Способ побега

К тому, что встретило его во второй камере, эльф не был готов. Вместо пусть и пострадавшего, но все-таки тела, в углу колыхалась странная масса. Он вгляделся, напрягая зрение.

Прямо от пола вверх тянулись сплетенные стебли, слабо трущиеся друг о друга. И доходили до высоты его роста. Вигала, чертыхнувшись, торопливо подошел.

Из массы стеблей таращились выпуклые влажные глаза. Ниже виднелось сглаженное, как будто по нему прошлись теркой, лицо.

Дироньяк с планеты Дирона. И даже лицо было знакомо Вигале по курсу в Мод Хирше, где ему приходилось изучать современные политические системы миров, доступных эльфам. Когда-то это лицо играло значительную роль по всей Дироне. Как интересно — а он и не знал, что тамошний Мэмэ Цакуто, в переводе Родитель Всех Детей, слетел со своего поста и эмигрировал сюда, в город магов.

Как диктатор, Мэмэ Цакуто был вполне рядовым. Вигала знал о нем немного — что в самом замке Мэмэ для избиений всех инакомыслящих имелась почти обрядовая арена, где каждый вечер на радость Родителю устраивалось представление с дергающимися от боли телами. И стена поклонений по периметру замка, куда все рядовые дироньяки должны были каждый месяц прибывать для телепатической считки (и чистки) сознания. А самки еще один раз в год дополнительно посещали клинику дворца — для осеменения. Родитель Всех Детей действительно был родителем всех детей на Дироне…

Как видно, кто-то из деток унаследовал авторитарный нрав и харизматический характер родителя.

Как опасно все-таки разбрасываться наследственностью по сторонам…

Он почти насмешливо протянул:

— А это, как я понимаю, любимое диронское развлечение — проращивание растения асфалья в теле живого преступника.

И надломил один из стеблей.

По пальцам заструился липкий сок. Мэмэ Цакуто дернулся и болезненно заморгал глазами. Кричать он не мог — дироньяки общаются на языке жестов, а руки у Мэмэ Цакуто сейчас были спеленуты стеблями. Собственно, у дироньяков не было даже губ и голосовых связок, чтобы издавать звуки. Что после ехидной Терли, слишком вольно владевшей языком, эльфа могло только обрадовать.

До него донесся голос женщины, оставшейся внизу, под люком:

— Что ты там возишься?

— Заткнись! — неласково бросил он, не тратя времени на оборачивание. — Не потащу же я с собой такой сноп.

Договор есть договор. И хотя Мэмэ Цакуто не был невинным узником, которого стоило спасать, все же эльфа связывало обещание.

И еще Вигале не хотелось пререкаться с женщиной, ждавшей его под отверстием люка. Не то чтобы она была настолько безупречной, чтобы он перед ее прекрасным личиком устыдился своего собственного равнодушия ко всем, кроме своих друзей и своего дела, но…

«Но в проклятой гоблинше обнаружилось слишком много благородства», — злобно подумал Вигала.

И с размаху опустился на колени, протянув руки к изножью шевелящейся массы.

Эльфы — зеленый народ. Придется уговорить стебли усохнуть, а то не удастся протащить всепланетного папашу даже в отверстие люка.

Он выполнил свое дело достаточно быстро, не обращая внимания на понукания и нелестные эпитеты, доносившиеся снизу из люка. Самым безобидным из них было «высокородная заносчивая морда». К остальным он даже не прислушивался, решив сохранять спокойствие.

Бухнувшись снова в жижу с очередным узником на плече, эльф увидел только удаляющуюся спину Терли. Гоблинша даже не стала дожидаться, пока он спустится. Заслышав его шаги, она развернулась и побежала дальше по туннелю, неся на плечах узника. Мужское самолюбие шевельнулось в нем. Следовало бы догнать эту Терли и снять с ее плеча ношу.

Но, с другой стороны, раз она считает, что может нести этот груз, — то флаг ей в руки. Кто он такой, чтобы указывать самолюбивой гоблинше, что ей следовало бы подождать, пока он проявит галантность и освободит ее от нагрузки?

В нем почему-то шевельнулась обида. Терли даже не посмотрела, как он спускался. А если бы он поскользнулся и упал? Похоже, ее безграничное милосердие на эльфов не распространяется.

Когда гоблинша через определенное расстояние остановилась и переместила обожженное тело на одно плечо, он примерно знал, что она скажет. И не обманулся.

— Клади сюда.

Вигала наклонил голову и ехидно улыбнулся:

— Не слишком много на себя берешь? В буквальном смысле.

Терли сверкнула глазами, и он в полном молчании сбросил свою ношу ей на плечо. И опять обратил внимание, что она даже не покачнулась.

В следующую камеру он лез, готовый к любому сюрпризу. Но увиденное все-таки удивило Вигалу.

На полу в углу скорчился крошечный гном, поджав колени к подбородку. Эльф подошел поближе и вгляделся в маленькое лицо, изборожденное глубокими морщинами.

Гном-апориори.

Миры, где беспорядочно расселился в незапамятные времена кое-кто из Содружества Перворожденных Рас, на сегодня представляли смесь из планетных аборигенов и представителей Перворожденных. Где-то гномов, кобольдов, троллей и гоблинов было больше, где-то меньше. Где-то совсем чуть-чуть. Эльфы, уйдя с Земли в свое время, избрали участь вечных странников, живущих то там, то тут. Но они никогда не задерживались в чужих мирах больше одного столетия.

Чужие миры были неуютны. Все время где-то что-то горело, где-то шли войны, развлекавшие эльфов, живших достаточно долго для того, чтобы все удовольствия, кроме опасных, начали приедаться. События в чужих мирах развлекали — и одновременно убивали их. Поэтому время от времени король Михраэль, глава зеленых эльфов, принимал решение. И драконы, нагруженные эльфами, троллями, кобольдами и прочим волшебным народом, взмывали в чужие небеса. Перворожденные покидали мир со старыми, изведанными уже опасностями — лет этак за семьдесят — сто все эти опасности успевали стать привычными и приевшимися. И перебирались туда, где их встречали новые опасности, зачастую не слишком отличавшиеся от прежних.

Однако переезд — тоже разнообразие.

За годы скитаний эльфы успели уяснить, что войны и конфликты полностью не заканчиваются никогда и ни в одном из миров. Победы в любой войне на самом деле иллюзорны, потому что ее невозможно закончить, война всего лишь переходит в другую стадию — вялотекущую, как тление угля под золой. От войны можно только отвернуться и сделать вид, что ее нет.

И в разных мирах эльфам приходилось сталкиваться с апориори. Гномы-апориори занимались тончайшим делом выявления скрытых конфликтов. И иногда по заказу нуждающихся сторон — переведением их в конфликты открытые.

Или же созданием новых войн и конфликтов. На абсолютно пустом месте.

Апориори соглашались работать только за большие деньги и относились к касте, все недоразумения с которой разрешались исключительно дипломатическим путем. Крошке апориори было не место здесь, в этой камере. Такие, как он, пыткам не подлежали — поскольку были слишком умны и слишком дорого стоили…

Но все же гном лежал тут, на полу вонючей тюремной камеры. И постанывал, глядя на Вигалу воспаленными больными глазами. В темноте тускло светились фосфоресцирующие белки гнома с синеватыми прожилками.