Спроси у реки

– Извините, я не хотел вас обидеть. – Посохин сделал виноватое лицо. – Честное слово! Ваша мама умерла, и нужно установить почему. Вот и все. А у вашей мамы есть еще какие-нибудь родственники? Не обязательно в Бирючинске.

– У мамы? – Молодая женщина тяжело вздохнула. – Дедушка мой уже давно умер. Мама еще в школе училась. Бабушка в прошлом году ушла. Брат мамин старший в позапрошлом. Мама к нему на похороны ездила. Куда-то на Дальний Восток, кажется. Семьи у него не было.

– А дяди или тети ее? Были у вашей мамы двоюродные, троюродные братья или сестры?

Юлия пожала плечами.

– Сразу не могу вспомнить.

Она закусила большой палец, и минуты полторы сидела молча. Посохин терпеливо ждал.

– Нет, не знаю! – наконец заявила она твердо. – Я ни про каких ее дальних родственников не слышала никогда. Может, папа в курсе?

Глава 13

Когда Посохин зашел в кабинет Карельского, тот поливал цветы на подоконнике. Маленькая пластмассовая леечка оранжевого цвета смотрелась в руках чопорного 50-летнего следователя крайне нелепо. И не только потому, что она являлась предметом домашнего обихода. Любая современная вещь в руках Александра Петровича не вязалась с его обликом. Утонченные черты лица, негромкая размеренная речь, плавные замедленные движения. Казалось, что в XXI веке он мог оказаться только благодаря машине времени.

Карельский с какой-то печальной задумчивостью посмотрел на майора.

– Проходи, пожалуйста. Я сейчас закончу.

– Ну, какие впечатления у тебя, Александр Петрович, от беседы с Квасовым остались? Будем под него копать? – спросил Посохин, усаживаясь на один из предназначенных для посетителей стульев.

– Впечатления двойственные, – продолжая возиться с цветами, ответил Карельский. – Ясно, что никаких горьких переживаний по поводу смерти жены он не испытывает, но и особой радости с его стороны я не почувствовал. Какой-то он никакой. Можно сказать, ни рыба ни мясо. Но подобные типы иногда такое отчебучивают, что рецидивисту в голову не придет. Было в моей практике несколько таких аморфных парней. Один, помню, жену с балкона сбросил, а дело представил так, будто она сама упала, когда белье вешала. А впечатление у нас после опроса соседей складывалось такое, что он и мухи не обидит.

– Ну, и что мне делать?

Следователь поставил леечку на подоконник и до конца раскрыл на окне металлические жалюзи.

– Эко тебя наша утопленница зацепила, – сказал он, садясь за стол и доставая из ящика упаковку с салфетками. – Хорошо. Пошерсти окружение этой Квасовой, если тебе так хочется. Проверь быстренько все, что Зинаида Смазнева сказала. Время у нас пока есть. Только не плети Нестерову, что это я тебя подбил на столь глубокие изыскания. Сам выкручивайся, если он спросит, почему ты с этой бабой все еще возишься. А то он мне потом проходу не даст. Мозг выносить он умеет.

Вытерев руки, Карельский бросил использованную салфетку в корзину для бумаг.

– Ладно. – Посохин вздохнул. – Но, в принципе, ты не возражаешь, если я кое-кого более тщательно прощупаю?

– Я пока не против твоей инициативы, Павел Петрович. Мне тоже эти порезы на руках у Квасовой не нравятся. Может, ты и прав, и бизнесменшу нашу подтолкнули под коленочки. Такое вполне возможно. Но с Николаем Квасовым, по-моему, ты несколько перебарщиваешь. Вешать на него убийство?.. Даже не знаю! Честно тебе говорю.

– Александр Петрович, а на кого? Я более подходящего субъекта пока не вижу. Реального субъекта. С явным мотивом.

– Доказать трудно будет. Ты действительно настолько уверен, что найдешь свидетелей или парочку весомых улик?

– Приложу максимум усилий.

– Чтобы упечь Квасова за решетку?

– Зачем утрировать? На моем счету ни одной загубленной души нет. Заявляю ответственно.

– Знаю. Извини. Но не надо все свои усилия направлять исключительно в сторону семьи Квасовых. Бери шире.

– Александр Петрович, признаюсь: стопроцентной уверенности, что это убийство дело рук Николая Квасова, у меня нет. Но, ты же не будешь отрицать, что была у Квасова возможность жену разок другой в речку окунуть? И к тому же с нами он не до конца откровенен. Я же вижу.

– А их дочь Юлия сейчас тебе всю семейную подноготную как на духу выложила?

– Нет, конечно. Но у нее возможности утопить собственную маму не было. Силенки не те.

– Согласен. Лично, может, и не было. А, если кто-то из ее окружения?

– Проверим. Пошлю Жарких в Воронеж.

– Проверка тогда может сильно затянуться. Не исключаешь такой возможности? И твое руководство и мое будут очень недовольны.

– Может и затянуться. Но зачем думать о плохом?

– Не о плохом, а о возможном. Я перед допросом Квасова разговаривал с нашим прокурором. Он настроен на несчастный случай.

– Константин Михайлович креативом никогда не отличался. Всегда только прямо, исключительно по рельсам… И как можно быстрее. Александр Петрович, все возможные бяки я беру на себя.

– Только не надо, прошу прощения, косить под героя телесериала. Ни дать ни взять одинокий рейнджер. Может, еще на лошадь пересядешь? Твоя задача – подготовить мне плацдарм для атаки. Дашь что-нибудь стоящее – за мной не заржавеет.

– Я понимаю, что зацепок пока маловато. Срочно нужна конкретика. Постараюсь что-нибудь нарыть. Рябинникову будешь вызывать?

– Пусть молодая мама едет домой. Займись в первую очередь местными. Кофе со мной выпьешь? А то я еще не завтракал. Есть бутерброды с сыром и колбасой. Ты как?

– От кофия не откажусь. Наливайте, ваше высокоблагородие.

Глава 14

Посохин свернул на обочину и остановил свой «Рено» возле слегка покосившегося забора Ивана Дронова. Подойдя к калитке, майор хотел постучать, но, передумал – вряд ли его услышат – и опустил ладонь на потемневшие от дождя и снега доски. Ржавые петли от толчка взвизгнули. Полицейский шагнул на заросший травой двор, через который к дому вела широкая посыпанная песком дорожка.

«Дизайнерские изыски бедняков», – подумал Посохин с грустью.

– Какая сруля там еще приперлась?! – раздался откуда-то пьяный мужской голос.

– Иван, ты дома? – спросил майор, повысив голос, и, обшаривая глазами двор, двинулся по дорожке к крыльцу.

Из ворот видневшегося в глубине двора сарая вышел, слегка покачиваясь, широкоплечий блондин в темно-синих спортивных трусах и тельняшке без рукавов.

– Ты кто? – уставился крепыш на не спеша идущего к нему Посохина.

– Вань, совсем плохой стал? Не узнаешь?