на меня с интересом.
– Не знаю. Но таких, не может не быть. Предлагаю присмотреть с десяток людишек, которые недовольны своими товарищами, положением, едой, одеждой, в конце концов. Их выделить, приласкать, кормить из отдельного котла и вручить палки побольше, чтобы они могли пускать их в ход, без опаски за наказание с нашей стороны. Могли и пускали. И несколько человек таких, которые не выделялись бы из среды пленных, но старательно смотрели, подмечали, слушали и сообщали нам. За это им платить денюжку.
– Надзиратели и стукачи?
– задумался кузнец.
– Что-то в этом есть, но... а не удавят ли тех, кто с палками в первую же ночь свои? Стукачей-то, может, сразу и не раскроют.
– Пусть поставят шалаш на самой границе ущелья, у запретной линии. Так будут ночью под присмотром охраны.
– Прям концлагерем каким-то несёт от ваших речей, - скривился Стрельцов.
– Вы ещё их капо назовите.
– Какой концлагерь, Коль? Это нормальная практика во всех исправительных учреждениях. Старшие отрядов, осведомители и так далее, - обиделся я.
– Не хотите - не надо. Я хотел, как лучше...
– Не обращай ты на него внимания, - взял мою сторону мастер.
– Он не понимает ничего, детство в жопе ещё играет. Честность, справедливость, гуманность, демократия, равенство и братство, блин. Его, наверное, Седова покусала.
– У кого ещё играет, - буркнул уязвлённый Стрельцов и добавил.
– Чапай, блин.
Илья сильно покраснел.
С моей лёгкой руки и благодаря болтливому языку расчёта 'скорпиона', почти всё население нашего анклава стало звать кузнеца Чапаем или Чапаевым.
– Да ну вас, - пробурчал он, - просто нашло на меня что-то, ясно?
– С таким 'нашло', нас могли там, в винегрет покрошить, если бы баронская армия не наложила в штаны поголовно, - укорил его Колька.
– Так, хватит!
– мастер пристукнул ладонью.
– Проехали. Так мы можем бесконечно тут друг у друга соринки в глазах выискивать. К делу переходим.
– К делу, так к делу. О чём хочешь услышать?
– поинтересовался Колька.
– Про ваши артефакты. Что получили за победу над бароном?
– О-о!
– закатил глаза под лоб тот, демонстрируя высшее удовольствие.
– Там такое!..
Колькины ножи теперь могли раздваиваться при броске. Дистанция не увеличилась, но зато теперь ему было достаточно взмахнуть клинком в сторону цели, не впуская оружие из рук, словно, стряхивая капли влаги, чтобы с ножа слетела его точная копия с теми же характеристиками и вонзилась в цель. После этого можно было кинуть и основной клинок. Ещё ножи получили возможность менять форму, размеры и вес, превращались во всё колюще-режущее малоразмерного типа, от дамского стограммового стилета-заколки, до тяжёлого оленьего кинжала, весом в полтора килограмма.