Спой для меня

Аромат кофе заполнил кабинет, и я осторожно забрал свою чашку, сделал маленький обжигающий глоток и громко выдохнул. Виктория Юрьевна принялась активно рассказывать о своих задумках, четко обозначая растраты, которые будут необходимы и которых можно избежать. Она грамотно играла на моем сознании, как на скрипке.

За минувшие полтора часа мы обсудили все: от цветовой гаммы до меню. Когда пришло время прощаться, я помедлил. Мне совсем не хотелось уходить. Я рассчитывал, что мы проведем время вместе, но вместо этого ангелочек включила настоящую профессионалку в сфере ресторанного бизнеса, расчетливую и строптивую.

— Какие планы на вечер? — начал я, и Вика выронила каталог из рук.

— Вы это у всех подчиненных спрашиваете? — нагло усмехнулась, натянув улыбку.

— Нет, вы первая.

— Сегодня у меня репетиция в театре, скоро премьера. И вообще, Герман Александрович, я плохо отношусь к романам между работодателем и подчиненной. — Вика жестом указала мне на дверь.

Мы вместе вышли из кабинета. Малинова заперла дверь и направилась к раздевалке.

— До свидания, Герман Александрович, — бросила мне напоследок и скрылась из вида.

На улице мне стало легче. Я не ожидал, что Малинова будет так себя вести. Рассчитывал, как минимум, на красные щеки и робость, но вместо этого столкнулся с гордой самоуверенностью.

Добиться ее будет не так просто. И сегодня Вика это доказала.

В машине я набрал номер Веры. Приказал ей сегодня же разузнать о театре, не появился ли у нее кто-то за это время среди актеров.

8.2

Деловые недоотношения:

Вика

Я скрылась в раздевалке и просто рухнула на скамейку. Схватилась за голову и зарыдала.

Слишком сложно строить из себя гордую недотрогу, когда Амурский так и притягивает своим взглядом. Больше всего боялась, что он все поймет. Что догадается, о чем я на самом деле думаю, когда строю из себя неприступную крепость, стоит мне только мельком осмотреть его губы с мелкой сеткой трещин. Одному дьяволу известно, что в моей голове мы уже сто раз переспали прямо на столе управляющей, наплевав на журналы и каталоги, на выбор интерьера, на деловые отношения.

Я ненавидела его. Герману удалось просто сломать меня. Но я уже оживала. Я собрала себя по кусочкам. И я больше никогда не позволю ему так со мной поступить. Я никогда не смогу его простить.

Он вышвырнул меня из своей жизни. Интересно, за что?

Потому что я улыбнулась другому мужчине? Потому что потанцевала с другим в тот вечер? Да я могла бы этого не делать, если бы он не переспал с кем-то в тот вечер прямо в своем офисе!

Я знала, что не виновата в том, что Амурский решил так подло со мной обойтись. И если он и вправду изменял мне тем вечером, то почему сейчас ищет встречи и интересуется моими планами?

Собраться с силами оказалось сложнее, чем я думала. Еще полчаса я просидела в раздевалке, боясь, что Герман еще не уехал. Я не хотела сейчас его видеть, потому что вся моя актерская игра исчерпала свой лимит, как только я отвернулась от него и прошла сюда, и если сейчас он посмотрит на меня обжигающим взглядом, я сдамся.

Сдамся и прощу.

Я думала, что такой любви не бывает.

Когда ты готова на все, лишь бы человек просто был рядом с тобой. Готова прощать его измены и оскорбления, готова позволять вытирать об себя ноги, лишь бы видеть его каждый день. Готова глотать слезы обиды, но ему в лицо лишь улыбаться. Уверена, если бы Герман прыгнул в колодец, я бы прыгнула за ним.

Это нездоровая любовь и отношения на такой любви не построить. Я это осознавала. И только это был моим тросом, который тянул назад. Стоило только моей влюбленной натуре задуматься о прощении Германа, как здравый смысл бил по тормозам.

На репетицию в театр я немного, да опоздала. За время наших репетиций я успела подружиться с актерами, нашла общий язык с ледяной звездой нашего города, которая и стала инициатором того, чтобы на главную роль в этот спектакль взяли студентку академии искусств. Сложились доверительные отношения и с актером главной мужской роли. Но, что радовало больше всего, ко мне с уважением и интересом относился Геннадий Федорович, наш продюсер.

Работники театра рассказывали, что Карнилов Геннадий не искал мягких слов для актеров, порой даже мог и матом наорать, и настолько унизить, что не отмоешься от позора. И я побаивалась нашего продюсера, даже после того, как он предложил мне поездку во Францию. Но сейчас все страхи рассеялись, и я раскрылась перед ним еще лучше.

Я больше не стеснялась петь перед людьми, которые уже сделали свою карьеру в театре.

С Геннадием Федоровичем после каждой репетиции мы непринужденно болтали в гримерке. Репетиций, конечно, было за это время не так уж и много, потому что больший уклон сейчас делался именно на танцоров, а не на ведущие голоса.

Со мной и актером мужской роли Геннадий Федорович предпочитал работать наедине, чтобы никто не отвлекал и не мешал. Но завтра у нас начинаются общие репетиции. Через три недели состоится премьера.

В театре у меня получалось отвлечься от всего, в том числе от проблем с Амурским. На сцене я не чувствовала себя Малиной Викой. Я была кем угодно, только не слабой девочкой, мама которой умерла, а отец спился до такой степени, что выставил собственного ребенка за дверь, променял его на собутыльницу.

Вот и сегодня после репетиции мы вновь остались с Карниловым наедине. Я вновь выслушала от него похвалу с довольным видом.

Когда мы уже собирались выходить из театра, он остановил меня за руку и заставил посмотреть в его глаза.

— Ты готова сразу после премьеры уехать во Францию? — его горячее дыхание обожгло мою кожу.

— Что? — я просто не поверила своим ушам.

— Я уже купил тебе билет в красивую жизнь, Вика, выбил место на прослушивание во французский мюзикл. И я уверен, что тебя возьмут на главную роль. Это твой шанс утвердиться не только в нашем городе, но и в другой стране.

Я замерла и закрыла глаза. Захотелось сбежать, чтобы не отвечать ему сейчас, потому что я просто не знала, как на это реагировать.

Конечно, я всю свою сознательную жизнь хотела именно этого. Стать актрисой, стать певицей, стать известной. Чтобы моим голосом заслушивались, чтобы я звучала во всех театрах мира. Но я и представить не могла, что все случится так сразу и неожиданно.

Оставить Россию. Уехать в другую страну и начать все сначала. Уехать туда, где не будет Амурского Германа, где он не сможет меня найти. Этого я желала больше всего на свете, но сердце почему-то подпрыгнуло и застучало прямо в горле, так больно и тошно, так надрывно.