Спроси у Ясеня [= Причастных убивают дважды]
Шрифт:
Был такой фильм «Бег зайца по полям». Странный его герой все бежит, бежит куда-то, усложняя, запутывая собственную судьбу, наживая все новых и новых врагов. Куда он бежит? Зачем? Ведь все равно убьют. Убьют. Конец один. И разве она сама не такой же жалкий подранок, шарахающийся от выстрелов и собачьего лая? Разве это она охотится на Седого? Может, все-таки Седой на нее?
Конечно, рыжая девочка Таня — не просто заяц, а заяц хищный, зубастый, можно сказать, тяжеловооруженный. Но под любыми латами все равно продолжает биться маленькое живое и очень уязвимое сердечко. А снаряды и бомбы ложатся все ближе, ближе, уносят из жизни самых дорогих людей. Только она стоит посреди кошмара гордо, напружинив мышцы, поводя стволом тяжелого автомата, как супергероиня голливудского боевика.
В минувшую среду она позвонила Дедушке. По самому прямому из всех прямых телефонов. Когда соединяли с этим номером, трубку не брала даже Лаура, даже Корнелио, даже Сиропулос. Отвечал лично Фернандо Базотти или не отвечал никто.
«Какого черта! — подумала Верба. — Я столько лет хожу вокруг да около, словно кота за хвост тяну безумное расследование, пользуясь неограниченными полномочиями, предоставленными мне службой ИКС, а шеф этой самой службы сидит в Майами, знает намного больше всех и загадочно молчит, ожидая, пока я, карабкаясь по отвесной стене днем и ночью без перерывов на еду и сон, ломая ногти, сбивая в кровь колени, пока я наконец залезу на эту вершину и с нее откроется вид на очередную Америку — какого черта?! Это Сергей вносил ужасную путаницу в наши отношения. Теперь все будет проще. Я приду и скажу: „Базотти, или ты рассказываешь мне все, или я больше на тебя не работаю“».
Верба летела в Майами, как восемь лет назад, через Нью-Йорк. Даже погода была такая же: в Новой Англии дождь, во Флориде солнце. Только Ясеня теперь не было. С ней поехали Леша и Марат. Все дела вместе с ключами от кабинета и сейфа на Варшавке она передоверила полковнику Борисову (первая категория причастности), отдельные поручения оставила Катюхе, а о том, куда едет, вообще сообщила лишь Тополю.
— Что случилось? — спросил он.
— Ничего.
— Зачем тогда старика тревожить? Опять решила прошлое ворошить?
Оттого, что он так сразу догадался, Верба вспылила:
— У меня, между прочим, номер второй, а у тебя третий. Первого нет в живых, некому меня контролировать. И перед тобой-то уж я точно отчитываться не обязана.
— Дура, — только и сказал Тополь.
Наверно, и вправду дура.
Дедушка принял ее у себя дома, на новой вилле со странным названием «Фантазма», то есть «Призрак», если по-русски. Дело шло к ночи, и он распорядился подать ужин на двоих в спальню (!), потом отпустил охрану, включая Бенжамино, отпустил Корнелио, Сиропулоса и Лауру. Лешке с Маратом отвели до утра небольшой гостевой флигель. И в огромном доме остались двое — Верба и Дедушка. Это было непривычно и чуточку жутковато.
Спальня Базотти вполне сгодилась бы под казарму для мотострелкового полка средней укомплектованности. Гигантский, три на три, сексодром под балдахином внушал уважение, но не давал ощущения уюта, голубовато-зеленые, словно лесные дали, стены одновременно манили и настораживали, немыслимо узорный паркет из дерева всех оттенков — от лимонно-желтого до бордово-красного и почти черного, ошарашивал, подлинники Джотто, Станционе, Каналетто в огромных тяжелых рамах вписывались в интерьер вполне органично, а вычурная темно-зеленая с золотом бархатная мебель работы мастеров Бог знает какого века вызывала желание к каждому креслу прикрепить табличку с надписью на трех языках: «Руками не трогать!»
Небольшой столик на двоих был накрыт тут же. Верба все еще не могла избавиться от ощущения, что попала в музей. А стол? Ну что ж, где у нас только не было застолья! Музейные работники, скажем, в канун Октябрьских тоже отмечали в трудовом коллективе на рабочем месте. Может, благодаря этой совковой ассоциации, а может, оттого, что настраивалась на разговор в
совсем другой обстановке, Верба, не дожидаясь приглашения, села и отхлебнула из бокала.— О-о! — сказала она непринужденно и по-русски. — Винишко что надо.
Базотти улыбнулся. Стараясь соответствовать, сделал то же самое: сел и пригубил вина. Потом поставил бокал и пристально посмотрел на Вербу.
— Татьяна, дорогая, я давно, очень давно ждал этого момента. Я знал, что ты позвонишь мне и приедешь одна.
Как чисто и правильно он говорил по-русски! Верба почувствовала, что это одна из тайн Дедушки, еще при первом знакомстве с ним. И вот второе знакомство. Да, именно так — второе знакомство.
— Выпьем за эту встречу, — предложил Базотти.
Тоненько-тоненько прозвенел хрусталь под зелеными сводами спальни. Татьяна сделала глоток, другой, третий и поняла, что надо допивать.
— Моя жена Рафаэла умерла семнадцать лег назад, — сообщил Базотти.
Разговор принимал неожиданный оборот, но это обрадовало Вербу: Дедушка редко рассказывал о себе, а сегодня ей нужна была от него как раз предельная откровенность.
— У тебя были женщины все эти годы?
После многолетнего общения по-английски легко, перейдя на русский, говорить человеку «ты». Даже если он — восьмидесятисемилетний старик. Это была часть ее плана — ошарашить Дедушку неуважительным обращением и не совсем приличными вопросами. Базотти воспринял спокойно и то, и другое.
— Много женщин, — сказал он. — Даже очень много, но ни одну из них я не любил.
«Врет, — мелькнула мысль. — Врет, что много. — А потом сразу еще одна: — Интересно, когда мне будет восемьдесят семь, я тоже смогу трахаться, как собака Баскервилей?»
Дедушка смотрел на нее более чем странно, потом разлил вино по бокалам и внезапно сменил тему.
— Извини, — сказал он. — Ты же приехала ко мне по делу, а я, старый дурак, даже не удосужился выслушать мою рыжую девочку. Рассказывай, милая, я буду слушать.
Это был еще один фортель с его стороны. Грустное полотно «Неравный брак» сменилось лубочной картинкой «Внучка в гостях у дедушки». Только не расслабляться! Верба стиснула зубы и в последний раз собралась с мыслями.
— Можно я буду звать тебя просто Фернандо?
— Конечно, можно.
— Ты ведь не дедушка мне. И даже не начальник. Я никогда тебя начальником не считала. Ты был для меня просто авторитет, уважаемый человек, а еще — человек-загадка. Ты очень многого о себе не рассказывал. И о других — тоже. Все это казалось несущественным, пока мы были вместе и делали общее дело. Я прощала тебе таинственное молчание по очень важным для меня вопросам. Но после семнадцатого августа все стало по-другому, Фернандо. Я ждала почти два месяца. Я слушала Тополя и Клена, слушала Кедра. Я слушала Сиропулоса, Кумахиру и тебя. Больше никого не хочу слушать. Потому что устала от вранья и недомолвок. Я должна знать правду. Я должна знать все, что знаешь ты, Фернандо. Не для того, чтобы спасти организацию. Ее спасут (или погубят) другие. Мой святой долг — отомстить. За Машку и за Ясеня. Я знаю, что их убил один и тот же человек. И ты поможешь мне найти его. Иначе…
— Иначе ты убьешь меня прямо сейчас, — неожиданно перебил Базотти.
«Это такая неудачная шутка? Господи! Да в его глазах настоящий страх! Неужели? Зачем мне убивать его? Это же бред, мудизмо! Кажется, так мы выражаемся по-русски на публику, дорогой мой Фернандо?»
— Нет, — сказала Татьяна, — иначе я перестаю работать на тебя и начинаю работать против.
— Хорошо, — вздохнул Дедушка, — что конкретно тебя интересует? Какая правда?
— Пожалуйста, очень конкретно. Кем был полковник Чистяков? Когда и как вы встречались с Андроповым? Кто еще при этом присутствовал? Кто и зачем послал Паоло Ферито в Москву, а потом убил его? Седой? Тогда кто он и где его искать? Кто убил генерала Трофимова? Опять Седой? Кто отдавал приказ Григорьеву давить нас всех, начиная с Ясеня? Еще раз Седой? Но ведь седых на свете слишком много, а волосы можно, как выяснилось, и зеленой краской покрасить. Так кто же девять лет назад послал следить за мною майора танковых войск со шрамом через все лицо?