Справедливость для всех. Том 1. Восемь самураев
Шрифт:
Флесса промолчала, стиснув зубы, понимая, что сейчас надо перетерпеть несправедливые замечания.
Герцог также немного помолчал, глядя сквозь еще не опавшие листья вдаль. Флесса откинулась на твердую спинку, чувствуя резьбу сквозь стеганую ткань кафтана и стараясь дышать неглубоко — кажется, пара ребер все же не выдержали последнего столкновения. Не переломы, но явно трещины. Да, отец, по большому счету, прав, сегодня она перебрала, притом серьезно. Поединок с Мурье Горбуном опасно приблизился к настоящему бою и, по совести говоря, жизнь вице-герцогине спас лишь доспех, один из лучших в столице. Но Флесса раньше откусила бы язык, чем признала это вслух, тем более
— Ты не возвращаешься домой, — приказал герцог.
— Да?..
— Дела Малэрсида пока будет вести Кай.
Гримаса Флессы отчетливо сообщила все, что сестра думала об управленческих талантах брата. Отец со вздохом согласился:
— При помощи моих и твоих советников.
— Нужно решить беду с пиратскими налетами, — на всякий случай припомнила женщина. — Кай не силен в морских баталиях и делах шпионских.
— Я знаю. Но ты нужна здесь. Есть заботы поважнее пиратов… Где расчеты, о которых я говорил?
Повинуясь жесту вице-герцогини, безмолвный секретарь приблизился, положил перед господином раскрытую папку из тончайших дощечек, обтянутых кожей. Пятясь, удалился, чтобы не утомлять взоры людей чести дольше необходимого.
— Ну… что тут… — отец близоруко сощурился, глядя на первый лист, исписанный четким, крупным почерком. — Расчеты на двадцать тысяч воинов? Почему именно столько?
— Наилучшее число, — отозвалась Флесса. — Армия бОльшего размера — неуправляемый сброд, который бредет огромной толпой и ни к чему не пригоден. А двадцать тысяч, хорошо организованных и оснащенных, могут делать половину пешего перехода в день, а то и больше. Они сломят любое сопротивление в битве. А еще такая армия хорошо делится на три-четыре отряда. Как показывает мой опыт и действия Кая, пять тысяч с успехом делают все, что необходимо на войне, от разорения чужих краев до штурма городов. То есть можно вторгнуться во вражеские земли растопыренной ладонью, сокрушая все на пути, а затем собраться в один кулак для главного сражения у королевской столицы.
— Ее опыт… — брюзгливо процедил герцог, поджав губы. — Дети поиграли в войну и решили, что все могут, все им по силам.
Флесса не ответила, повернув голову к солнцу. Если она и чувствовала обиду или что-то еще, на лице молодой женщины не отразилось и тени эмоций.
Герцог забормотал под нос уже совсем неразборчиво, вдруг неожиданно и сердито вопросил:
— Что это за крючки… точки… колдовские знаки?
— Нет. Это разделители текста.
— Что? — не понял старик.
— Точки разделяют фразы. Крючки называются «запятые», они делят длинные предложения на внутренние части. Две точки одна над другой означают, что дальше будет вывод из сказанного ранее или перечисление однородных сущностей. Точка и палочка над ней — символ восклицания.
— Зачем?
— Удобно. Текст понятен, можно поместить больше слов на один лист.
— Глупая идея, — проворчал герцог. — Мы не нищие, чтобы экономить на бумаге. Если так уж необходимо, достаточно писать каждую фразу с новой строки. Или выделять первую букву цветом. Ты бы еще чернила предложила сберегать… Взгляд спотыкается об эту мазню. Я как будто читаю разгаданный лишь наполовину шифр.
— Поначалу кажется непривычным, но глаз быстро свыкается. К тому же императору нравится, — сообщила вице-герцогиня.
— Биэль?
— Да. Она оценила, как удобно стало писать длинные и сложные послания, например отчеты. Меньше путаницы. Оттовио почитал ее бумаги, теперь начал поступать так же.
— Слишком уж много лишних изменений, — буркнул герцог. — Что было хорошо для предков, сгодится и нам.
Откуда ты набралась этого? Кто выдумал пачкать листы дурацкими точками?Флесса промолчала. Старик внимательно глянул на дочь поверх листа и тоже ничего не сказал. Пожевал тонкими губами, вновь углубившись в чтение. Комментировал по ходу ознакомления:
— На день восемьсот крючных мешков хлеба… Двести бочек мяса… лучше пересчитать в овец, коз и волов. И скотину правильнее гнать своим ходом. Это будет примерно сто забитых голов на день…
— Многовато, — усомнилась дочь. Она достала из поясной сумки маленький блокнотик на шнурках и быстро посчитала оловянным карандашом. — Вместе с лошадьми эта орда станет объедать не меньше двухсот арпанов пастбищных угодий. В день! Сало и солонина выгоднее.
— Не меньше двухсот арпанов? Скорее четверть тысячи, — усмехнувшись, поправил герцог. — Но поверь мне, так лучше. Хорошая телега — ценное имущество, на войне особенно, ее всегда найдется чем заполнить. Поэтому все, что может перемещаться своим ходом, пусть идет ногами. В том числе провиант.
Флесса сделала новую пометку.
— Семьсот бочек пива, — продолжал читать вслух герцог. — Мало, добавь сотню.
Он внимательно дочитал до конца, сделав еще с пяток важных дополнений, Флесса кропотливо записала. Завершив ознакомление с очередным трудом вице-герцогини, Удолар еще немного покорчил язвительные физиономии, затем неожиданно вымолвил:
— Хорошо. Я доволен.
Флесса опять промолчала, но ее тонкие брови удивленно поднялись домиком. Сейчас фамильное сходство со старшей сестрой казалось особенно явственным. Легко было представить, как будет выглядеть младшая Вартенслебен лет через двадцать, только лицо у Биэль немного шире, а глаза темнее.
— Я доволен, — повторил герцог, отвечая на немой вопрос. — Хорошие расчеты. Двадцатитысячное войско — да, разумно. Учет дневного потребления вместо сорокадневок — тоже согласен. Но ты не посчитала обоз.
Флесса изобразила на лице вежливое непонимание, едва заметно шевельнула бровью, красноречиво глядя на последний лист расчетов.
— Мало, — покачал головой Вартенслебен. — На западе вы сражались небольшими отрядами на малых расстояниях. А этот поход станет большим. Очень большим. Сапог такого размера не топтал Ойкумену с полвека, может и дольше. За войском всегда тянется обширный маркитантский отряд. Он может быть равен собственно армии, может превосходить ее числом двукратно, бывает и вчетверо.
— Вчетверо, — пробормотала Флесса, изобразив умеренный скепсис.
— Много наемников, — деловито пояснил отец. — А они всегда тащат за собой семьи. Много жандармов, за каждым опять же пойдет собственный табор, вплоть до личных борделей. Ремесленники. Аптекари да прочая лекарская сволочь, ведь в походах люди все время болеют. Астрологи, маги. Стенобои, мостоукладчики, мародеры, торговцы. Проститутки. Беженцы, которые в разоренных краях могут прокормиться лишь объедками со столов завоевателей. Скупщики трофеев, ростовщики. Даже ювелиры, ведь ценности дешевле всего на поле боя и дорожают с каждым шагом в тыл.
— И всех тоже надо кормить? — упавшим голосом уточнила Флесса.
— Не то, чтобы… — пожал плечами герцог. — Но учитывать придется. Время от времени полезно будет устраивать им кое-какие раздачи. Бунт голодных шлюх с легкостью оборачивается возмущениями их «мужей». Усобицы в середине похода вредят общему делу.
Слово «мужей» герцог вымолвил с нескрываемым презрением, так что едкий сарказм аж сочился кислотой.
— Поняла, — Флесса опять черкнула карандашом. — Четверть сверху?