Спорим, тебе понравится?

— Я-ясно, — прошептала я и вздрогнула, когда он резко развернулся и стремительно покинул помещение, оставляя меня обтекать от его слов.

Ну вот. Мне не пришлось даже заикаться насчёт его ухаживаний. Басов сам решил самоустраниться. Всё!

Выдыхаем!

Да? Да!

Глава 16 - Проблемы с агрессией

Вероника

— Ты чего такая хмурая? — уже на следующем уроке начинает долбить меня Дина. А я не знаю, что ей ответить, потому что, вроде как радоваться надо, что одна из моих проблем сама собой отвалилась. Вот только там, за рёбрами, ожидаемого облегчения нет.

Напротив. Там, будто бы неистово скребут кошки. А что закапывают? Пока непонятно.

— Да просто точные науки — это не моё. И вообще, все эти тангенсы и логарифмы навевают на меня тоску смертную.

— А на меня скуку смертную навевает наша училка по литературе, — хохотнула Дина, закатила глаза и для пущего эффекта изобразила рвотный позыв.

А у меня внутри всё опустилось. Потому что подруга сейчас говорила о моей маме. И, может, для окружающих она была хорошая лишь местами, но мне было больно слушать о том, как её смешивают с грязью.

— А мне она нравится, — осторожно вступилась я за родительницу.

— А мне нет, — упрямо качнула головой подруга, — Храмова говорит, будто бы молитву читает. Заунывно и на непереводимом. Ей для полного образа не хватает только рясы и кадила.

— Перестань, — нахмурилась я и стиснула руку на животе, так как от этих беспощадных слов внутренности туго скрутило от обиды за маму.

— Это ты перестань. Алевтину почти все ученики на двух параллелях не переваривают. Думаешь, просто так?

— Я — не все, — вконец психанула я и отвернулась от девушки, полностью сосредотачиваясь на том, что говорил учитель по алгебре, и стараясь постичь необъяснимую суть того, для чего в моей будущей жизни может пригодиться периодичность тригонометрических функций.

— Ну ладно тебе, Ник, — спустя пару минут толкнула меня в плечо Дина, — не злись. Люди — это вопрос вкусовщины. Вон, тебе даже Басов не по душе пришёлся, так что...

— Обычный среднестатистический мажор, — фыркнула я, чувствуя, как из глубины души поднимается буря.

— Обычный? — округлила глаза Шевченко. — Обычные мажоры, Ника, за папкины бабки машины разбивают, находясь под веществами. А НЕобынчые, такие, как Ярик и Раф, разбивают штиблеты барыгам, которые эти самые вещества под осинками, да апельсинками раскладывают, в надежде потравить как можно больше ребят и свести их в могилу.

— О чём ты? — встрепенулась я.

— Я на перемене разговор Марты с девчонками подслушала, так что информация проверенная. Басов и Аммо выловили бегунка, который закладки раскидывал по нашему городу и толкал дурь по ночным клубам. Ну и, в общем, отметелили они его страшно. Но к тому подоспела подмога, вот и случилось месиво.

— Оу..., — в шоке округлила я глаза.

— Оказывается, Басов и в прошлом году этих гадов гонял и в хвост, и в гриву, не раз нарываясь на гнев своего влиятельного деда и фараонов. Вот только парню, видимо, плевать, так как он и дальше продолжает делать своё. Ну, как? Обычный мажор, да?

И только в эту самую минуту до меня начало доходить, о чём толкует Дина.

— Погоди, ты сейчас говоришь о...

— Истомина, к доске! — вздрогнула я и встала на ноги, а Шевченко только кивнула мне и бесшумно проговорила слово, о котором я слышала лишь из прессы, считая чем-то далёким и вообще не про мир, в котором я живу.

А оно вон как, оказывается...

И оставшееся время урока я обдумываю то, что мне сказала Дина. Кручу в голове и так, и эдак. И боюсь того флёра благородства, что неожиданно начал облеплять в моей голове образ Басова. И недоумевала, потому что откровенное хамло, которое обижал мою маму, бабник и позёр, никак не монтировался с амплуа Робина Гуда, о котором мне поведала подруга.

И так загрузилась я, что не заметила, когда направлялась в уборную, как за мной увязались три человека. Затем зашли вслед за мной в туалет и заперли дверь изнутри на завёртку, полностью отрезая нас от внешнего мира.

— Ну привет, Туша. Скучала по мне?

Резкий разворот и я встречаюсь взглядом с той, которая, как я думала, уже давно остыла по мою душу. Переварила свою злость и больше не должна была соваться ко мне. И вот опять.

Туша? Боже, я не была жирной. Я была упитанной, да. Но не так, чтобы считать меня каким-то закормышем. Не всем же суждено быть такими худосочными тростиночками, как эти девочки.

— Меня зовут Вероника, — опасливо сделала шаг назад, а потом ещё и ещё, когда девчонки начали теснить меня к стене.

— Тебя зовут так, как скажу я, дрянь. Если я пожелаю, ты будешь Личинкой.

— Или Салом, — добавила Реджи.

— Или Жиртрестом, — рассмеялась Стеф.

— Или Тухлым Комочком Манной Каши, — почти вплотную подошла ко мне Марта, взирая на меня, как на коровью лепёшку. С омерзением и презрением.

— Да что я вам сделала? — воскликнула я, умоляя свой подбородок не дрожать от этих несправедливых нападок в мой адрес.

— Ты просто существуешь, Туша, — ядом выплюнула Максимовская.

— И бесишь нас, — подпела ей Стеф.

— У вас что, проблемы с агрессией? — мой затравленный взгляд метался с одного на другое равнодушное лицо.

— Это у тебя проблемы, идиотка, — откинула голову назад и захохотала Марта, — и никто тебе не поможет, пока мы с тобой не наиграемся. Никто не спасёт! Поняла?

— Что вы от меня хотите? — мой голос всё-таки предательский дрогнул и сорвался в отчаяние.

— О-о, мы просто покажем всем твоё истинное лицо, монашка ты недоделанная. Знаем мы таких – юбка показательно ниже колена, целомудренная косичка, очки, ни капли макияжа – знатная ширма. И да, можешь начинать молиться прямо сейчас. Поглядим, как твоя сраная библия и выдуманный дядька на облаке спасут тебя от нас. Хотя я и так знаю как. Никак!

— Держи её, Стеф, — скомандовала Реджи и девчонки ловко скрутили моё обездвиженное от шока тело, а затем поставили подсечку, заваливая меня на колени.

Вероника

Марта же тем временем копошилась в своём рюкзаке, выуживая оттуда какие-то тюбики и брасматики. И когда закончила с приготовлениями, то наклонилась ко мне и сняла очки с моего лица, а затем и бант с косы, распуская по плечам мои длинные волосы.

— Не надо, — взмолилась я, — пожалуйста, прошу вас, девочки. Простите меня! Простите за всё, что бы я не сделала!