Спорим, тебе понравится?
Шрифт:
Наверное, мне всё же померещилось и не было в его глазах ничего такого, отчего мир мог бы раздробиться на части и превратиться в пепел.
Или мог?
Не знаю. Но парень стискивал меня так сильно и в то же время так трепетно, заставляя снова скатываться в слёзы. На этот раз надрывные и надсадные, говорящие о том, что я сдалась.
Всё!
Спектакль окончен!
— Истома, девочка моя. Ну как же так? — его горячие ладони были повсюду.
— Пя-пятая, да? — заикаясь шептала я, вглядываясь в его прекрасные глаза.
— Что? — недоумённо замер он.
— Это... о-она и е-есть?
Моргает. Хмурится. Кривится, но спустя бесконечно тягучие мгновения всё-таки качает головой и так мастерски делает вид, что не понимает, о чём именно я толкую. И я всего лишь на мгновение теряюсь и отметаю от себя ужасающие подозрения.
Но они опять возвращаются. С новой силой.
— М-макси ждёт д-дальнейших ук-казаний, Бас, — стараюсь спародировать протяжные, насмешливые нотки Аммо и у меня получается, так как парень тут же бледнеет и меняется в лице, а потом кивает и снова так крепко прижимает меня к себе, что на секунду я забываю, как дышать. А он тем временем начинает шептать мне на ухо слишком красивую сказку.
— Макси — это Макс Иващенко, парень из нашей команды воркаутеров, Истома. Ещё летом я занял его старшему брату крупную сумму денег, но тот до сих пор её не вернул. Гасился. Жёстко. Там большая сумма, Ника. Очень большая, понимаешь? И она мне не с неба упала от добрых предков, а я её сам, собственным трудом заработал и как-то в доброго самаритянина превращаться не пожелал. Мы пытались вернуть по-хорошему. Но пришлось забирать их по-плохому.
— Шестёрка? — не унимаюсь я и продолжаю уверенно трамбовать парня.
— Воу! — нахмурился Ярослав и снова покачал головой, поджимая и облизывая губы, словно бы я его чем-то бесконечно удивила.
— Ч-что? Не к-клеится легенда? — хмыкаю я и пытаюсь выкрутиться из его рук, но меня только ещё сильнее кутают в полотенце и обездвиживают.
— Легче! Перестань газовать! Макс шестёрка Аммо, ясно? Он за Иващенко передо мной поручился, а по факту опрокинул на бабки. Вот и всё!
Отгибаюсь в его руках и снова пристально заглядываю в шоколадную бесконечность его глаз, пытаясь отыскать хоть крупицу неискренности. Но Басов говорил быстро и ни разу не сбился. И сейчас смотрел на меня открыто, нежно очерчивая костяшками пальцев мои губы и подбородок, а затем зарываясь в короткие пряди моих волос.
— Ты реально подумала, что я мог, вот это всё сотворить с тобой, Истома?
— Да, — кивнула я.
— С любимой девушкой? — словно бы задыхается он и прижимается лбом к моему лбу.
— Любимой, — недоверчиво фыркаю я, но внутри от одного только этого слова все будто бы облили сахарным сиропом. Я совершенно точно поплыла, дыша его мятным дыханием, и за секунду нагрелась до критической отметки. Тело совершенно позабыло, что всего пару минут назад лежало под ледяным водопадом. Сейчас ему жарко! И страшно, что это всё сон или очередная жестокая шутка.
Безумие.
— Да, маленькая моя. И мне больно видеть тебя такой несчастной. Позволь мне помочь тебе. Позволь быть всегда рядом, — его губы подаются ближе и чуть потираются о мои, когда он произносит всё это, — я просто не вынесу, если ещё хоть кто-нибудь тебя обидит.
По телу бьёт молниями, а в душе разворачивается сокрушительное торнадо из обнажённых
чувств. Боже, неужели это те самые пресловутые бабочки внутри живота? О, Боже! Они действительно существуют!— Но мои волосы, — трясу головой и снова всхлипываю я, чувствуя, как бережно и осторожно Ярослав заправляет мне за уши короткие прядки.
— Они прекрасны, как и ты.
— Меня заставили их обрезать, представляешь? – подбородок нещадно дрожит.
— Твари конченные. Мрази! Сволочи!
— Я не знаю, как им противостоять, просто не знаю, Ярослав. Мне так страшно, — слёзы текут по щекам, но Басов тут же вытирает их своими шершавыми пальцами. И это... так трогает меня. И так много значит!
— Просто доверься мне и я все решу. Обещаю!
— Но...
— Никаких больше «но». Я хочу быть твоим, Истома. Только твоим...
— Ярослав, — бормочу, срываясь на последних звуках его имени в стон, так как его зубы всё-таки нежно прикусывают мои губы.
— И ты будешь моей...
— М-м, — его язык всего на секунду врывается в мой рот и обжигает своим теплом, одним лишь коротким прикосновением, заставляя засохшие цветы в душе поднять головы и по новой распустить свои бутоны.
— Соглашайся, девочка, — рывок на себя, и мы впечатываемся вдруг друга, кажется, даже высекая искры.
— Но мне нельзя дружить с мальчиками, Ярослав, — хныкая, вяло протестую я и пытаюсь ухватить за хвост пьяную логику и нетрезвую трезвость ума.
— Я уже не мальчик, — почти рычит мне в губы Басов.
— А как же моя мама? — выдавливаю из себя последний аргумент.
— Какая ещё мама, Истома? У нас тут любовь, понимаешь? К чёрту её! К чёрту всё!
Зависаю в звенящей секунде перед тем, как шагнуть в пропасть.
— К чёрту...
И разбиваюсь, сброшенная в неизвестность его близостью. И своим первым настоящим взрослым поцелуем...
Глава 25 – Забирай меня скорей...
Вероника
Ноябрь...
Я вздрагиваю от слишком резкой и, кажется, даже болезненной вспышки, ярко полыхнувшей у меня за рёбрами. Одно касание языков. Всего одно. Короткое соприкосновение с металлом его пирсинга. А внутри будто бы взрыв сверхновой случился.
Бам!
И за закрытыми веками бомбят фейерверки, разукрашивая мой серый, давно потерявший краски мир, яркими всполохами, такими прекрасными, что нервная система не справляется, застигнутая врасплох этой гипертрофированной красотой.
Всхлипываю от зашкаливающих эмоций и, боясь потерять ориентиры, словно брошенная в бушующее море, я изо всех сил цепляюсь пальцами за рубашку Ярослава, непроизвольно притягивая его к себе.
Ближе. Да!
— Истома, — доносятся до меня рокочущие звуки его низкого, хрипловатого голоса и поджигают очередной залп пёстрых снопов. Теперь они бомбят везде: в моей голове, бурлящим шипением разносятся по венам, просачиваются в самую душу.
И с каждым толчком его языка что-то хрупкое и трепетное внутри меня рвётся. С каждым сладким укусом — умирает. С каждым корячим прикосновением губ — возрождается вновь.