спящая красавица

«Вот, — сказала она спокойно. Отодвинув мое лицо. Как мать, как мать, взяв его в руки. — Вот так... »

Мы молчали. Я не решался открыть глаза. Я боялся! Я мог увидеть демона! Чудовище! Я слышал далекий рык!.. Далекий, как из сна. Как из воспоминания... Чудовище звало меня! Оно шло по следу...

«Теперь я с ним сделаю все что хочу», — сказала Ольга. Она думала вслух. Будто сомневаясь. Она и так могла с ним сделать все что хочет. С этим глиняным человечком. Как и со мной! Да. Я был глиной. Она не могла меня сломать. Но и не оставляла. Этот рык... Этот далекий сон... Это был не страх! Не лягушка и удав! Нет! Я так давно ждал этого... Этот рык... Я ждал его. И теперь он был ближе. Близко.

Видя кошмары, я просыпался не от страха. Я просыпался от грусти. Мне было тяжело на сердце. Дядя так и говорил: «Не трогай его. Не дергай. Ему тяжело на сердце... » Из благодарности я стягивал с него валенки, когда он заваливался ужинать. Склонив голову, я медленно стягивал их, сначала один, потом другой. Как во сне. Может быть, он чувствовал что-то?

После рыка во сне я весь день молчал. Мне было очень грустно. Я не мог никуда смотреть. Не мог ничего видеть. Наш клен доводил меня до рыданий. Все вокруг было без кожи! Наш дом... Наш ад. Наши мокрые следы на грязной земле... Следы матери. Мои. Дяди. Эти отпечатки приводили меня в неистовство! Я мычал! Я начинал заикаться! Мать даже боялась! Сын-заика!

Это проходило, как хорошая погода. От усталости, от затишья я спал как сурок. В школе на моей парте, на моей половине появлялись женские груди. Щели с кудрями, разрисованные шариковой ручкой. Надписи. Переписка.

Я неделю не был в школе. Вторую. Мать меня не трогала. Она ждала. Ждала, когда я встану. У нее было терпенье! Я чувствовал ее взгляд. Она приходила из своей аптеки и садилась на табуретку. У печки. Я лежал на кровати. Она смотрела на меня, опустив руки. Даже с закрытыми глазами это было видно... Ее лицо и руки. На коленях. Она была как гостья. В нашем доме. Да. В своей жизни... Во всем этом...

В конце концов приходил день, и я вставал. Неожиданно. Она сидела и уходила. По делам. Так это называлось! Что-то надо всегда было делать! Сидеть сложа руки?! Это равнялось смерти! Капитуляция! Она уходила, я еще какое-то время слышал удаляющиеся шаги. Все дальше, в сени, на улицу, все тише и тише. Может быть, я боялся, что она уйдет... Навсегда. Махнет на меня рукой. Вернется, чтоб закрыть мне глаза! И натянуть одеяло! Покрыть мое лицо! Непорядок умершему лежать с непокрытой мордой! Она любила порядок. Да. Она бы меня не оставила так. Поверх земли... Но бывают такие минуты! Такие минуты... Такая смертельная усталость. Она ее знала! Когда просто сидишь, повесив руки! Когда уходишь куда глаза глядят. Оставляя все. Все. И живых, и мертвых. Все...

Вот тогда я и вставал. Я это чувствовал! Никогда не перегибал палку! Ни разу ее не сломал! Еще бы! У меня очко так играло! В такие минуты! Стоило только носом повести! В воздухе что-то носилось... Я это чувствовал. Во мне текла ее кровь. Она могла сделать со мной все... Все что захочет. И она делала это.

Теперь я думаю, была ли у меня своя жизнь? А? То, что называется «своя жизнь»? Я не понимаю вопроса...

***

Я даже в штаны не успел наложить! Ужас. Он ведь тоже требует времени, нет? Стоя совсем близко, наверное, я мог дотянуться до нее... Не сходя с места, стоило только качнуться, но с этой рекой ничего никогда не понятно! Качнешься и рухнешь.

Она лежала, и солнце затопляло ее. Она была так бледна... Из другого мира. Такая бледность. И в этот момент я почувствовал, что нет для меня ничего сильнее, чем это место. Нет места для меня могущественнее, чем этот остров... Как огромный магнит, как вихрь, меня захватил и пригнул к себе этот остров. Солнце взошло и встало...

Мне было так хорошо здесь. Так спокойно.

Я вышел на берег и сел с нею рядом. Близко-близко я видел ее веки, ее лоб и губы. Она была не просто бледна. Она была бледна, как первый снег. Этой тревожной белизной.

Положив подбородок на согнутые колени, я смотрел. Впервые я смотрел на нее без всякого желания, без малейшего шевеления. Это было так неожиданно...

Мне никуда не хотелось. Было так спокойно вокруг. Будто мне дали время. Побыть с ней. Да. Все замерло вокруг, успокоилось.

В эту минуту я вдруг подумал, что с тех пор как она исчезла, я не плакал о ней. Тосковать тосковал, но это была не тоска по умершему. Нет.

Это было по-другому... Как человек, попавший во сне в давно знакомые чудесные места... Я хотел там остаться и просыпался. С чувством потери.

Что я понимал во всем этом? Мои мысли — без языка. Без постоянного света. Только редкие вспышки в черепе.

Я не заметил, как расправилось тело, и я скользнул на спине в ил. Я лег с нею рядом. Лег справа. Так странно, я боялся, а вдруг! Вот кааак прикоснется ко мне! Я лежал, затаив дыхание. Я ждал. Будто вторгся в опасную, незнакомую страну и притих, прислушиваясь к ее жителям. Не знаю, сколько мы так пролежали. Без движения, без вздоха, без единого звука, кроме реки. Так мы были... И уже я перестал ждать и бояться, что вот-вот и она ко мне прикоснется... Может быть, все было бы по-другому, если бы она вдруг дотронулась до меня.

Меня размывало, как глину, как того человечка, которого я украл у цыганенка для Ольги...

Ни единого звука. Мне казалось, я умер. Огромные облака. Высокие и далекие, как горы. Я лежал будто в долине, окруженной гигантскими горами в снегу.

Прабабушка говорила, что Бог живет на небе. «Он там», — показывала она на потолок. И теперь я смотрел на эти могучие облака, властные и задумчивые, и будто по снегу, по снежным вершинам скользил вниз молодой бог на санях. Молодой бог смерти на санях, запряженных парой белых медведей...

Может быть, я даже задремал, не знаю. Прохладные воды ласкали наши тела. Я слышал свое удивительное дыхание. Издалека-издалека. И плеск воды, как пульс реки в виске. Набегает волна, заливает уши, и глохнешь. Отхлынет волна, и ты снова слышишь.

Я напевал. Да. Мне было так спокойно...

Милый мой мой мальчик милый стоя над моей могилой вспомнишь ты меня... Не пройдет и дня Ляжешь ты в меня как в землю падают цветы Не забудешь ты... Смерть — сестра твоя родная милый мальчик мой ты пришел домой...

Я вздрогнул. Сколько раз она напевала ее? Невнятно, да, но я слышал именно это место. Сколько вечеров она, сидя перед зеркалом, смотрела остановившимся взглядом себе в глаза и напевала? А я сидел за ее плечом, неподвижно, забыв, как дышать, как загипнотизированная морская свинка, смотрел смотрел смотрел смотрел...

Я встал на колени и смотрел на нее. Уже другую. Такую одиноко красивую и равнодушную. Ее белое платье и травы... Травы как волосы. Они развевались, качались, замирали, плыли. У меня голова закружилась. Мы с ней будто летели. Нас кто-то нес на спине... Кто-то, чьи волосы вот здесь развевались. Ее белое платье и бедра. Матовые бедра. И белое-белое, как новое, платье...