Спорим, мы поженимся ?
Шрифт:
— Ты кто? — невежливо бросила Лера-не-Лера, вырвав локоть из моих цепких пальцев.
— Я личная помощница.
— А, прислуга. Иди завари чаю! Гешенька, солнышко!
— Да что ж такое?! — разозлилась я, загораживая ей дорогу. — Ты-то вообще кто такая?
Незнакомка встала в позу. Я сразу всё поняла. Где-то на просторах интернета однажды прочитала фразу: «Можно вывезти девушку из деревни, а вот деревню из девушки — никогда!» И теперь увидела данной сентенции живое подтверждение. Почти-Лера была, как и я, с периферии нашей большой и великой родины, но уже практически эволюционировала в москвичку. На лице у неё сиял не просто
Но деревню в девушке беззастенчиво сдали унизанные кольцами пальцы и чуть согнутые коленки, а то ногам на каблуках тяжело...
Ну и эта поза. Мол, ты, грязь, ты чё там вякнула? Да я тя щас размажу по стенке, коза драная! И потом драка, таскание соперницы за волосы, макание макияжем в лужу и так далее, и тому подобное. Впрочем, не угрожающая поза, нет. Такая, пассивно -агрессивная, когда распушишь хвост — и уже сразу понятно, кто в доме хозяин, кто самая зачётная тёлка на районе и всё такое.
На мой вопрос я получила прелестный ответ (слава богу, без тыканья пальцем в лицо):
— Я, деточка, Гешина невеста. Попрошу это запомнить на будущее. Меня зовут Святослава, если это не слишком сложно выговорить! А теперь, деточка, пойди и сервируй для нас чай, понятно?
Я подняла брови и кивнула. Ага, понятно. Мне всё-о-о понятно! Опять я не в своё дело лезу, как будто мне больше всех надо. Пусть Гоша или, как они его зовут, Геша сам разбирается со своими бабами! А чаю эта тайваньская подделка не получит. Я не домработница.
Почти демонстративно прошла на своё место за кухонным столом и уткнулась в телефон, краем глаза подглядывая за Святославой. Чисто на всякий случай, чтобы не пропустить следующий тур выездного цирка с клоунами.
И не прогадала.
Гоша завозился, открыл ясны очи и вздрогнул. А потом протянул с досадой:
— Светка. Опять притащилась? Кто тебя пустил?
— Как кто? Консьерж, конечно! — Света надула и без того дутые пельмешком губы, присела на диванчик рядом с Гошей, потянулась к нему. Ой не целуй, не целуй, он заразный! Но Гоша сам отстранился и предупредил:
— Заболеешь!
— Тогда мы будем болеть вместе, Гешенька, — засюсюкала Света. — Я буду тебя лечить, а ты меня!
— Вообще-то я должен был быть на работе.
— А я там была! — жизнерадостно заявила она. — Твоя секретарша сказала, что ты дома отлёживаешься, вот я и приехала. Узнать, может быть, тебе чего -то нужно!
— Апельсинов, ага, — буркнула я под нос.
— Например, апельсинчиков... — продолжила Света, и я фыркнула, стараясь не рассмеяться. Гоша услышал и покачал головой. Потом ответил:
— Нет, ничего не надо, я пью таблетки, всё в порядке. Так что можешь бежать по своим интересным делам.
— Ге-е-ешенька, да мне неинтересные никакие дела! Я за тобой поухаживаю, зайчик мой!
— Света. Иди уже. За мной есть кому поухаживать.
Он повернулся ко мне и попросил:
— Яна, налей мне чаю.
«Яна, налей мне чаю, пожалуйста», — мысленно поправила я его и встала закипятить воду.
— Да я давно твоей прислуге велела, — скорчила обиженную гримаску Света, но я видела, что она злится. На меня. Ой, мамо, да я же спать по ночам перестану теперь! Всё думать буду: а вдруг ко мне придёт мстить Светочка? Снова фыркнула, но
шумный чайник заглушил этот звук. И нет, пусть не надеется Свето-Слава, чая она не получит. Я работаю на Гошу, а он ясно выразился: чаю ему. И никому больше.— Всё, Света. Иди. Мне работать надо, — подытожил Гоша, садясь. — Яна, документы принесли?
— Принесли, Георгий Асланович, — сладко пропела я. — Договор и всё такое.
Подала ему крафтовый конверт. Гоша распечатал его, не обращая внимания на томно вздыхающую Свету, вынул бумаги и принялся сосредоточенно изучать их. Как только эта тайваньская коза уберётся, отберу у него. Путь дальше болеет, как белый человек, но пока.
— Ваш чай, Георгий Асланович, — я была сама любезность, подавая ему на откопанном в кухне подносе дымящуюся чашку ароматного напитка. Света вякнула:
— А мне?
— Простите, не было команды, — вежливо ответила я.
— Иди, Света, — повторил Гоша рассеянно.
— Даже чаю не предложишь?
— Ты не любишь зелёный, а белого у меня нет.
Боже, я бы уже давно свалила и больше никогда не вернулась бы, честное слово! Но некоторым всё как с гуся вода!
— Ничего, я могу и зелёный... — она скривила губки. Однако Гоша меня прямо удивил. Он рявкнул:
— Света, изыди, мне работать надо!
Тут я поняла, что начальству нужна помощь. Вспомнив работу в магазине, подошла и нежно, но твёрдо взяла девушку под локоть:
— Спасибо за ваш визит, Георгий Асланович обязательно вам позвонит. А пока. Ему нужно принимать лекарства, так что попрошу вас удалиться.
Света забыковала, но я тоже не пальцем деланая. К тому же полы матовые, мне в носках легче, чем ей на каблуках! Гостья была с лёгкостью выдворена в коридор с напутствием, как и полагается воспитанной прислуге:
— Хорошего дня, Святослава!
Дверь я на всякий случай заперла. Мало ли. И вернулась в гостиную разогревать обед. Прошлась на цыпочках походкой пьяного кузнечика, негромко приговаривая:
— Ах ах, меня зовут Яносла-ава, надеюсь, не слишком трудно запо-омнить! Кто самая зачётная тёлочка на райо-оне? Конечно, я, де-еточка, как ты смеешь сомнева-аться?! Да я тебе па-асть порву, морга-алы выколю, на вышитые поду-ушечки порежу!
За спиной хмыкнули. Я обернулась. Гоша улыбался себе под нос, но заметив мой взгляд, надел серьёзную морду лица и сказал:
— Подпиши договор, Яна. И вызови курьера, нужно все документы отправить в фирму.
— Будет сделано, шеф! — я даже козырнула, а потом подумала, что это, наверное, уже слишком. Хотя. Ну как не козырять, если распоряжения отдаются тоном армейского командира?
— И переведи факс с китайского.
Я поставила на стол поднос с тарелкой супа:
— А вы, пожалуйста, пообедайте.
Особо я выделила слово «пожалуйста», и Гоша посмотрел на меня очень внимательно. Ну очень-очень внимательно. Но стыдно мне не стало, как он тайно надеялся. Я сгребла бумажки, нашла среди них свой трудовой договор и протянула руку за ручкой. Гоша вложил увесистый Паркер в мою ладонь, наши пальцы соприкоснулись. И я отчего -то смущённо отдёрнула кисть. Смутилась из-за собственного смущения. Села в кресло, злясь на покрасневшие щёки. Наморщила лоб, пытаясь прочитать первый пункт договора, но ничего не поняла. Внутри что-то лихорадочно сжималось и разжималось, но, какой это был орган, я не знала. Может, сердце, а может, душа, которой, говорят, не существует.