Справедливость для всех. Том 1. Восемь самураев
Шрифт:
— Девять самураев, — внезапно сказала Елена. Чуть подумала и добавила, посмотрев на Витору. — Хотя скорее восемь.
— Дза-му-ра-ифф? — переспросила Гамилла, переиначив с учетом местного произношения.
— Ага, — согласилась лекарка, фехтовальщица и немного писарь.
— Кто это?
— Храбрые люди, которые однажды попали в такое же положение.
Елена решительно подошла к Артиго. Мальчик не проронил ни слова за время энергичного разговора, ограничившись ролью слушателя. Очень внимательного слушателя. Вообще после бегства из Пайта у малолетнего императора внутри словно переключили рычажок, переведя в режим восприятия информации. До того юный дворянин вел себя как отстраненный
— Господин, дозвольте поговорить с этими людьми, — Елена указала на ворота. Там валялась на коленях женщина средних лет, сорвав платок с головы, размазывая по лицу грязь. Ветерок трепал жиденькие, как у старухи, волосы — верный признак неоднократных родов. Селянка выла без слов, как умирающее животное, и выглядело это по-обыденному страшно. Наверное, то была жена одного из тех, кто сгинул в тайном походе за солью. Кадфаль опять стиснул дубину до скрипа в твердом, как железо, дереве.
— Зачем? — осведомился мальчик.
— Я хочу им помочь.
* * *
Подобное состояние лесов упоминается исследователями средневекового хозяйства, в частности Эммануэлем Ле Руа Ладюрье. Кора и в самом деле была товаром буквально стратегического значения.
Изготовление простого самострела, один из вариантов:
Роды без нормальной медицины и последующей реабилитации очень сильно «сажают» женский организм (впрочем, и с ними тоже). В числе прочего обильно выпадают волосы. Отсюда, по мнению многих исследователей, давняя традиция носить платки, заматывая всю голову — чтобы скрыть плачевное состояние шевелюры.
Глава 12
Глава 12
Раньян поджал губы и чуть сощурился. Идея совершить что-то сверх немедленного бегства ему не понравилась, однако бретер смолчал. Шапюйи заволновался еще больше и хотел что-то сказать, но Бьярн положил ему на плечо изувеченную руку и с неожиданным спокойствием, без тени насмешки посоветовал:
— Молчи. Или уходи.
— Для чего это мне? — холодно спросил Артиго. — Я не вижу причин заботиться об этих людях. Мы вернули им раненого ребенка. Ты лечила его. Ты писала для них торговые письма. А они не проявили к нам должного почтения. Они даже не открыли ворота, не отдали должное правилам гостеприимства. Так зачем заботиться о тех, кто нам не нужен?
— Зачем… — повторила Хель с очень странным выражением, не спрашивая и не соглашаясь.
Женщина и мальчик не то, чтобы мерились взглядами… Скорее, это было похоже на безмолвную беседу по принципу «я знаю, что ты знаешь». Хель склонилась в полупоклоне, как и положено вежливому слуге значимого господина, однако в голосе рыжеволосой женщины отчетливо звякнула сталь. Было ясно, что лекарка приняла решение и отступать не намерена, поэтому разрешение сюзерена для нее лишь необходимая формальность, которую надо исполнить ради приличий. Вопрос в том, что думает по этому поводу сам сюзерен… Гаваль по личному опыту знал — в такой ситуации обычный господин сразу же запретил бы — просто чтобы слуга знал свое место и в будущем просил, а не ставил в известность о намерениях.
Только Хель — это Хель. Жуткая дева, которая, отлично понимая риск, без тени сомнений вызвала на поединок четырех убийц лишь потому, что решила — это правильно и так должно сделать. С нее станется защищать навозных
червей…— Потому что это ваши люди, — неожиданно сказала Хель, и железо странным образом покинуло голос императорского фамильяра. Осталась только убежденность и, кажется, искреннее желание убедить в своей правоте. Или, по крайней мере, исчерпывающе объяснить собственные мотивы.
— Они живут на земле Ойкумены. Вашей земле, где сейчас правят беззаконие и произвол. Наша цель — положить этому конец. Когда-то придется начинать. Почему бы не попробовать сейчас? Если мы поглядим, имеются ли какие-то возможности уберечь этих несчастных людей, худого не случится.
— Четверть сотни убийц, — напомнил Артиго. — У нас нет сил, чтобы драться с ними. Мы не победим. А если бы шансы и были… — мальчик обвел немигающим взором Несмешную армию. — В бою кто-то непременно сложит голову. У меня мало верных… друзей, чтобы рисковать их жизнями без достойной цели.
Гаваль счел это в высшей степени разумным, но смолчал, понимая, что здесь идет разговор лишь двоих. Кроме того юноше не нравились физиономии обоих искупителей. Кажется, эта парочка некстати припомнила, что их долг — причинять страдание обидчикам слабых. Ну и кто сказал, что жажда благих свершений — это хорошо?!..
— У меня в мыслях не было предлагать схватку, — женщина склонила голову, рыжие волосы качнулись медной волной. — Я хотела бы сначала поговорить. Дать пару советов. Может, им вообще наша помощь не нужна? Тогда и беспокоиться не о чем. Кроме того… Господин, вы сами решили, что Господь направляет нас именно сюда. Те знамения… Может быть это и есть важное испытание, кое нам следует пройти? Великое начинается с малого. Чтобы забрать весь мир, начинать придется с таких вот деревенек.
Гаваль смотрел на лицо рыжей стервы, и юноше казалось, что у него проснулся дар чтения мыслей. Менестрель явственно читал в глазах лекарки невысказанное:
«Я все равно это сделаю, можешь соглашаться, можешь не соглашаться, и я посмотрю, кто попробует меня остановить»
— Хорошо, будь по-твоему, — сказал мальчик, и его согласие прозвенело в ушах Гаваля трагическим набатом. — Биться с разбойниками неразумно. Но бежать от испытания Господнего, пренебрегая знамениями, просто глупо. Идем, я хочу послушать твои советы.
Елена бросила мимоходом Виторе:
— Приготовь наши вещи. Если что, уходить станем быстро.
Шапюйи жалостно пискнул, желая выразить категорическое неприятие, однако Бьярн крепче сжал пальцы на его плече, и племянник лишь вздрогнул со страдальческим выражением лица. Гавалю неожиданно подумалось, что все-таки он — менестрель — будет малость похрабрее. Вот, что значит закалка путешествием в особенной компании.
— Что-то мне это не нравится… — проворчал Марьядек. — И где-то я это уже видел… В прошлый раз остался без кабака и бабы.
Браконьер и капитан еще не созданного отряда немного поколебался и все-таки шагнул следом за спутниками.
Гаваль с малолетства жил в городах, познавая «дярёвню» лишь проездом. Познавая сугубо вынужденно и по необходимости, потому что бедность и убожество сельской жизни сызмальства наводили на юношу тоску. А когда молодой человек (опять же вынужденно) стал зарабатывать пением и музыкой, оказалось, что ему просто нечем привлекать таких слушателей. Гаваль не умел энергично импровизировать на любую тему, его отвращали похабные частушки, скоморошьи «запевки», до которых был охоч простой люд. Поэтому юноша знал, что в деревнях есть старший (собственно староста) — и прочие. Оказалось, все устроено куда хитрее, и грубое, дикое сообщество земледельцев представляет собой весьма сложный организм.