SQUAD. Час Пса

– Такая глушь – и такие шляпки! – Вырвалось у Простаты. – Это что, мля, за мутант?

Майор посмотрел на журналистов, словно искал у них поддержки.

Мощный силуэт, перемещаясь рваными прыжками, – в замедленной демонстрации казалось, будто он парит в невесомости, – исчез за углом. Чтобы объявиться в другом ракурсе: уже с бензопилой-болгаркой. Легко, как пушинку, он играючи держал тяжелый инструмент одной рукой.

Показались собаки. Они по-волчьи, ровно и деловито, шли вереницей, одна за другой. Индейская цепочка, честное слово! Огромный человек, возглавлявший безмолвное шествие, присел и стал вскрывать металлическое полотно. Легко отогнул его, словно крышку на собачьих консервах, пропустил одного за другим псов на участок, как будто скомандовал им, затем пролез в дыру и сам.

– Странно все это! – Прокомментировал картинку Распоров. – Насколько знаю, собаки, конечно, если они не терьеры и не таксы, не любят разных там нор, узких лазов, ходов. Такой здоровенный волкодав предпочтет перепрыгнуть через ограду, обойти забор, а эти послушно в дыру лезут строем, как солдаты.

На записи предводитель собак на мгновение обернулся, проверяя, нет ли случаем кого-то сзади. И тут… Видимо, запнулся на миг ветер, замерли ветки и перестали загораживать тусклый свет фонарей со столбов. И тогда собравшиеся у монитора рассмотрели его… нет, не лицо! Кадр по просьбе Гоши замер, и они увидели… широкую и лобастую, лохматую собачью морду.

– Какой, мля, гоблин! Амбал! – Восхитился Простата. – Ни хрена себе полтергейст… Сто пудов, снежный человек! Собачий король! Двадцать лет пашу в розыске, но такого у меня, мля, еще не было.

Воцарилась тишина. Никто не знал, как реагировать, настолько увиденное казалось нереальным.

– Значит так, все слушают сюда, – первым очнулся Простата, обратившийся к присутствующим. – Вы, мля, ничего не видели. Тот, кто протечёт, будет моим личным врагом. Пусть тогда пеняет на себя. Поняли? А запись мы, мля, забираем. Слышишь, Морковин, жизнью ментовской за нее отвечаешь. Запрёшь в сейфе, ключ мне отдашь! Лично! Понял?

– Так точно, понял, товарищ майор! – Вытянулся во фрунт старательный лейтенант.

Когда друзья выезжали на казенной машине из СНТ на дорогу к Завейску, Гоша увидел у кювета собаку без ошейника. Она стояла как вкопанная и с интересом наблюдала за ними. Так, во всяком случае, Распорову показалось.

Возвращались молча. Никто из друзей-репортеров не решался комментировать увиденное. На самом подъезде к редакции у Торцева зазвонил телефон. Это был Простаков. Толян включил громкую связь.

– Мать твою, звезда в шоке! – Майор был сам не свой. – Не знаю, как начальству про этого, мля, неандертала докладывать… Предлагаю пока молчать обо всем, что мы видели. Иначе нас или в дурку определят, или в вытрезвитель сошлют. Будем считать, мля, это решение единогласным.

Торцев вопросительно взглянул на Гошу. Тот понимающе согласился.

– Ладно. Так и поступим.

* * *

На проходной в «Сенсациях» Гошу ждал сверток. Он разорвал упаковочную бумагу. Видеокассета VHS не новая, конца годов девяностых, не фирменная. На грубо сработанной наклейке Распоров прочел: «Американский оборотень в Париже. Режиссер: Энтони Уоллер». Слабенький, банальный ужастик, Гоша где-то о нём слышал.

– Откуда это? Кто принес? – Спросил Распоров у охранника.

– Да бомжара какой-то! Грязный как чёрт… С ним еще собачка была, маленькая такая. Вас искал… Но, вы не волнуйтесь, я их дальше проходной не пустил.

Гоша возвращался из редакции на автобусе, рассматривал скудные пейзажи за окном, а сам перебирал в памяти города, в которых когда-то бывал. В башке крутилась старая советская песенка.

Города, где я бывал,

По которым тосковал

Мне знакомы от стен и до крыш.

Снятся людям иногда

Их родные города -

Кому Москва, кому Париж…

Мы любим города, когда они любят нас. Если в них есть те, кто нас ждет. Любить нас – не обязательно, ждать – куда важнее.

Распорову подоспело крепко за пятьдесят. Что в балансе?

Жены сейчас уже нет, детей – еще нет, да и вряд ли они, учитывая затянувшееся отсутствие партнерши, появятся. Вся жизнь – профессионально она началась в семнадцать лет, даже раньше – прошла в газетных дежурствах, в редакциях и в типографиях, в летучках и в планерках, в командировках по стране и во всевозможных творческих упражнениях, поначалу на клавишах пишущей машинки, а потом – компьютера, ноутбука, айпода. Да, были у него когда-то полтора десятка собкоровских лет за границей, но, кроме престижных знакомств, литературных премий и журналистского опыта, существенного следа в душе они не прочертили. Правда, остались его книги, передачи на радио и на телевидении. Сохранилась и яркая память о прекрасных городах, где он жил и писал, где ждал любви и порой любил.

Париж, Рим, Аннеси, Флоренция, Барселона…

Завейску по многим причинам было бесконечно далеко до этого звездного ряда. Но после встречи с Торцевым и причаливания к редакции «Сенсаций» у Гоши появилось робкое предчувствие того, что этот город скоро перестанет быть для него чужим. Тем более что здесь располагалась скромная квартира дяди, полная всяческих тайн, сюрпризов и откровений.

Вернувшись в дом, который он все явственнее ощущал своим, Гоша открыл прихваченную по пути из «Сенсаций» банку родного «Жигулевского» и решил оживить дядин «видик», спрятавшийся на тумбочке под пузатым кинескопным телевизором. Судя по жирному слою пыли, этим агрегатом каменного века электроники давно не пользовались. Однако аппарат, благодарный за то, что ему, наконец, оказали запоздалое внимание, заработал. Пожужжал, прокашлялся и закрутил картинки, зафурычил звук. Эх, жизнь моя – кинематограф!

Гоша вставил кассету VHS, которая важно и медленно заглотнулась квакнувшим видеомагнитофоном. «Американский оборотень в Париже» (какое же дебильное название!). Ведь тот, кто этот голливудский «шедевр» ему прислал, наверняка преследовал некую цель… Однако никаких мыслей на сей предмет у Распорова никак не рождалось. Фильм – такие американские критики обычно причисляют к доступной чернокожим тинейджерам категории С – оригинальностью не отличался.

Юный симпатичный американский турист, судя по его чернявости, итальянец по корням, но при этом полный идиот в стиле «Америка – превыше всего», попадает летом в Париж. Отчаянный экстремал, он забирается глубокой ночью на Эйфелеву башню, чтобы побить рекорд в банджи-джампинге: сигануть с Небесной пастушки на резиновом канате. И тут – роковая встреча в стиле третьесортного Голливуда: одновременно с американцем-прыгуном на верхнем этаже башни появляется мистическая блондинка на высоких каблуках. Она деловито собирается послать всех далеко-далеко и кончить жизнь самоубийством, бросившись рыбкой из поднебесья вниз головой, но героический янки в последний момент спасает истеричную француженку. Девица, которую американский супермен с резинкой на поясе в благородном порыве ловит чуть ли не за пятку в метре от лужайки Марсова поля, благополучно смывается, оставляя в руках благодетеля лишь свою изящную туфельку.

Золушка с её средневековой романтической «жестью» и рядом не пребывает! Блондинка-зажигалка оказывается «лу-гару» – французским волком-оборотнем. Дальше все, как полагается: американец, наконец, находит беглянку, оказавшуюся процедурной медсестрой в большом госпитале (там-то эта убийца в белом халате и сосёт, как паук, кровь своих беспечных клиентов). А потом – альковная страсть под шампанское с легкомысленной мадмуазель. В порыве страсти ее случайный укус, следом происходит превращение наивного и влюбчивого американца в волосатого монстра, жадно пожирающего примитивных парижан…

Гоша допил теплое, прогорклое пиво и выругался в сердцах. Идиотизм! Приспичило же какому-то кретину прислать мне этот бред собачий!

В расстроенных чувствах – все-таки битый час на эту хрень ухлопал! – Распоров сел рассматривать дядину подшивку. Всё подряд, согласно подсказкам закладок. Старые «думки» дяди Сени были куда интереснее и содержательнее хищных похождений американского вурдалака на берегах мутной Сены.

«Передвижение в Храме происходит только под знаком «К Порядку» и посолонь. – Это была вырезка из заумного, витиеватого ритуала. – Все передвижения в Храме производятся только с разрешения Трижды Могучего Великого Мастера и только в сопровождении Обрядоначальника… Знак «К Порядку и Восхищению…»