Сражения выигранные и проигранные. Новый взгляд на крупные военные кампании Второй мировой войны

Это был смелый, но очень рискованный план. Самолеты немецких ВВС кружили в небе, чтобы помешать его осуществлению.

К утру среды 28 мая Фрейберг со всем, что осталось от его штаба, переправился через горы в Сфакион и с помощью частично сохранившейся системы связи, единственным оставшимся авиационным радиопередатчиком, работая в пещере, пытался организовать порядок эвакуации. Доклад Фрейберга был полон отчаяния: лишь 2 000 человек с тремя пушками, 140 артиллерийскими снарядами и тремя легкими танками, пригодными для боя, – это было все, что могло оказывать сопротивление в ночь с 31 мая на 1 июня.

За Фрейбергом на этой гористой, забрызганной кровью Виа Долороса, которая петляла в глубоких лощинах и ущельях, поднимаясь в горы и опускаясь вниз, проходя мимо плато Аскифоу, называемого «блюдцем», и над острыми хребтами двигалась нескончаемая колонна побежденных, частично еще сохраняя присутствие духа. Кое – кто еще пел песню отступающих, неукротимую военную австралийскую «Танцующую Матильду». Но немногие. Солнце блистало, дневная жара становилась невыносимой. Кому – то не хватало воздуха, горло пересыхало без воды.

Большинство людей научились взбираться по горам ночью, когда было не так жарко и когда их не могли достать немецкие самолеты. Но были и такие, кто в отчаянии от страха плена бросал вызов солнцу и бомбам. Капитан Питер Масинтайр, новозеландский военный художник, позже написал: «Насколько мог видеть человек, длинная беспорядочная череда людей устало тащилась вверх по горам и вдоль всего пути лежали изможденные люди. Потом стали кружить самолеты, мы покинули дорогу и стали взбираться со дна ущелья, где скалы и деревья являлись неким укрытием. Сплошная бесконечная вереница поднималась все выше и выше; одни спали или отдыхали прямо на тропе, а другие переступали через них и шли дальше.

Иногда со скалы внизу можно было видеть разбитые военные грузовики, сброшенные под откос с дороги при нападении бомбардировщиков…

Горная тропа поднималась все выше и выше. Казалось, что ноги налиты свинцом и люди с трудом тащились в бессознательной коме, ощущая лишь боль в ногах и в ссадинах, набитых ружьями на бедрах. Пот бежал по лицу и разъедал растрескавшиеся губы. Иногда откуда – то снизу доносилась чья – нибудь горькая реплика… Вереница людей двигалась все выше и выше, а затем появлялись самолеты, и колонна цвета хаки растворялась между скал. Грохот бомб эхом отражался в горах. Огромные клубы дыма и пыли поднимались над дорогой.

Жажда, инстинкт выживания, кажется, приходят на помощь человеку в самый необходимый момент и становятся основной мыслью и движущей силой» [106].

Желание жить, концентрация немецких воздушных и сухопутных сил против Ираклиона и Ретимнона и Королевские военно – морские силы способствовали побегу многих защитников Малама и Суды.

Немцы просчитались. Немецкое командование знало, что путь в Сфакион заканчивался над высокими утесами южного побережья; они не верили, что британцы попытаются эвакуироваться из такого труднодоступного места. Крупные немецкие силы были направлены на восток вдоль северного побережья в направлении Ретимнона; только 1–й горно – пехотный полк и небольшое число приданных ему солдат двинулись через горы в направлении Сфакиона [107].

За длинной колонной отставших от своих частей солдат, командос, австралийские и новозеландские солдаты, наталкиваясь друг на друга, возводили дорожные преграды, сдерживали быстро карабкавшихся немцев, вступая с ними в короткие перестрелки.

Немецкие горные пехотинцы, несмотря на то что их было мало, упорно шли по пятам, карабкаясь по скалистым откосам, козьим тропам и спускаясь в ущелья, постоянно обходя с фланга британский арьергард.

«В своей тяжелой форме солдатам горной пехоты приходилось днями терпеть обжигающую жару, когда температура доходила до 130 градусов по Фаренгейту, а ночами на высоте, достигавшей 7 000 футов, горный воздух был таким холодным, что они не могли спать» [108].

В ту первую ночь с 28–го на 29 мая четыре эсминца «Напьер», «Низам», «Кельвин» и «Кандагар» забрали более 1 000 человек из Сфакиона, около 230 из них были ранены. Дело шло очень медленно; корабельных шлюпок слишком мало, а отчаявшиеся люди, которых не включили в состав эвакуируемых, пытались силой пробраться на шлюпки. В ту первую же ночь эсминцы со своим человеческим грузом отправились с южного побережья сражающегося острова, но за собой они оставили развороченный муравейник взбудораженных сражающихся людей, карабкающихся по козьим тропам последние две мили своего ужасного путешествия, поскальзываясь, спотыкаясь, падая с 500–футовых утесов к берегу моря.

В ту самую ночь морские силы итальянцев с Родоса высадились, не встретив сопротивления, на северном побережье Крита близ восточного края острова, но слишком поздно, чтобы сыграть заметную роль в истории. А несколько итальянских торпедных катеров, направившихся в Суда – Бэй 28 мая, обнаружили празднующих победу немцев.

Военно – морские силы Великобритании в ту ночь с 28–го на 29 мая сконцентрировали свои основные усилия на Ираклионе, где осажденные силы бригадира Б.Х. Чэппела до конца пытались цепляться за свою позицию на взлетно – посадочной полосе. Немцы 28 мая сбросили дополнительные людские силы и запасы около Ираклиона. Полоса простреливалась насквозь; тем не менее два «Харрикейна» из Египта сделали посадку для дозаправки; один получил повреждение при взлете. Но было ясно, что отважная оборона Ираклиона завершалась. Из Александрии на рассвете отправились крейсеры «Аякс», «Орион» и «Дидо» и эсминцы «Хотспер», «Декой», «Кимберли», «Хиэруорд», «Джэкл» и «Империал», чтобы преодолеть пролив Касос и бросить вызов кружащим самолетам люфтваффе, забрав 4 000 человек.

Чтобы собраться в Ираклионе в темные часы, корабли должны были достичь Касос засветло; с 17 часов до самого захода солнца прилетали бомбардировщики. «Империал» содрогнулся от упавшей рядом бомбы, но казалось, повреждений не получил; «Аякс» был поврежден и получил приказ вернуться в Александрию. Но остальные пробились и зашли в гавань Ираклиона в 11:30, а через три с половиной часа забрали 4 000 человек.

«Город представлял собой смрадное место из разлагающихся трупов, развалин, разбомбленных домов. Дороги были разбитыми, по ним текла вода из труб водоснабжения, голодные собаки копались среди трупов. Стоял запах серы, удушливого пожара и грязи от поврежденных канализационных труб», – писал капитан Томлинсон [109]. Это был вагнеровский финал. Позади остались мертвые и раненые и покинутый арьергард. Но теперь пришло время испытаний.

Корабли вышли из Ираклиона в 3 часа утра и шли со скоростью 29 узлов. Еще стояла полная темнота. Тремя четвертями часа позже рулевой механизм «Империала» внезапно заклинило. Времени на раздумья не было. Командующий адмирал Роулингс приказал солдатам и команде перебраться с «Империала» на «Хотспер»; «Империал» был покинут и затоплен. Часом позже «Хотспер» с 900 пассажирами на борту присоединился к основной флотилии, но солнце уже поднималось и почти совсем рассвело, когда эскадра с полуторачасовым опозданием вошла в опасный пролив Касос.

«Юнкерсы» были безжалостны; как ястребы, они бросались и падали на умирающую добычу, сгрудившиеся под ними корабли. «Хиэруорд» стал первым. В него угодила бомба, и он потерял ход. Роулингс проявил стальной характер; флотилия шла дальше – интересы многих взяли верх над жизнями немногих. «Хиэруорд», когда его видели в последний раз, медленно карабкался в направлении критских берегов, в пяти милях от них, а все его орудия стреляли в небо. Он погибал под безоблачным небом, но большинство его экипажа добрались до берега, где попали в плен или были подобраны итальянскими торпедными катерами и другими судами, которые по иронии судьбы прикрывали 28 мая первую морскую высадку итальянских солдат в самой восточной точке Крита.